Волшебство любви - Линден Кэролайн (полные книги .txt, .fb2) 📗
— Хм! — покачав головой, заметил Эдвард. — Как всегда, самая скучная работа достается мне.
— Последние сутки я только тем и занимался, что общался с пастором и рыскал по кладбищу, — резонно заметил Джерард. — Думаю, я заслужил право взглянуть на ту женщину, которую ты явно не хочешь никому показывать. Решил приберечь ее для себя?
Эдвард сделал глубокий вдох, но вовремя одумался. Высказавшись в резких тонах в том смысле, что не пытается ее ни от кого прятать, он лишь внушит Джерарду мысль, что ему небезразлично, увидится ли Джерард с ней или нет, тогда как ему это было безразлично. Или почти безразлично.
— Хорошо. Она скоро будет здесь.
Леди Гордон прибыла минут через пятнадцать. Когда Эдвард представлял ее брату, у него возникло странное чувство. На ней было платье в голубоватых тонах, которое, казалось, обволакивало ее, словно облако. Волосы ее были убраны в скромный узел на затылке, хотя несколько завитков все же кокетливо касались шеи. Она выглядела на сто процентов респектабельно, хотя по выражению лица брата Эдвард понял, что респектабельность этой дамы впечатлила его куда меньше, чем ее чарующий голос, роскошный рот и независимая манера держаться. Эдвард наблюдал за тем, как менялось выражение лица брата: как любопытство стремительно сменилось удивлением. Она очаровала Джерарда за считанные секунды. Еще чуть-чуть, и, Джерард предложил бы провести собеседование с солиситорами вместо него, Эдварда. Но когда Блэкбридж объявил о приезде мистера Фоулера, Джерард лишь поклонился и вышел, послав Эдварду на прощание загадочно-изумленный взгляд.
После ухода Джерарда Эдвард и леди Гордон ненадолго остались одни в комнате, и это стало для Эдварда благословением и проклятием одновременно. Франческа, сидя на диване, повернулась к нему лицом, и робкий луч заходящего солнца коснулся ее роскошных волос. И тогда они, даже гладко зачесанные и стянутые в узел, засветились вновь, как на портретах Тициана.
— Спасибо, лорд Эдвард, — сказала она. — Мне пришлось ждать четыре дня, чтобы мистер Фоулер нашел время со мной поговорить, когда я в первый раз просила его о встрече.
— Я даже не рассматривал возможности задержки. — Как бы ее волосы выглядели распущенными? Он представлял себе водопад медных локонов, рассыпавшихся по плечам и покрывших обнаженную спину… Боже Всемогущий, он должен прекратить этим заниматься!.. Франческа улыбнулась с оттенком сухой иронии.
— Разумеется, — пробормотала она. — Я уверена, что и подумать о таком не могли.
У Эдварда возникло предположение, что ее замечание можно трактовать двояко, но он надеялся, что она не имеет в виду его стремление поскорее с ней распрощаться, потому что его слишком сильно, опасно сильно к ней влекло. Эдвард презирал себя за неспособность справиться с похотью, и его привело в ужас осознание того, что он ее ревнует. Ревность взыграла в нем, когда Джерард, склонившись над рукой леди Гордон, задержал ее ладонь в своей руке на мгновение дольше, чем того требовали приличия. Их знакомство имело временный характер, обусловленный несчастным стечением обстоятельств и отчаянием с обеих сторон. Пройдет несколько дней, а может, всего несколько часов, и все будет кончено, и она больше никогда не войдет в его дверь, он никогда даже не вспомнит ее. Никогда.
К счастью, в этот момент дворецкий привел мистера Фоулера, и Эдвард сосредоточил внимание на солиситоре. Он намеревался посидеть в стороне и позволить леди Гордон самой представить свое дело, при этом сохраняя подобающе заинтересованное выражение лица, отражающее ее сдержанный оптимизм. А затем, когда мистер Фоулер согласится повести ее дело, пожать солиситору руку. Представив свою гостью солиситору, Эдвард сообщил мистеру Фоулеру, что его клиентом будет не он сам, а леди Гордон, Эдвард сказал себе, что поступает разумно. Она знала такие подробности, о которых он не знал. Она, а не он, будет вести с мистером Фоулером дальнейшие дела, и она, а не он, будет платить ему за услуги. Но через некоторое время стало ясно, что мистера Фоулера заинтересовала перспектива работать на него, Эдварда, и никак не на леди Гордон.
Эдвард наблюдал, неодобрительно прищурившись, как солиситор мягко, но неумолимо опровергал каждый из приведенных ею доводов. Этот солиситор оказался мастером полемики. Жаль только, что он занял не ту сторону. Не ту, что устроила бы Эдварда. Когда наконец леди Гордон кивнула и сказала, что понимает, почему мистер Фоулер по-прежнему не может принять ее дело к рассмотрению, Эдвард почувствовал, что с него довольно. Он поднялся одновременно с мистером Фоулером:
— Можно вас на пару слов, сэр?
Адвокат кивнул.
— Вы должны нас извинить, дорогая, — сказал Эдвард, обращаясь к леди Гордон, и вывел солиситора из комнаты.
Выйдя в коридор, он закрыл дверь в гостиную.
— В чем состоит принципиальный изъян ее дела? — спросил он, обойдясь без предисловий.
— Видите ли, я не могу назвать конкретного, как вы выражаетесь, принципиального изъяна, милорд, — осторожно ответил мистер Фоулер. Солиситор был высок, широкоплеч, с копной черных волос и пронзительным бегающим, как у куницы, взглядом. — Но завещание не в ее пользу она никогда не жила с ребенком…
— Опекун, названный в завещании, мертв, и попечитель ее фонда, похоже, уклоняется от исполнения возложенных на него обязательств. Какие возражения в этой ситуации могут быть у суда против передачи девочки на воспитание ее родной тете?
Фоулер почесал подбородок.
— Девочка живет с матерью.
— С мачехой.
Поверенный лишь пожал плечами, словно не видел особой разницы между матерью и мачехой.
— Если только нет неоспоримых свидетельств того, что мачеха жестоко обращается с ребенком, суд скорее всего не примет решения в пользу изменения существующего положения. Леди Гордон, милорд, не производит впечатления женщины, готовой взять на себя материнские заботы.
Эдвард вопросительно приподнял бровь:
— Она респектабельная леди, имеющая собственный постоянный доход и дом. И к тому же она находится с девочкой в кровном родстве.
— Она вдова, — сказал солиситор. — Она принимает у себя иностранцев, устраивает званые вечера. И…
— И? — напомнил Эдвард, так и не дождавшись пояснений.
Фоулер откашлялся и понизил голос:
— Милорд, вы должны понять мою позицию. Могу я говорить напрямик?
Эдвард коротко кивнул.
— Это всего лишь ссора между женщинами. Я не люблю работать с клиентами женского пола. Никогда не любил. С ними неизменно приходится быть излишне деликатным и щепетильным. Юриспруденция — занятие не для женщин, сэр. Здесь надо уметь проявлять твердость и держать удар, а дамам, с их перепадами настроения, такое не под силу.
Эдвард оглянулся на дверь, за которой ждала леди Гордон. Конечно, Фоулер смотрел на нее иными глазами и видел в ней не совсем то, что видел он, Эдвард. Но леди Гордон явно не производила впечатления женщины со слабыми нервами. По правде говоря, Эдвард в отличие от многих других мужчин никогда не считал женщин существами слабыми и истеричными.
— Я не заметил никаких признаков истерии или особой хрупкости нервной системы. У меня сложилось впечатление, что она неплохо знает закон и достаточно тщательно продумала аргументы, которые могли бы привести к успеху ее дела в суде.
— Но останется ли она такой же после пары неудачных слушаний и пары-другой пересмотров? Я плохо воспринимаю женские слезы, сэр.
Эдвард стиснул зубы, раздумывая над тем, что могло бы довести Франческу Гордон до слез. Отчего-то ему казалось, что она скорее пристрелит солиситора, чем позволит себе разрыдаться у него на плече. Фоулер, однако, решил, что Эдвард готов его понять, потому что, слегка наклонившись к собеседнику, доверительно добавил:
— Она производит впечатление женщины очень эмоциональной, сэр. Женщины… э… с бурным темпераментом. Должен вам признаться, мне такие женщины не по вкусу.
— Понятно, — холодно заметил Эдвард. — И все же, если бы я пожелал вас нанять…