Невеста оборотня - Билл Альфред (читать книги онлайн бесплатно полностью без .txt) 📗
Мосье выглядел повесой, но повесой отнюдь не потрепанным страстями, повесой с приливающей к лицу кровью, с живыми искрящимися глазами и с крошечными капельками пота над верхней губой. Если бы эсквайр Киллиан не заполнил паузу общепринятыми поздравлениями, я сомневаюсь, удалось ли бы мне сыграть предназначенную мне в этой сцене роль. Слова француза были ножом, поворачивающимся в ране, а иронические полутона в его голосе дали мне ясно понять, что он в полной мере получил наслаждение от боли каждого из нанесенных мне ударов.
— Ваша восхитительная кузина будет, конечно, рада узнать о том, что вы намерены принять такое близкое участие в ее свадьбе, — пожимая мою руку, сказал он мне на прощание.
Эсквайр Киллиан проследовал за ним к двери, но около порога обернулся ко мне и бросил через плечо свои последние слова:
— Я сообщу вам о состоянии ваших дел через день или два, м-р Фарриер.
Было ли безразличие мосье де Сен-Лаупа его обычной манерой поведения, или он, как я почувствовал, все же понял скрытый смысл услышанных им слов?…
Глава 12
НАДИР
Линия моей судьбы клонилась «все ниже» и ниже, но никогда еще мои надежды, моя отвага и мое мужество не были такими готовыми к резкой перемене к худшему, как в последующие несколько дней. Слабость в теле делала меня жалким и беспомощным, а созерцание бесполезности моей правой руки вызывало у меня приступы депрессии, вывести из которой меня не могли даже мои постоянные размышления о спрятанных деньгах старого Пита.
«Я сообщу вам о состоянии ваших дел через день или два, м-р Фарриер», — обещал мне на прощание эсквайр Киллиан. И таким уверенным был его тон, что он оказался способен воодушевить меня на некоторое время. Если бы он нашел завещание старого скряги и припрятанные им сокровища, то тогда все наши тревоги нашли бы свой конец, положение фирмы моего дяди упрочилось бы запасом в сто тысяч долларов звонкой монетой, и Фелиция стала бы вольна подарить свою красоту тому, кого выбрало бы ее сердце. Но когда прошел третий день, и вместо ответа на мою записку, которую я послал с Джуди Хоскинс в контору адвоката, я узнал, что эсквайр был вызван в Олбани по делу, которое могло задержать его недели на две, я вновь впал в отчаяние.
Кроме того, в тот день Барри принес мне приглашение на ужин, на котором мой дядя собирался официально объявить о помолвке своей племянницы с мосье де Сен-Лаупом. С удовольствием старого слуги, радующемуся всему, что бросает тень на величие дома его хозяина, добрый глупый Барри не уберег меня от подробностей тех утонченных приготовлений, которые будущий жених совершает в ожидании встречи со своей невестой. Он со смаком описывал шелковые драпировки в опочивальне, инкрустированную кровать и элегантную карету с лошадьми черной масти, которые должны будут отвезти чету новобрачных в свадебное путешествие в Нью-Йорк. Экипаж был даже снабжен комплектом ходовых роликов, которые должны были заменить колеса в том случае, если обильный снег выпадет раньше, чем молодые вернутся в свой дом. И карета и лошади уже стояли в конюшне таверны, потому что пока еще не была построена подобающая им конюшня в усадьбе старого Пита.
— Обильный снег раньше их возвращения? — воскликнул я. — Ты хочешь сказать, до их отъезда, не так ли?
— Не похоже, м-р Роберт; середина декабря, вы же знаете, — ответил старый слуга; и в ответ на мое удивление он рассказал мне, что пока еще день венчания не определен, но он пришел к заключению, что это событие должно произойти задолго до Рождества. «Моунсир» преисполнен желания поскорее завершить это дело.
Я догадываюсь, что благодаря эффекту, произведенному на меня этими новостями, доктор Браун не только позволил, но и посоветовал мне начинать выходить из дома, хотя и делать это с осторожностью, дабы не переутомлять себя, так же как и ограничивать свои прогулки дневными солнечными часами. Итак, на следующий день, закутанный в теплое пальто и опирающийся на свою прогулочную трость тяжелее, чем мне бы того хотелось, я шел по улице, еле передвигая ноги, туда, где видел наилучшую перспективу повстречаться с солнечным светом и наименьшую опасность подвергнуть мою висящую на перевязи руку пристальному разглядыванию любопытных глаз праздных прохожих и сочувственным взорам знакомых. Но не успел я отойти от своего дома, как позади меня раздался стук копыт, скрип вращающихся колес и веселое приветствие голоса, услышать который я желал менее всего на свете. И в следующее мгновение красивая новенькая карета остановилась рядом со мной у обочины тротуара и мосье де Сен-Лауп, выпрыгнув из экипажа, распахнул передо мной дверцу, приглашая меня занять одно из мест внутри салона.
Он только что заезжал за мной на мою квартиру, объяснил он; а сейчас он поглощен испытаниями кандидата на роль форейтора. Не присоединюсь ли я к нему? Мы бы вдвоем увидели, как этот парень управляется с лошадьми на трудном подъеме на участке дороги, ведущей между холмов к его «коттеджу», а затем, прежде чем мы проверим парня на спуске, мы могли бы подкрепить нашу храбрость стаканом мадеры и бисквитами. Кроме того, он хочет показать мне свой дом. Я ведь так и не видел его со дня смерти старого Пита? В его поведении было заметно определенное приукрашивание предвкушаемого им события.
Никогда прежде мое самообладание и воля не испытывали большего напряжения, чем в последующий час, ибо я был подвергнут самым искуснейшим мучениям. Я должен был не просто выдержать все эти муки, но выдержать их настолько безупречно, чтобы произвести впечатление человека, совершенно не заметившего стараний француза. С принятым на себя притворством, показывающим, что родственная привязанность является самым сильным чувством, которое когда-либо могло существовать между мной и Фелицией, я был вынужден, словно единственный в мире человек, способный объяснить другому вкусы и пристрастия девушки, знакомиться с меблировкой дома, выслушивая попутно напыщенные восклицания Сен-Лаупа в адрес ее красоты, которые хотя никогда и не выходили за границы правил хорошего тона, но произносились с заранее предвкушаемым удовольствием, вызывающим багровые пятна на моих скулах. И все это время на моем лице находилась маска полного простодушия, показывающая, что все происходящее рядом со мной не вызывает во мне каких-либо иных, более сильных душевных волнений, чем простые чувства, естественные для родственника в данных обстоятельствах, тогда как за радостным выражением темных глаз француза пряталась убийственная насмешка, а в легкомысленных интонациях его голоса таились нотки безжалостного сарказма; и я стал отдавать себе полный отчет в том, что Сен-Лаупу известно о моем бессилии и о том наслаждении, которое француз испытывает от причиняемой им мне боли. Более того! Я почувствовал, что он догадался о моем намерении терпеливо пройти через все испытания, навязанные мне им, и о причинах, заставляющих меня поступать подобным образом. Когда, например, он назойливо сожалел о том, что доктор Браун не позволит мне подвергаться опасному действию холодного ночного воздуха, а потому я вынужден буду отказаться от приглашения на объявленный на сегодняшний вечер ужин, он заставил меня почувствовать, что сожалеет только о том, что не увидит моего лица в тот самый момент, который расставит точки над «и» в крушении всех моих надежд.
Когда мы наконец вышли перед его домом из кареты, я был похож на человека, готового в ожидании пытки на дыбе упасть в обморок: все мои мысли, все мое существо были поглощены единственной заботой сохранить печать молчания на своих устах. И словно какой-нибудь заговорщик, давший перед пыткой клятву верности своим товарищам, я собрал все свои душевные силы, чтобы исполнить совет Уэшти и прозвучавшее невольным эхом пожелание м-ра Сэквила. Избавление же от тесного соседства в салоне экипажа напоминало ослабление напряжения канатов и механизмов какой-то ужасной машины. И я постарался переключить свое внимание на щеголевато выкрашенные ворота и недавно отремонтированные стены ограды, на посыпанные свежим гравием дорожки и расчищенные от старого мусора клумбы. И хотя Сен-Лауп не смягчил гнета своего жестокого сердца, он, по крайней мере, не стал будить свое воображение и входить в подробности своего будущего блаженства, а, напротив, позволил мне свободно переходить из комнаты в комнату, двигаясь рядом со мной по недавно отполированному полу и высказывая свои соображения о картинах, развешанных на стенах, или о расцветке портьер на окнах.
