Только ты - Лоуэлл Элизабет (первая книга txt) 📗
Но он говорил вполне серьезно. Такие долины были. Она видела их, она проезжала по ним, ощущая во рту привкус прокаленной солнцем пыли. По такой долине она ехала и сейчас.
Перемены в ландшафте были постоянным источником удивления для Евы. Все те годы, в течение которых она читала журнал Кристобаля Леона, она никогда по-настоящему не понимала, что значило для испанских первопроходцев ехать в неизвестность через пустыню, видя, как речки мелели на глазах, затем совсем исчезли и путников охватила жажда.
Но не в меньшей степени, чем отсутствие воды, ее поражали голые, диковинной формы скалы, поднимающиеся из земли. Они были выше самых высоких зданий, которые Ева когда-либо видела, самых разнообразных цветов и оттенков – господствовали ржавые, кремовые, золотые тона, отличались массивностью и полным отсутствием швов.
Иная скала была похожа на спящего зверя, другая – на гриб. А вот сейчас группа скал напоминала Еве готический собор с контрфорсами из монолитного камня.
Рено встал в стременах и посмотрел назад. Горы виднелись темно-голубым пятном на горизонте. Он мог закрыть их рукой. Пустая сухая долина, по которой они ехали, не давала никакой возможности укрыться ни им, ни их преследователям.
– Похоже, что лошади Слейтера окончательно сдались, – сказала Ева, вглядываясь в даль.
Рено неопределенно хмыкнул.
– Означает ли это, что мы можем разбить лагерь пораньше? – с надеждой спросила Ева.
Он посмотрел на нее и улыбнулся.
– Это зависит… – начал он.
– От чего?
– От того, бьет ли еще родник, который отец Кэла отметил на карте. Если он существует, мы наполним канистры и разобьем лагерь подальше от него.
– Подальше? – удивилась Ева, полагая, что ослышалась.
– Да, девочка. В пустынях только дурак либо армия разбивает лагерь рядом с водой.
Ева подумала и вздохнула.
– Я понимаю, – с несчастным видом сказала она. – Остановиться у воды – все равно что оказаться на перекрестке.
Рено кивнул.
– А далеко до родника?
– Несколько часов езды.
Когда Ева замолчала, Рено посмотрел на нее. Несмотря на трудное путешествие, выглядела она хорошо: все такие же блестящие и эффектные волосы… та же живость ума…
Но особенно радовало Рено то, что Ева разделяла его влюбленность в эту суровую страну. Об этом свидетельствовали и ее вопросы, и сосредоточенное молчание, когда она рассматривала каменные скалы, изваянные природой, на которые он ей указывал.
– А родник этот большой? – спросила она.
– Что ты имеешь в виду?
– Ванну.
Мысль увидеть Еву нагой у воды мгновенно сказалась на теле Рено. Чертыхнувшись про себя, он заставил выбросить из головы воспоминание о тугих коралловых сосках, напрягшихся от его ласк.
Рено запрещал себе подобные картины, ибо это лишало его всяких сил. Он отличался недюжинным самообладанием, но в то раннее утро он практически потерял контроль над собой.
– Ты можешь набрать в ручье воды и принять ванну, – произнес он ровным голосом.
Ева мурлыкнула от удовольствия, отчего по телу Рено пробежала чувственная волна.
– Это в конце долины?
– Это не долина, это верх плоскогорья.
Она посмотрела на Рено, затем оглянулась назад.
– Мне показалось, что это долина, – сказала она.
– Так кажется, если идешь в этом направлении. Если же ты идешь из пустыни, сомнения отпадают. Это похоже на карабканье по большой, широкой лестнице, затем по второй, по третьей, пока не подойдешь к предгорью и настоящим горам.
Ева закрыла глаза, припоминая карты из журналов и думая о том, насколько иной эта земля казалась испанским экспедициям.
– Вот почему они назвали это Меса Верде, – сказала она вдруг.
– Кто?
– Испанцы. Они увидели этот плоский холм, когда были в пустыне. По сравнению с пустыней он казался зеленым, как трава.
Рено приподнял шляпу, снова надел ее и посмотрел на Еву с улыбкой.
– Это и беспокоило тебя несколько дней? – спросил он.
– Больше не беспокоит, – с удовлетворением ответила она.
– Испанцы были профанами в поисках золота, но не дальтониками. Все видится в разном цвете в зависимости от того, откуда идешь.
– Даже красное платье?
Ева тут же пожалела, что эти слова сорвались у нее с языка.
– Ты никогда не сдаешься? – произнес Рено холодно. – Что ж, могу сообщить тебе дурные вести: я тоже.
После этого долго ничто не нарушало тишины, кроме ритмичного цокота копыт, который, как и стук сердца, замечаешь лишь тогда, когда его ритм внезапно изменяется.
Долина, которая на самом деле не была таковой, пошла все круче под гору. По мере того как она спускалась к каменному лабиринту, пейзаж менялся. По обе стороны пересохшего русла, вдоль которого они двигались, постепенно вырастали холмы.
Русло окаймляли чахлые тополя. Их пыльные листья давали кое-какую тень, но не прохладу. Растения, которым требуется наружная влага, давно отцвели, вышли в семена и умерли, превратившись в ломкие стебли, шелестящие под ветерком в ожидании сезонных дождей.
Проход между холмами становился все уже. Рено снял ремешок с шестизарядного револьвера и вынул ружье из седельного чехла. Он загнал в патронник патрон и ехал, держа ружье на коленях.
Действия Рено подсказали Еве, что у них не было другого пути, кроме как вперед. И что они все глубже проникали в эту сужающуюся расселину в иссушенном теле земли. Она достала старый двуствольный дробовик из чехла и проверила его.
Услышав лязганье дробовика, Рено повернул голову. Зарядив оба ствола, Ева положила ружье поперек седла, направив ствол в сторону, противоположную той, куда было нацелено ружье Рено. Ее лицо казалось сосредоточенным, но отнюдь не испуганным.
В этот момент Рено вспомнил о Виллоу, которая однажды стояла с ним спиной к спине, ожидая, кто выйдет из леса – Калеб или кто-то из банды Джеда Слейтера.
Тогда из леса вышел Калеб, но у Рено не было сомнений, что любого другого Виллоу застрелила бы.
Не сомневался он и в мужестве Евы. Ей в течение многих лет приходилось себя защищать.
«Они поняли, что меня нужно оставить в покое».
Глаза Рено постоянно следили за поворотами сухого русла. Чалой обстановка также не нравилась. Она прядала ушами, настораживаясь при малейшем шорохе. Несмотря на долгий утомительный путь, она шла легко, упруго играла мышцами, готовая умчаться и унести седока при первом признаке опасности.
Мышастая тоже была начеку. Ева чувствовала напряженность ее движений и видела, что она нервно помахивает хвостом. Даже оба Длинногривых казались настороженными. Они по пятам следовали за мышастой, словно опасаясь, что их оставят одних.
Справа и слева в основное сухое русло впадали другие, такие же сухие. Ущелье все больше сужалось, вгрызаясь в тело земли. С обеих сторон появились утесы, которые загораживали солнце.
Внезапно Рено направил лошадь в одно из боковых ущелий. Когда Ева хотела заговорить, он жестом призвал ее к молчанию.
Спустя несколько минут небольшой табун диких лошадей проследовал мимо путешественников. Лошади направлялись туда, откуда пришли Ева и Рено.
Ева почувствовала, что круп мышастой напрягся. Она набрала воздуха, чтобы приветливо заржать. Ева мгновенно наклонилась в седле, и зажала пальцами ноздри лошади.
Рено заметил движение Евы, увидел, что она сделала, одобрительно кивнул и продолжил наблюдение. Он не спешил прервать его еще долго после того, как скрылся последний мустанг.
Вокруг воцарилась тишина.
Рено подумал об усталости лошадей, о позднем часе и сверился с картой, которую держал в уме. Решение пришло быстро:
– Разобьем лагерь здесь.
Родник был отмечен зеленью, которая в этих местах способна была потрясти путника. Там, где разливалась вода, виднелась узкая ленточка папоротников и мхов, которая сразу же сменялась растениями, более приспособленными к безжалостному солнцу. Но даже они жили недолго, потому что воздух выпивал из них влагу раньше, чем они успевали вырасти. В пятидесяти футах от родника журчанье воды прекращалось, она исчезала в песке и гальке.
