Конфидентка королевы. На службе Ее Величеству - Нордье Софи (книги хорошего качества .TXT) 📗
— Я согласна. Начинайте подготовку к свадьбе. — Недоверчивый взгляд баронессы заставил девушку объяснить: — Сабина де Фруа похоронена со своими чувствами и надеждами в неприметном аббатстве по дороге в Ле Пюи. Племянница же баронессы де Лонжер готова выполнить волю своей покровительницы и выйти замуж, как велит ей долг.
Подобный исход беседы обескуражил Агнессу, но она решила не гневить Господа сомнениями в Его мудрости. Время все лечит — это сорокалетняя баронесса знала наверняка. И, не откладывая дела в долгий ящик, Агнесса тут же написала Арно д’Альбре, сообщая ему о том, что готова приступить к обсуждению условий брачного контракта. Немного поволновавшись — а вдруг барон уже женился или попросту передумал? — она вскоре получила утвердительный ответ. Арно извещал мадам де Лонжер, что заранее принимает все ее условия и готов к Рождеству прислать своих представителей, которые и привезут ему долгожданную невесту. Такая стремительность обрадовала деловую Агнессу, и, засучив рукава, она начала готовить приданое, продолжая переписку с бароном.
Сабина, безропотно помогавшая тете обновлять свой гардероб, вышивать постельное белье и выбирать подарки для жениха, желала лишь одного — уехать подальше отсюда. Побыстрей убраться из Тулузы, из дома, где прошло ее детство, ведь все здесь — кресла в комнатах, кочерга возле камина, шкура на полу, деревья за окном, даже камешки на дороге — напоминало девушке о ее любимом Габриэле и несбывшихся мечтах. Прочь отсюда, иначе она задохнется от горестных воспоминаний!
***
— Боюсь, шевалье не доедет до Ле Пюи. Он либо мечется в бреду, либо вовсе лежит, как покойник, — ворчливо рассуждал монах Жан, разводя костер и устраивая над ним закопченный котелок с водой. — Умрет, и тогда плакала награда, обещанная бароном де Монфором!
Четверо монахов, которые уже не раз ухаживали за больными, сопровождали раненых Габриэля и Ги де Монфора-младшего. Обоз, состоявший из нескольких мулов, телеги и крытой повозки, в которой везли д’Эспри, остановился на ночь в зеленой низине с редким кустарником. Два монаха стали менять повязки у больных, еще двое готовили похлебку на ужин.
— Что ты предлагаешь? — Вытащив из внушительной торбы несколько холщовых мешочков с крупами, солью, сушеными овощами и травами, Пьер вопросительно уставился на собеседника.
Перед отъездом Симон пообещал им десять ливров* награды — неслыханное богатство для нищих братьев, — если Габриэль поправится.
— Прошлой зимой в аббатстве Сен-Руф близ Авиньона я видел чудо-монаха. Он искусно врачует раны, особенно боевые. — Жан неторопливо продолжил: — Поговаривают, что он долгое время находился на Святой земле, где учился у знаменитых лекарей. На его счету сотни спасенных жизней. К нему за помощью обращались даже рыцари из ордена госпитальеров! Постарев, лекарь стал плохо переносить палестинскую жару и вернулся доживать свои дни в эту обитель. Но слава о его чудесных способностях разнеслась далеко за пределами аббатства. Я предлагаю поехать в Авиньон! Он ближе, да и раненому не придется трястись по горным перевалам. А главное — есть надежда, что тамошний лекарь ему поможет.
— Ты говоришь дело, — с воодушевлением поддержал его Пьер, помешивая варево длинной ложкой. — С утра поговорим с мессиром!
Но Ги де Монфор уже услышал их беседу. После перевязки он с помощью оруженосца вылез из телеги и, опираясь на костыль, решил немного размять затекшую здоровую ногу. Из повозки д’Эспри доносилось тихое постанывание и голоса монахов, бубнящих молитвы. Ги понимал: друг его брата не протянет долго. Стремясь избавиться от мучительных мыслей, де Монфор заковылял в противоположном направлении, где беседовали у костра жадно-находчивые монахи.
— О чудесном врачевателе верные сведения? — спросил у них Ги.
— Своими глазами видел, ваша милость, как он вылечил человека со вспоротым животом! — воскликнул Жан и перекрестился для убедительности.
— Решено! Сам-то я в Авиньон, принадлежащий графу Раймону, не сунусь, а вот вы вдвоем берите повозку с парочкой запасных мулов и утром поезжайте в аббатство… Как, ты говорил, оно называется?
— Обитель Святого Руфа.
— Вот-вот, туда. И торопитесь, не жалейте мулов. Я дам вам кошель с деньгами на дорогу. Если ваш лекарь-волшебник действительно вылечит Габриэля, вы получите вот этот перстень с рубином, — и Ги показал кольцо, надетое на его безымянный палец. Он искренне обрадовался возможности помочь рыцарю, преданно служившему его семье.
— Но д’Эспри ведь тоже воевал против Сен-Жилей… — на всякий случай напомнил дотошный монах, не отрывая взгляда от драгоценного камня, много лет украшавшего руку Амори.
— А вы не говорите о том, что он был приближенным барона Симона! Сейчас сам черт не разберет, кто за кого воюет! Особо любопытным скажете, что это раненый из свиты Раймона Молодого. Даст Бог ему выжить — выпутается! — отрезал Ги.
Сам он отправился на север, в свой родовой замок, ведь ехать в Ле Пюи ему было больше незачем. Рана на его бедре затянется в родных стенах и без докторов.
***
Чудо-старичок по имени Рено оказался весьма высоким и жилистым, с седыми волосами, стянутыми на затылке. Благодушное лицо, умный взгляд прищуренных глаз, приветливая улыбка внушали к нему безоговорочное доверие, а крупные ладони, которые он содержал в чистоте, казались белоснежными на фоне черной рясы. Для лечения больных в обители выделили отдельную комнату с большим окном, даже в ненастье пропускавшим достаточно света. Тут стоял крепко сколоченный прямоугольный стол, выскобленный добела. На него и положили раздетого рыцаря. Осмотрев страшные раны, лекарь без промедления приказал послушнику принести корыто, побольше горячей воды, крепкого вина и чистую ткань, а сам тем временем вытащил из железного сундучка необходимые инструменты, завернутые в выбеленный холст.
— Вовремя вы его привезли. — Ожидая послушника, Рено сосредоточенно прислушивался к дыханию раненого и, оттягивая веки, рассматривал его зрачки.
— Спешили! Ехали почти без остановок, даже по ночам. — Утомленный вид монахов подтверждал правдивость этих слов.
— Будете мне ассистировать. Когда я начну обрабатывать раны, рыцарь может очнуться от боли. Тогда нужно будет его придержать.
Вымыв по настоянию лекаря руки, братья Жан и Пьер приготовились ему помогать. Рено, орудуя в ране мудреными инструментами, удалил из нее гной, собрал осколки кости и совершил ряд других манипуляций, смысл которых остался неясным для стоявших рядом с ним монахов. Затем старик аккуратно, словно заправский портной, зашил рану вдоль уха, от виска до нижней скулы, и перебинтовал Габриэлю голову. Отверстие от стрелы было не столь опасным, но и с ним лекарь провозился довольно долго. К всеобщему облегчению, Габриэль во время операции так и не очнулся. Обмыв тело больного водой с винным уксусом, монахи перенесли его в келью Рено и отправились в часовню — помолиться за спасение едва теплившейся жизни.
— Где я? — еле слышно прохрипел наконец очнувшийся Габриэль, мутным взглядом изучая незнакомый низкий потолок.
— Воистину милостив Господь Всемогущий! — Осеняя себя крестным знамением, лекарь присел возле раненого. — Вы в обители Святого Руфа близ Авиньона.
— Авиньон? — Шевалье от напряжения закрыл глаза. — Почему Авиньон? Мы его захватили?
— Вам нельзя разговаривать, — предупредил его Рено, видя, какую боль причиняет раненому каждое произнесенное слово.
По обрывкам фраз, которые рыцарь бормотал в бреду, старик давно понял, что этот воин — приближенный Симона де Монфора. Но монаху было все равно: за свою долгую жизнь он лечил и арабов, и евреев, и греков. Все они были страждущими перед лицом Господа, который руками Рено облегчал их боль. Неожиданно вошедший брат Жан услышал вопрос рыцаря и замер в нерешительности в дверях кельи. Заметив это, лекарь ухмыльнулся:
— Не волнуйтесь, я его не выдам. Для меня он просто человек, которого я могу вылечить. Остальное не имеет значения. Подайте мне настойку со стола.
