Мой ангел злой, моя любовь…(СИ) - Струк Марина (читать книги полные .txt) 📗

А позднее проводит свою belle-mere в долгий путь до Москвы и далее в Агапилово, ощущая покой в душе, которого была лишена с момента того разговора. И странную уверенность, что она непременно отыщет пути к заветной цели, которую поставила перед собой. Алевтина Афанасьевна должна ради семьи усмирить свою гордыню. Мать должна снять груз былых обид, что взвалила на плечи сына… «Не мытьем так катаньем», говаривала о знаменитом упрямстве Анны Пантелеевна. Алевтине Афанасьевне только предстояло познакомиться с натурой Анны, не признающей поражений в своих задумках…

— Осторожнее с залпами, ma chere Anni, — прошепчет ей в ухо муж, когда поезд из двух карет покатится по тенистой аллее прочь от Милорадово. — Я, конечно, всегда готов залечить твои раны, ma petite flame, но хотелось бы от всей души, чтобы их было поменьше… и чтобы слез было поменьше…

И уже на ступенях дома, готовясь увести жену в прохладу усадебного дома, коснется губами ее ушка, шепча тихо:

— Я люблю тебя, моя милая…

— Не больше, чем я тебя, — так же тихо ответит Анна, глядя в его глаза. И нахмурится недовольно, когда он кивнет ей в ответ:

— Верно, ты любишь больше…

— Ах, неужто?! — тут же вспыхнет она от недовольства, досадуя на этот ответ. Только когда он рассмеется, поймет, что он ее дразнит, от души забавляясь ее вспыльчивостью. Поймает ее кулачок, которым она ткнет его в плечо. Зацелует каждый маленький пальчик ее, которые спустя некоторое время в тишине спальни за задернутыми шторами будут играючи бегать по его коже.

И никогда не отпустит их из своей ладони. Эти тонкие маленькие пальчики, такие хрупкие в его большой ладони…

Эпилог

Декабрь, 1818 год

Милорадово

Анна приложила эспри из трех пышных перьев разной длины к узлу из волос на затылке, который аккуратно уложила недавно Глаша, покрутила головой из стороны в сторону, любуясь своим отражением в зеркале. Улыбнулась ему — сначала радостно от того, что перья пощекотали обнаженное плечо, а потом уже чуть свысока, с осознанием собственного достоинства, но в то же время в рамках учтивости.

Шелк лавандового цвета переливался в свете свечей при каждом ее движении. Блеснули яркими мимолетными искрами бриллианты в ее ушах и в ожерелье на ее шее, а также мелкой россыпью в перьях эспри. У Анны снова перехватило дыхание от восторга этой искусной вещицей, которую сегодня поставил в ларце у ее изголовья, уезжая рано утром на охоту, Андрей.

Она бы тоже непременно приняла в той участие, от души наслаждаясь бегом лошади через белоснежные просторы полей и лугов, которые заботливо накрыла зима пышным полотном. Но ныне снова носила под сердцем дитя, а посему по негласной договоренности супругов, а также по памяти рекомендации доктора касательно прежней тягости выезды верхом для нее были исключены.

Анна выезжала позднее, в санях, как и остальные гостьи, что были в Милорадово в эту рождественскую пору, когда уже будет загнан зверь, а на утоптанной заранее площадке на поле близ леса поставят столы с угощением для охотников и тех, кто пожелает разделить с ними успехи гона. Потому она могла поспать подолее в это зимнее утро, что и делала, когда Андрей поставил ларец на столик и ласково провел губами по линии от ее уха до подбородка. Жаль, его шепот она не разобрала спросонья, только тихий смех, когда она по привычке, еще толком не проснувшись, подставила губы под его поцелуй одновременно бормоча, что он сущий истязатель, коли будит ее так рано после вчерашнего ужина…

Она вспомнила это, и снова в душе разлилось тепло, как всякий раз было, едва Анна думала о муже. Подавила легкую досаду, что он не подошел, как бывало, к ней сейчас со спины и не коснулся губами обнаженного плеча или шеи. Она обожала читать восхищение ее красотой в его глазах, оттого ныне и не сумела не почувствовать легкое раздражение, что Андрея нет рядом. Хотя… ей всегда было не по себе, когда его не было рядом. Потому и без особого труда следовала их третьему правилу, которое они озвучили в числе прочих после дня венчания.

Всегда быть подле супруга по возможности. Не расставаться долее, чем несколько дней, коли так требуют обстоятельства. И Анна даже поехала на сезон прошлого года в Москву, оправившись после родов, когда Андрей был вынужден быть там. Государь провел зиму 1818 года в городе, пострадавшем от французов более всех в империи и готовился показать себя в новом блеске, восстав словно Феникс из того пепла, в который был обращен в 1812 году. И как написали Оленину друзья, по-прежнему служившие при дворе, Александр I был бы рад увидеть полковника во время визита в Москву.

— Ты бы желала этого? Жить в Петербурге. Быть вхожей в самые-самые круги знати, что только в столице есть, — спросил Андрей в вечер, когда получил письмо, и добавил, целуя Анну в шею прямо под линией волос. — Стать самой-самой в Петербурге… покорить всех, как здесь… Желала бы?

— А ты? Ты бы желал вернуться в столицу? — спросила Анна, вспоминая, как ценила Алевтина Афанасьевна положение и чин сына, и как высоко тот стоял после похода во Францию. Ей рассказывал о том Кузаков. Чин генерала, бывший уже почти в руках. Золотое шитье эполет. Близкое положение к государю и его окружению. Предел мечтаний любого в империи…

— Ты бы желал вернуться туда? Ведь ты там провел столько времени! Тебе, верно, непривычно в деревне после столицы…

— О нет! — рассмеялся Андрей. — Я толком-то и не был в столице, если оглянуться на годы позади. То походы, число коих было немалое, то учения за пределами города. А балы… мне во сто крат милее наши, provincial, как бы их назвали. Ведь тут все иное… и тебе здесь нравится более, верно?

Но Анна опасалась, что Андрей поддастся все же соблазну вернуться в ту прежнюю жизнь, которая была изменена по ее вине. И если он решит так, то она не скажет ни слова против, все еще ощущая вину за те перемены. Пусть и не острую, как прежде, но все еще ощутимую.

Хотя была вынуждена признать, что ей нравятся городские балы и рауты, которые они посетили в сезон 1815 года, когда остановились в Москве по пути в подмосковное имение Раздолье, куда Андрей обещал свозить Анну поглядеть сады и парк, разбитый лично Марьей Афанасьевной.

А еще приближалась очередная годовщина кончины графини, и Андрей должен был непременно навестить ее могилу в ближайшем монастыре. Анна тогда не смогла сдержать слез, когда увидела мраморный барельеф на надгробной плите — женский профиль, олицетворяющий по замыслу ваятеля саму скорбь в наброшенном на голову покрывале. Она и так стала чувствительна в том положении будущей матери, в котором приехала поздней осенью в Раздолье, потому неудивительно, что символ горя вызвал в ней тихие, но неудержимые слезы. Как и весть, что собачки графини, ее неизменные спутницы, не выжили без своей хозяйки — умерли одна за другой.

— Жаль, что ее нет рядом с нами, — сказала Анна от чистого сердца Андрею во время обратного пути из монастыря, когда сумела все же успокоиться в его объятиях. — Она была такой… такой… Мне так не достает ее ныне!

Ах, если бы Марья Афанасьевна была жива, она непременно помогла бы Анне в той ситуации, что была в семье Олениных! Но ей казалось, что все только становится хуже, и даже весть о предстоящем прибавлении в роду, не способствовала сближению. По письмам Софи, которые те писала к Анне, она понимала, что Алевтина Афанасьевна ничуть не охладела в своем гневе на bru. Но она упрямо каждую седмицу отправляла письмо не только сестре Андрея, но и его матери, описывая по сути пустяки из обыденной жизни и притворяясь, что нет разлада. А еще она раз за разом писала истории из жизни Андрея, которые когда-то узнала сама от старой графини и от него самого о периодах жизни за пределами России. Знакомые помогут вспомнить, думала Анна, а незнакомые покажут матери того Андрея, кого та может и не знать.

Ответа ни на одно письмо Анна так и не дождалась. Даже на то письмо, полное тревоги и плохо скрытого страха, когда доктор выразил озабоченность течением ее тягости. Нет, разумеется, ей ничего не сказали напрямую и открыто в тот визит, только нахмурили лоб, слушая стук ее собственного сердца через трубку, а после и сердечко младенца в ее утробе. Но она поняла по глазам доктора, что что-то идет не так. И даже уверения Андрея, что это не так, что все с ее здравием «pas mal» [707] («Значит, плохо», услышала только последнее слово Анна), что доктор только рекомендует ей отдых и снижение активности, как и любой иной женщине в ее положении.