Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand" (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений TXT) 📗
— Да, наравне с моим юридическим образованием и обвинением в убийстве, — ответил Эдмон с плохо скрываемой иронией. — Думаю, это будет прекрасно развлекать собеседников, которым вздумается заскучать в моем обществе.
Генерал Д’Эвре поморщился, как от слабой и внезапной зубной боли и произнес:
— Это излишняя ирония, дорогой племянник. Не вижу оснований для недовольства, так как мне казалось, что того времени, которое ты провел под командованием маршала, тебе хватило, чтобы наиграться в войну и бессмысленное самопожертвование.
Этого Дюран отрицать не мог: войны ему и в самом деле хватило. Поэтому он лишь пожал плечами и уклончиво ответил:
— Мне всегда и всего мало, дядя, я думал, это вы заметили. В любом случае, я намерен вернуться в Вилье-сен-Дени и закончить некоторые дела, которые, как оказалось, остались незавершенными.
— Я надеялся, что теперь, когда ты… — начал было генерал, но Эдмон остановил его резким жестом.
— У меня было много времени на раздумья. Я бы даже сказал, что более чем достаточно, — проговорил он, поднимая глаза и глядя на крестного пристальным, почти пронзительным, взглядом. — И я подумал о том, что раз уж мы вспоминаем друг о друге только когда, одному из нас требуется помощь другого, то не лучше ли нам избавиться от этого лицемерия раз и навсегда?
Несколько мгновений генерал Д’Эвре настороженно глядел на племянника, оценивая серьезность сказанных слов, но затем, придя к выводу, что все это очередная пустая угроза, сухо рассмеялся:
— Возможно, тебе и в самом деле стоило отдохнуть с дороги. Мы обязательно продолжим этот разговор, когда ты будешь более спокоен.
— Я в трезвом уме и твердой памяти, дядя, — резко отозвался Эдмон. — А этот разговор мы не можем закончить уже на протяжении нескольких лет, потому как вы и прочие мои родственники не желаете понять, что не получете и сантима из моих денег ни когда я умру, ни тем более пока я жив.
— И что же ты будешь делать со своим состоянием? — снова рассмеялся генерал. — Будешь топить камин банкнотами?
То, что на лице Эдмона не дернулся ни один нерв, означало для генерала Д’Эвре не только то, что его шутка мало удалась, но и то, что племянник совершенно определенно не собирался шутить.
— Завещаю все католической церкви. Давно хотел поставить их в это несколько неловкое положение, — слова герцога Дюрана можно было бы принять за шутку, если бы не его холодный взгляд и не менее холодный тон. — Или прикажу выбросить их на ветер с колокольни Нотр-Дама. Не менее символично, не находите?
— Знаешь, — генерал откинулся на спинку своего кресла и, соединив кончики пальцев, не сводя пристального взгляда с Эдмона, — мне всегда было интересно, что ты так ненавидишь в собственной семье.
— Охотно положу конец вашим мучительным размышлениям, — усмехнулся Дюран. — Тоже самое, что я ненавижу во всех остальных людях. Расчетливую мелочность. Я прекрасно знаю, кто и как с вашего молчаливого согласия и одобрения пользовался моими деньгами после смерти отца. Вы всегда были осведомлены о том, что делал я, а я, в свою очередь, всегда прекрасно знал, что делаете вы. Вы полагали, что если меня предоставить самому себе и дать мне полную свободу, я не обращу внимания на ваши, как вам казалось, скромные аферы. Скажите честно: вы ведь все надеялись, что однажды меня найдут мертвым в каком-нибудь борделе?
— Если бы не моя забота, — голос генерала был спокойным, но стальные нотки, появившиеся в нем, сделали его более жестким, — то ты бы и в самом деле окончил свою жизнь трагично в самом её начале. Поэтому я считаю, что я вправе требовать от тебя некоторой поддержки.
— Не пытайтесь убедить меня в том, что вы незаменимы, дядя, — Эдмон резко поднялся и взглянул на генерала Д’Эвре сверху вниз. — Стоило мне попасть в какую-либо сомнительную историю, как вы отворачивались от меня и делали вид, что не имеете ко мне никакого отношения. Довольно, я устал от этого. Я безмерно благодарен вам за то, что вы для меня сделали и еще больше за то, что вы не сделали, но боюсь, на этом наши пути расходятся. Вы полагаете, я не знаю в чем причина вашего повышенного интереса ко мне и моему состоянию?
— Дорогой племянник, мы, если ты помнишь, родственники, а родственники должны поддерживать друг друга в час нужды. Мне казалось, тебе это должны были говорить в той школе, в которой ты провел детство.
Эдмон тяжело вздохнул и, решив больше не говорить туманными намеками, выдохнул:
— Я знаю, что ваша карьера сейчас может закончиться. И знаю почему. И считаю, что вы сами виноваты в этом. Сомнительные предприятия всегда кончаются подобным образом.
— Ах, вот оно что, — протянул генерал и криво усмехнулся. — Что ж, отдаю тебе должное, племянник, ты и в самом деле неплохо осведомлен.
— Благодарю, — коротко кивнул Дюран. — Так вот, дядя, вы приобрели положение, пользуясь связями моей семьи и именем моего отца, хотя вы даже произносить его не имели права. Вы сделали это сами. С помощью моих денег, разумеется, но все же сами. Поэтому теперь, когда последствия вашей неосмотрительности настигают вас, будьте добры, справляйтесь с ними тоже сами, как всегда делал я. Если это был в состоянии сделать восемнадцатилетний юноша, имевший мало представлений о жизни, то вам, с вашей мудростью и жизненным опытом, о которых вы постоянно упоминаете, не составит труда решить ваше затруднение.
Генерал Д’Эвре, который все ещё сидел откинувшись на спинку кресла и поднеся одну руку к губам, внимательно смотрел на племянника, не сводя с него взгляда во время всей его тирады.
— Ты все сказал? — холодно осведомился он, когда Эдмон замолчал. Высокомерную грубость и иронию генерал не мог простить никому, в особенности своему крестнику, который сейчас из одной лишь своей прихоти и злопамятности, отказывал в помощи родственнику. И родственнику весьма близкому, что особенно задевало.
— Теперь да. И отныне я считаю этот разговор оконченным раз и навсегда, — коротко бросил Эдмон, отрывисто кивая головой. — Был раз встрече. Надеюсь, следующей не состоится.
Проговорив последние слова, он резко повернулся и быстрым шагом покинул кабинет генерала Д’Эвре, пока генерал не придумал какую-либо оскорбительную колкость, которая заставила бы герцога Дюрана вернуться и продолжить этот давно зашедший в тупик разговор. Приемную он миновал так же быстро, не попрощавшись с секретарем, который проводил его долгим, понимающим взглядом, и даже не посмотрев с сторону полковника и молодого человека, тоже глядевших ему вслед. Эдмон, как он сам не раз говорил, не любил затягивать с делами, а осуществление принятого в крымском госпитале решения было для него сейчас делом первостепенным. Почти год назад он уже пообещал себе начать новую жизнь, но не сделал этого. Сейчас у него было куда больше решимости и куда больше понимания того, что он подразумевает под собственной нормальной жизнью.
***
На потом он ничего не откладывал, словно боясь не успеть или передумать. Выйдя от генерала, Эдмон, не останавливаясь ни на минуту, отправился в Вилье-сен-Дени. Встречу с виконтессой Воле он, по совету Блана, не представлял и не планировал, хоть и приближал её наступление, как мог. О том, что произошло в его недолгое отсутствие он не имел понятия и, честно сказать, даже не мог предположить, что случится нечто подобное. Сам он известил слуг о своем скором возвращении еще в тот день, когда пересек границу Франции, но даже если бы письмо и предполагало возможность ответа, дворецкий не стал бы рассказывать о судьбе виконтессы де Воле-Берг. Отчасти потому что предпочитал не вмешиваться в жизнь своего хозяина, помня об увольнении Ману, который позволил себе такую вольность, отчасти потому что не считал, что герцога, покинувшего эту женщину, была важна её судьба. Слуга, встретивший его экипажем на железнодорожной станции Вильводе, также ни словом ни обмолвился о трагедии, разыгравшейся здесь в недавнем прошлом.
***
Запыхавшаяся, раскрасневшаяся Катрин Алюэт словно вихрь ворвалась в гостиную маркизы де Лондор, которая в тот день от скуки решила устроить очередное чаепитие, на которые собирались обыкновенно все сплетницы округи. Не переводя дыхание, словно боясь, что кто-то другой сообщит вместо неё новость, которую никто еще не знал, мадемуазель Алюэт торжественно объявила:
