Запретный плод - Джонсон Сьюзен (мир книг TXT) 📗

— Ты любишь свою мать?

— Да, — просто сказал он, — она будет обожать тебя.

Острая ревность пронзила ее.

— Ты всех своих женщин знакомишь с матерью?

— Ты будешь первой.

Она с подозрением отнеслась к его быстрому ответу. Для де Века с его жизненным опытом это «Ты будешь первой» звучало не очень убедительно.

— Не надо щадить меня, я вполне трезво смотрю на жизнь.

— Иногда, Дейзи, дорогая, слишком трезво. Раз я сказал, что «Ты будешь первой» — значит, так оно и есть. Мне нет смысла лгать.

— Только не говори мне, что ты всегда правдив в своих… — досадуя на его опыт с женщинами, она подыскивала более подходящие слова, — в своих дружественных контактах с женщинами.

Она погрузилась глубже в воду, ее темные волосы плавали по поверхности воды, и с упреком взглянула на него.

— Я не всегда вежлив, но всегда честен с ними, любимая.

Он был просто очарователен. Как она страстно желала его! Он был так красив, лениво развалившийся на простом деревянном стуле, одетый в белую рубашку с открытым воротом и бежевые брюки, закатанные чуть ниже колен. Тяжелые веки прикрывали чарующие глаза, а смуглую кожу оттеняла светлая одежда. Он был мучительно хорош собой. Дейзи вдруг подумала, что он мог бы помочь ей купаться, по меньшей мере, подойти и поцеловать, и она поймала себя на том, что желает ощущать его внутри себя. Если он держится на расстоянии преднамеренно, то как часто он играл в эту игру, сколько раз сидел и ждал, когда женщина сама подойдет к нему? Интересно, она чемнибудь отличается для него от всех других? Заметил ли он, как она возбуждена?

— Подойди ко мне, — позвала она, проверяя свою власть над ним.

— Ты закончила? — мягко спросил Этьен, игнорируя ее реплику.

— Да, закончила, — ответила она, думая о своей неудовлетворенной страсти. — Подойди и поцелуй меня.

— Я принесу полотенце. — Ему вовсе не хотелось намокнуть.

Дейзи вдруг поднялась из ванны, как возрожденная Афродита, в скользком, опьяняющем приглашении. Вода радужно струилась по ее телу, волосы черным каскадом ниспадали вниз, как шелковая река, влажный треугольник между бедрами темнел вечерними сумерками. Она коснулась себя изящным жестом, как бы приглашая и ожидая его. Но он только протянул руки, чтобы обернуть ее большим белым полотенцем, которое снял с кровати.

— Мы можем поесть позже, — слегка охрипшим голосом предложила она, сбрасывая полотенце на пол и наблюдая, как его глаза скользят по ее стройной фигуре. Она поражалась необъяснимым тайнам собственной души, которые властно влекли заниматься любовью с этим человеком в любое время, она желала видеть его каждое мгновение, думала о нем каждое мгновение.

— Пойдем в сад, — мягко предложил герцог.

— Разве ты не хочешь меня? Она была скорее прямолинейна, чем похотлива, стоя перед ним нагая, словно рабыня на невольничьем рынке. Глубоко вздохнув, он медленно кивнул.

— Хочу…

С уверенностью Евы она потянулась к пуговицам на его рубашке. У нее возникло желание, и она хотела вызвать в нем ответ на зов своей разгоряченной крови. И когда он, нежно сжав, остановил ее руку, прежде чем ее пальцы успели расстегнуть пуговицу из слоновой кости, в ее глазах застыл немой укор.

— Я надеюсь, что это не повлияет на мой имидж распутника, — усмехнулся де Век, — но я пообещал Габриэль, моей кухарке, — добавил он, заметив, что она недоуменно нахмурилась, — что мы будем обедать в три.

Он осторожно и нежно поцеловал ее руку.

— Франсуа напомнил, что она готовит заливного лосося. И вообще она и Франсуа заботятся обо мне здесь с давних времен.

— Давай называть вещи своими именами: заливной лосось Габриэль предпочтительнее, чем любовь со мной. Если бы она не улыбнулась, он ответил бы ей иначе.

— Скажем так, я более уверен в твоей способности ждать, чем в подобной способности заливного лосося… — и добавил, широко улыбаясь и обхватив ее руками: — Если ты рассердишься на меня, я знаю два или три способа, как укротить твой гнев.

Они стояли так близко, что дыхание их сливалось.

— Другими словами, Габриэль неподвластна твоим чарам?

— Чтото вроде этого.

— Ты, я вижу, не сомневался, что я подожду, — ее голос снизился до контральто, глаза лукаво блестели. — Что ж, вознаградишь меня позже.

— Непременно, ваша честь, — усмехнулся он, — после того как отдадим должное заливному лососю, я полностью в вашем распоряжении.

— Полностью? — это слово рождало в ней массу смелых фантазий. Он улыбнулся.

— Абсолютно.

После того как он дал ей одну из своих рубашек, чтобы переодеться, и сказал, что она может чувствовать себя свободно, так как дом совершенно пуст, они рука об руку спустились по лестнице. Дейзи, одетая в широкую для нее мужскую рубашку, чувствовала себя так, как будто она в национальном платье в летнем лагере абсароки. Ноги были открыты, как в те летние дни безграничной свободы.

Герцог вывел ее через главный вход, и они пошли по травяному газону мимо прохладных папоротников и плакучих ив, склонившихся к реке. Лесной мир открылся перед ними во всей своей зеленой, пятнистой красе. Летний павильон, помещенный среди высоких ив, был удачно расположен на поляне необыкновенной красоты. Легкая постройка, крытая соломой, сулила прохладу даже в самые жаркие дни.

— Как замечательно!-воскликнула Дейзи. Павильон был похож на иллюстрацию к сказке.

— Ты не показывал мне его в прошлый раз.

— Мне принадлежит пять миль вниз по реке, — уклончиво ответил Этьен. — Это одна из моих игрушек.

— Имеются и другие?

Она никогда не думала о нем как о чудаке, поскольку вся его жизнь, в ее понимании, проходила в предсказуемой аристократической манере.

— Есть немного, — скромно ответил он, думая о том, как будут светиться ее глаза, когда он покажет ей монгольскую юрту, поставленную на холме у излучины Сены.

Именно в этот момент на лесной дорожке бесшумно появился Франсуа с большим серебряным подносом. Проводив Дейзи в павильон, герцог усадил ее на плетеный диван, обложенный пышными ткаными подушками темнофиолетового цвета, и предложил шампанское. Бутылка стояла на льду в серебряном ведерке. Усевшись на подлокотник дивана, на котором сидела Дейзи, Этьен наблюдал, как Франсуа сервировал обед на столе, покрытом льняной скатертью. Когда стол был накрыт, герцог, вежливо поблагодарив, отпустил слугу.

— Слушаюсь, господин. Полотенца на пристани возле лодочной станции.

— А шампанское там есть?

— Да, господин.

— Передайте Габриэль, что я пришлю игрушки для ваших внуков. Мой менеджер обещал это сделать завтра.

Франсуа, покрестьянски приложив руку к сердцу, поклонился.

— Благодарю вас, хозяин. Габриэль будет очень довольна, — сказал он человеку, которого знал как барона Фермонд.

— Как давно они у тебя работают? — спросила Дейзи, когда Франсуа скрылся в ивовой роще.

— Они часть моей собственности. Их семья была тогда молода. Должно быть, это было лет двадцать назад.

Он приложил усилие, чтобы ответ его прозвучал как бы между прочим. Он отлично помнил день, когда купил Кольсек, сразу же после того, как Изабель, родив близнецов, заявила, что больше не собирается делить с ним постель. В этот самый день он велел своему поверенному подыскать чтонибудь недалеко от Парижа. Неделей позже был куплен Кольсек. Последнее время он часто приезжал сюда, когда светское окружение становилось невыносимым и ему нужна была передышка.

— Они боялись, что я выгоню их и привезу свою прислугу, но мне нужно было уединение, и я хотел, чтобы слуги не имели никакого отношения к Парижу. Их дети тоже работают на меня — и в деревне, и здесь. Младший возглавляет библиотеку в деревне.

Дейзи вопросительно подняла бровь. Французские крестьяне редко становились библиотекарями, а маленькая деревня, имеющая библиотеку, была вообще исключением.

— Твои соплеменники — не единственные представители рода человечества, кому знакомо милосердие.

— Ты удивляешь меня, — обрадованно воскликнула Дейзи. — Я думала, что твое милосердие сводится к драгоценным подаркам роскошным дамам.