Изгнанник - Бенцони Жюльетта (читать книги онлайн без сокращений txt) 📗
– Да, но если вы поедете сейчас же, она не долго будет сухой. Разве вы не слышите шум дождя, месье бальи? У меня есть две комнаты наверху, и если вы согласитесь оказать мне честь…
– Переночевать у тебя? С удовольствием… Я так рад, что встретил тебя. Знаешь, это такая редкая вещь – внезапная симпатия.
– Да, знаю!.. Я пойду, пожалуй, приготовлю вам постель и разожгу огонь…
– Я – с тобой. Я ведь и сам умею это делать.
Когда, стоя по бокам большой деревянной кровати из каштанового дерева с зелеными индийскими занавесками, они расправляли одеяло из драпа, бальи спросил:
– Если я правильно понял… в прошлый раз ты сказал, что мадемуазель Агнес вышла замуж?
– Да…
– Так это ее муж велел разрушить замок Нервиль?
– Нет. Это было ее собственное желание… она и графиня столько страдали в этих стенах.
– А ее супруг… кто он?
Пальцы Габриэля впились в большую красную перину, которую он в этот момент расправлял, лицо его побагровело.
– Некто, кто не так знатен, как она… один человек из далеких мест. Он не более благородного происхождения, чем я: его дед добывал соль в Сен-Васте. Правда, он богат…
– Только не говори мне, что именно поэтому она отдала ему свою руку. Но если так, то она воистину не дочь своей матери…
Ненадолго воцарилась тишина, затем Габриэль, который был слишком честен, чтобы скрыть правду, тихо сказал:
– Нет, просто она была без ума от него, да и сейчас, я думаю, тоже. Мне кажется, что она вышла бы за него замуж, даже если бы он был беднее нищего! Это такой человек, по которому все девушки сходят с ума, да к тому же он принят в свете. Он родился в Новой Франции и, прежде чем вернуться сюда и обосноваться здесь, путешествовал по Индии… Он построил дом, и они живут там теперь. У них двое детей…
– А где их дом?
– Отсюда примерно лье с небольшим. После Кетеу в направления Валь де Сэр, в местности, которую называют Ля Пернель. Теперь это можно назвать усадьбой. Они окрестили ее Тринадцать Ветров!
– Все как полагается! А как его зовут, этого человека без роду и племени?
– Тремэн. Гийом Тремэн.
Бальи, развязывая галстук, повернулся к хозяину дома, который в этот момент раздувал огонь:
– Ты бываешь там, в Тринадцати Ветрах?
– Нет. Только однажды, на похоронах моей бабушки Пульхерии Осберн, воспитавшей мадемуазель Агнес. Но я туда вернусь только тогда, когда буду нужен мадемуазель Агнес.
По тому, как он произнес ее имя, Сэн-Совер, которому нельзя было отказать в наблюдательности и интуиции, догадался, что здесь присутствуют тайная любовь и едва сдерживаемая ревность.
– Тебя не затруднит показать мне дорогу?
– Да нет же, – сердито сказал Габриэль. – А вы что, собрались туда ехать?
– Да, пожалуй. У меня большое желание посмотреть, похожа ли дочь графини де Нервиль на свою мать? Говорил ли я тебе, что именно ее я искал? А раз уж ее больше нет, то я бы хотел познакомиться с ее копией…
Габриэль с раздражением пожал плечами:
– Она вовсе не похожа на нее, по крайней мере по моим воспоминаниям. Но, если вам так угодно, я покажу вам туда дорогу, только не просите меня вас сопровождать. Сегодня она даже не пришла положить цветы к могиле своей матери. Люди, живущие здесь, больше не представляют для нее интереса… Очевидно, там вы будете приняты с гораздо большей роскошью, чем здесь…
– У меня нет намерения там останавливаться. Я не люблю ни новых домов, ни легких удач. К тому же я оценил твое гостеприимство. Можешь быть уверен, я не покину этих мест, не попрощавшись с тобой.
В тот день, когда бальи де Сэн-Совер отправился в Тринадцать Ветров, Агнес принимала в своей маленькой гостиной за чашечкой кофе каноника Тессона, который пришел провести с ней свой послеполуденный отдых, пообедать в мирной и приятной атмосфере. В большей степени, чем обычно в таких случаях, он совсем не был болтлив за столом: гурман… впрочем, как все каноники, он любил сосредотачивать все свое внимание на том, что находится на тарелке. Особенно, если речь шла о блюдах, искусно приготовленных Клеманс. Он всегда не колеблясь заявлял, что она заслуживает самого почетного места в Пантеоне самых знаменитых кухарок. Но в этот день ни восхитительный паштет из угря, ни рагу из жареного бекаса, заслуживающее высочайшей похвалы, не смогли изгнать со лба каноника хмурую складку, которую молодая женщина заметила впервые. Но морщины не столько омрачал и лицо старого священника, сколько составляли гармонию с его щеками, носом и округленным подбородком, правда, немного прыщавым, но с кожей ухоженной и нежной. Вокруг тонзуры, которая заметно увеличивалась, вспенивались белеющие завитки и локоны.
Удостоверившись в том, что здоровье месье Тессона не внушает опасений, Агнес, сдержанная по натуре, не решалась его расспрашивать. К тому же из них двоих именно он был исповедником, и она не видела причины меняться ролями. Они разговаривали о том, как внезапна кончилось лучистое лето и началась ворчливая осень, о краснухе маленькой Элизабет, от которой надо уберечь ее маленького братика, и о том, как он ударил Белину по лицу, буквально придя в неистовство из-за того, что та не хотела выпускать его из комнаты, где его держали затворником. С некоторых пор весь дом и чета Тремэнов оказались поделенными надвое: Агнес не решалась даже приблизиться к своей дочери из-за страха, что зараза перекинется на малютку, а Гийом посвящал своей дочери большую часть времени, включая ночи. Ведь надо же было кому-нибудь взять на себя заботу о ней и успокоить раздражение малышки, дать возможность излить чувства и удовлетворить огромную потребность в ласке, которая особенно возросла при этой опасной болезни. А он уже переболел ею в детстве и поэтому совершенно не боялся. Они говорили также о некоторых общих знакомых, но время от времени наступала пауза, к счастью, совпадающая с появлением на столе нового блюда. Так, с огромным облегчением была принята новость, что десерт подан, и Агнес попросила своего гостя оказать ей любезность и перейти в салон для церемонии на чашечку кофе.
Каноник обожал кофе, особенно приготовленный Клеманс, уж она-то понимала в нем толк. Обычно, держа в руках маленькую изящную чашечку из тончайшего фарфора, наполненную божественным напитком, он раз шесть или семь проводил ею у себя под носом, полузакрыв глаза, чтобы лучше почувствовать аромат. Затем насыпал сахар. Его взгляд начинал блуждать от испытываемого блаженства по деревянной обшивке стен под цвет зеленого миндаля нежнейшего оттенка – рука художника придала им вид под старину, который им очень шел. Затем его взгляд скользнул по тяжелым занавесям из штофа почти тон в тон со стенами, которые создавали очаровательный фон для легкой мебели из благородной древесины отличного качества; сиденья стульев и канале были обтянуты лиловым шелком или велюром светло-серого, почти белого цвета. Клавесин с фигурками из китайского фарфора, большие вазы из селадона, в которых в любое время года были цветы благодаря саду и оранжерее, подаренной Тремэном своей жене, и два больших зеркала на консолях, покрытых старинным золотом, – все это придавало комнате, где все говорило о присутствии изысканного вкуса женщины, неповторимое очарование и свидетельствовало, что хозяйка этого салона – дама прекрасная и утонченная. И месье Тессон всегда находил словечко, чтобы высказать свое восхищение этому ансамблю, который, вероятно, никого не оставлял равнодушным…
В этот раз, однако, он не только ничего не сказал по этому поводу, но и не подумал восхититься ароматом кофе, взяв чашечку, которую ему предложили. Агнес, с удивлением наблюдая, как он с отсутствующим взглядом кладет один за другим пять или шесть кусков сахара в свою чашку, сочла своим долгом вмешаться, так как не время было больше скромничать.
– Месье каноник, заранее прошу простить меня, если я покажусь вам нескромной, но я вижу, да, я чувствую, что вы страдаете и пытаетесь скрыть от меня причину ваших страданий. Но… Ах! Боже мой!
С ужасом Агнес обнаружила вдруг, что старый священник горько и простодушно плачет, роняя слезы в свой кофе. Огромные слезы капля за каплей падали в чашку, и очевидно было, что он никак не может их сдержать. Молодая женщина бросилась на колени рядом с ним и, отобрав у него чашку, поставила ее на расположенный рядом геридон 3. Потом стала осторожно вытирать своим платком мокрое от слез лицо несчастного старика.
3
круглый столик на одной ножке