Неуловимый граф - Картленд Барбара (бесплатные онлайн книги читаем полные версии txt) 📗
В то же время это была неплохая идея, и она многое объясняла!
— Сами подумайте, милорд, если она не пристала к какому-нибудь бродячему цирку, на что ей тогда жить, а? Вы ж говорите, деньжонок-то у ней — кот наплакал! Оно конечно, может, и найдется какая добрая душа — покормит бедняжку, а уж лошадь-то ее — ни-ни! Кому это охота взваливать на себя такую обузу?
Мысль о том, что Калиста может зависеть от милостей какого-нибудь оборванца, который, видя, что она одинока, беспомощна и голодает, предложит ей кров и пищу, имея при этом совершенно определенные намерения, привела графа в крайне дурное расположение духа.
— Я очень благодарен тебе за твои ценные мысли и догадки, Робинсон, — сказал он. — Жаль только, что ты не можешь сам отправиться на поиски этой юной леди.
— Если позволите, милорд, я найду вам молодчика, который все сделает, как надо; есть у меня один такой на примете — мимо него муха не пролетит — совсем как я в молодости!
— Что ж, я подумаю, — ответил граф. — Еще раз спасибо, Робинсон, что зашел ко мне.
Пара золотых соверенов перекочевала из рук в руки, и бывший сыщик заковылял прочь.
Граф присел к письменному столу.
«Хм, цирк… — подумал он. — Что за нелепая мысль!..»И все же других вариантов вроде бы не было.
Прошло три дня.
Леди Чевингтон снова приехала в Лондон. На этот раз все ее оборонительные сооружения рухнули, она не могла больше скрывать своей тревоги и страха.
— Я собрала все сведения, узнала все подробности об исчезновении Калисты, — сказала она. — В то утро на ней был летний костюм для верховой езды, зеленый, обшитый белым шнуром.
Граф сразу вспомнил, что точно так же она была одета в тот день, когда они впервые встретились в Гайд-Парке, но вслух ничего не сказал.
— С собой она взяла два муслиновых платья, очень простеньких, вроде тех, что она надевает обычно дома по утрам, ну, и конечно, кое-что из белья. Все это было завернуто в белую шаль и привязано сзади к седлу лошади.
Леди Чевингтон вздохнула.
— Разумеется, в такой ранний час мой старший грум еще не приступил к работе, и Калиста не позволила его разбудить. Она подняла одного из конюхов и попросила оседлать Кентавра, а тот был слишком глуп, чтобы поинтересоваться, куда она собирается, и запомнил только, как она поблагодарила его и ускакала. — Немного помолчав, леди Чевингтон добавила:
— Горничная, которая прислуживает Калисте, сказала, что в кошельке у нее было только три золотых соверена и немного серебра, и она даже не подумала взять с собой что-либо из своих драгоценностей.
Граф не произнес ни слова. Наконец леди Чевингтон не выдержала и обратилась к нему почти умоляющим тоном:
— Мы должны найти ее. Вы мне, конечно, не поверите, но я действительно люблю своих дочерей, а Калисту, пожалуй, даже больше других. Она больше всех похожа на моего мужа.
Граф хотел было сделать какое-то резкое замечание по поводу того, каким странным способом она проявляет свою материнскую любовь. Но на лице леди Чевингтон отразилось такое страдание, что у него не хватило духу причинить ей еще большую боль.
С неожиданной проницательностью он понял, что, устраивая дочерям эти выгодные браки, она думала даже не столько о своем нынешнем положении в обществе, сколько о том, какое положение она хотела бы занять в свое время, о чем она мечтала, когда была в их возрасте.
Она пыталась дать им то чувство надежности и уверенности в себе, какого сама она, не принадлежа к аристократическому сословию, всегда была лишена.
Она совершила ошибку, но, пусть искаженная, странная, это все же была любовь, а не пустое тщеславие и снобизм, как показалось графу вначале.
— Похоже, мне остается только одно, — проговорил граф после минутного раздумья. — Я должен сам попытаться найти Калисту.
— Ах, если бы вы и в самом деле нашли ее, милорд! — воскликнула леди Чевингтон. — Я была бы вам так благодарна, так безмерно благодарна!
Одно дело — сказать, размышлял граф после ухода леди Чевингтон, и совсем другое — привести сказанное в исполнение. Это казалось ему невероятно трудным, почти невозможным предприятием.
Откуда начать поиски? Он даже отдаленно не мог себе этого представить.
Тем не менее в жизни у него появилась хоть какая-то цель, в нем вспыхнуло нечто, похожее на дух странствий и приключений, и граф, махнув на все, рукой, отменил все встречи и приглашения, назначенные на ближайшие дни.
На следующее утро, оседлав своего вороного жеребца, которого он в последнее время полюбил больше остальных лошадей, граф отправился на юг; ему самому еще, было не совсем ясно, что он будет делать; пока что он решил заглядывать во все цирки, которые встретятся ему по пути.
Утро выдалось прохладное, необычный в июне свежий, по-осеннему бодрящий ветерок холодил кожу.
Жара не докучала Оресту — этим звучным греческим именем граф окрестил своего любимца, — так что он бежал еще более резво, чем обычно; они быстро промчались по городским улицам с их толчеей и сутолокой и вскоре оказались на пустынной проселочной дороге, по сторонам которой тянулись поля.
Граф вскоре свернул с дороги и, не обращая внимания на то, что безбожно нарушает границы, проезжая по чужим владениям без всякого на то дозволения хозяев, пустил Ореста галопом через поля и луга, по землям, покрытым свежей буйной растительностью; кое-где им попадались на пути высокие изгороди с коваными железными решетками, отделявшими друг от друга соседние участки, и конь легко перемахивал через них, почти не сбавляя скорости.
Первый цирк встретился графу около полудня, а за ним последовали десятки других, и все они были как две капли воды похожи друг на друга, что несколько удручало графа.
В каждом из них обязательно имелся один старый унылый слон и три или четыре шелудивых, покрытых коростой льва, обычно совершенно беззубых и таких апатичных, что только малышам они могли показаться грозными и свирепыми.
Был тут и канатоходец, балансировавший на проволоке над головами затаивших дыхание зрителей, только время от времени издававших возгласы ужаса и восхищения; он шел по канату не очень уверенно, раскачиваясь из стороны в сторону, стараясь удержать равновесие с помощью длинного шеста или зонтика от солнца.
Акробаты придавали некоторое разнообразие этому зрелищу, поражая своей ловкостью, хотя все их трюки были похожи друг на друга.
Некоторые из них были молодые и гибкие, другие уже начинали стареть, и им стоило заметных усилий выполнить даже простейшие упражнения на трапеции.
В лучших, более богатых цирках, были лошади, обычно белые или серые в яблоках; гривы и хвосты у них были длинные, хорошо расчесанные, шерсть лоснилась, и граф по всему видел, что за ними тут хорошо ухаживают, чистят и кормят.
Но в цирках поменьше и победнее лошади были такие же жалкие и тощие, как и сами артисты, и иногда казалось, они с трудом несут на спине трех человек, взобравшихся на плечи друг другу, образовав пирамиду.
Глядя на некоторых из них, граф думал, что смерть, когда она наконец придет к ним, покажется им избавлением, милосердным даром по сравнению с той жизнью, которую им приходилось вести.
Но в каждом цирке, независимо от того, каковы были его доходы, смех и веселье публики зависели только от клоунов. Гиганты и карлики, безобразные уродцы, иногда их бывало с полдюжины, иногда и больше, но они неизменно заставляли детвору хохотать и визжать от восторга.
Люди постарше тоже утирали слезы, катившиеся от смеха, когда клоуны выскакивали на арену и начинали тузить друг друга, обливать водой, неуклюже бегать по кругу, держась за лошадиные хвосты, или доставать куриные яйца из носов детишек, сидящих в первом ряду.
Пространствовав четыре дня по полям и дорогам Англии, ночуя где придется, в первой попавшейся придорожной гостинице или на постоялом дворе, в общем, там, где заставала его ночь, граф решил, что он, должно быть, пошел по ложному следу.
Он не мог вообразить себе Калисту, такую нежную, изящную и элегантную, среди этих размалеванных цирковых артисток в пестрых, кричащих нарядах, которых он видел на деревенских площадях, точно так же, как не представлял себе Кентавра среди этих жалких, заморенных лошаденок.
