Похититель моего сердца - Валентино Донна (библиотека электронных книг TXT) 📗
Джиллиан сдернула с вешалки шаль, закуталась в нее и быстро пошла по коридору в переднюю. Ложась спать, она заплела волосы в длинную свободную косу, которая теперь мешала ей под шалью, и ей пришлось протянуть руку и освободить волосы. Перекинув косу через плечо, Джиллиан заметила, что конец ее расплелся, но заплетать заново не стала, ей надо было спасать мамино кресло.
Она приготовила сотни, тысячи гневных слов, которые собиралась обрушить на Камерона Смита… Но все они исчезли, как только она на него взглянула.
Камерон сидел, наклонившись, прижимая руку к бедру; волосы его висели мокрыми прядями, прилипнув ко лбу и закрывая лицо. Джиллиан решила бы, что он крайне изнурен, если бы не была уверена, что он пьян, как матрос в порту.
У него хватило благоразумия, перед тем как сесть, накрыть кресло вязаным покрывалом, чтобы не испортить бархатную обивку своей мокрой и грязной одеждой.
Душа Джиллиан слегка смягчилась при виде аккуратно постеленного покрывала.
– Вы наследили грязными ботинками на полу, – сказала она намного мягче, чем собиралась.
Камерон поднял голову с таким трудом, как будто она весила не меньше мешка муки, и мрачно взглянул на Джиллиан. Увидев его лицо, она прижала руку к губам, чтобы не вскрикнуть. Боль исказила его черты, глаза потемнели и превратились в бездонные омуты. Над правым глазом зияла глубокая рана, и струйка крови стекала по щеке. На челюсти темнел желтовато-фиолетовый синяк.
– На вас напали, – прошептала она. – О Господи, вы ранены!
Он взглянул на нее удивленно, как будто никого давным-давно не беспокоило, ранен он или нет. Потом на губах у него промелькнула улыбка и тут же сменилась гримасой боли. По этой улыбке Джиллиан догадалась, что если на него и напали, то первым удар нанес Камерон.
– Вам не следовало вставать с постели. – Голос его звучал непривычно хрипло: не было никакого сомнения, что один-два удара пришлись по горлу.
– Да что с вами?
– Ничего особенного.
– Похоже, из вас выпустили пинту крови, если не больше. Определенно что-то произошло.
– Просто я надавал пинков одному тупоголовому ослу, который не понимает слов и не усваивает полученных уроков.
Джиллиан раздражало, как небрежно он отмахнулся от ее беспокойства.
– Вы кого-то убили?
Камерон застыл, как человек, которому нанесли последний, смертельный, удар. Вряд ли это было вызвано тем, что она высказала свое подозрение – ведь в таком случае… в таком случае ему небезразлично ее мнение.
– Я никого не убивал, – наконец произнес он. – Просто кое-кому напомнил, что не потерплю гадостей в адрес человека, которым я восхищаюсь и которого уважаю…
– Так это тот, другой, затеял драку? – Джиллиан терзало любопытство: кто же пользуется столь безграничным восхищением и уважением Камерона?
– Да, он толкнул меня пару раз, – заявил Камерон небрежно, как будто не принимая всерьез рост и силу человека, который способен это сделать.
– Ну, значит, вы упали на голову, потому что других серьезных повреждений нет. По-моему, лечение вам не требуется.
– Неужели вы собирались меня лечить, Джиллиан?
Вероятно, хрипота придала его голосу глубокий тембр, из-за которого ее имя прозвучало как ласка.
– А вы позволите женщине осмотреть ваши раны? – Она сама не знала, почему с таким ехидством бросила ему эти слова.
– Я виноват во многом, но не в том, что преуменьшал ваши способности. Это вы их недооцениваете. Спокойной ночи, мисс Боуэн. – Камерон закрыл глаза и устало откинулся на спинку кресла.
Он отсылал ее с ее собственной кухни! Джиллиан почувствовала жгучее желание защититься, но от кого? От человека, который доверял ей больше, чем она сама доверяла себе?
Камерон провел рукой по лицу, и она увидела свежие царапины у него на костяшках пальцев. Между большим и указательным пальцами на коже горел кровавый полукруг.
– Вас кто-то укусил, – сказала она, охваченная ужасом от этого зрелища, – позвольте мне посмотреть.
– Я сам в состоянии себя перевязать – уж этому-то меня научили.
Джиллиан решила подождать, пока останется одна, и тогда попытаться понять, почему Камерон так недоволен отсутствием у себя медицинских познаний. Казалось, роль врача тяготила его душу, но его слова, его тон говорили об обратном.
– Человеческие укусы часто вызывают последствия, которые не лечат ни горячие компрессы, ни припарки из трав. Надо действовать быстро, чтобы предупредить заражение.
Когда она согнула его пальцы, Камерон снова вздрогнул.
– Джиллиан, у меня все болит с головы до пят, и я не обещаю, что смогу удержать себя в руках, если вы сейчас начнете меня дергать.
Ей показалось, что он хотел напугать ее: весь в крови, свирепый взгляд, да еще предупредил, что у него почти не осталось терпения. Однако она не чувствовала страха: в ней жила глубокая уверенность, что Камерон Смит никогда не причинит ей боль.
– Хорошо, вам сейчас больно, вы подождете до завтра, а завтра не сможете шевельнуть рукой, если я сегодня ее как следует не обработаю. – У Джиллиан не было времени на то, чтобы устроить словесную взбучку человеку, так невысоко оценивающему ее способности. – Пересядьте на пол – я не хочу, чтобы вы испачкали кровью кресло моей матери!
– Оно очень старое, – сказал он с усталым вздохом, – и не такое красивое, как остальная мебель. Я набросил на него покрывало, и я ничего не испорчу, если буду сидеть здесь.
– Это самая ценная вещь, которую мы привезли из Лондона. Мне было всего шесть лет, когда мама… умерла, и я почти не помню, как она выглядела; но иногда, когда я смотрю на это кресло, вижу мимолетный образ мамы, склонившейся над рукоделием.
Джиллиан не знала, почему так много сказала этому невеже, разве что после разговора с отцом она почувствовала, как мама была близка ей духовно. А может быть, она немного подобрела к Камерону из-за того, что он позаботился накинуть покрывало, хотя и не знал, как дорого ей это кресло.
Сердце Джиллиан дрогнуло, когда Камерон неуклюже поднялся. Она вдруг поняла, какое удовольствие ей доставляло наблюдать за ним, любоваться его гибким, прекрасно сложенным телом, без усилий выполнявшим все, что от него требовалось. Даже в том, как он осторожно, с тихим стоном устроился на полу, было немало природной грации.
Джиллиан отправилась в кладовую за целебной мазью. Она быстро оглядела полки, стараясь не смотреть на пустое место на полу, где Камерон расстелет свой тюфяк на оставшуюся часть ночи. Твердое, крепкое дерево; даже слой шерстяных одеял не сможет сделать его удобным ложем для избитых мышц. Что ж, он сам виноват – отказался от удобной мягкой перины наверху ради того, чтобы спать здесь, на полу, и держать их с отцом под постоянным наблюдением. Разумеется, Джиллиан не поддалась глупому порыву побежать наверх и принести ему перину: пол по крайней мере сухой, убеждала она себя, и это лучше, чем ночевать на улице под дождем, где было его настоящее место.
Вернувшись на кухню, Джиллиан взяла небольшую миску и тряпицу. У огня стояло ведро воды для умывания и быстрого приготовления горячего напитка. Она опустилась на колени у камина, рядом с тем местом, где расположился Камерон, наклонила ведро и налила в миску немного воды, потом намочила тряпицу в теплой воде и… замерла в нерешительности.
– Вы боитесь ко мне прикасаться, – усмехнулся он.
– Глупости. – Она дрожала, произнося это слово. Конечно, она дотронется до него, когда будет, наклонившись над ним, осторожно промывать и обеззараживать его рану над глазом или когда возьмет его раненую руку, и будет смывать с нее заразу. Вот только Джиллиан не понимала, почему эта мысль приводила ее в такое волнение. – Я должна дотрагиваться до всех, кого мы лечим!
– Вы всегда стараетесь держаться так, чтобы даже край вашего платья не коснулся моих сапог.
– Это не означает, что я боюсь к вам прикасаться, – пояснила Джиллиан, – я просто не хочу.
Это была ложь. Когда она произносила эти слова, пальцы ее покалывало от желания погладить кожу Камерона, убедиться, что у него нет скрытых ран. Эта потребность шла из глубины ее женской сущности, а не от той ее части, которая начинала действовать, когда Джиллиан выступала в роли врача.
