Арджуманд. Великая история великой любви - Мурари Тимери Н. (читать книги без регистрации полные txt) 📗
Тот недоверчиво взглянул на меня, не в силах скрыть облегчения. Поклонившись, сановник бочком вышел из комнаты. Я занял его место у окна, пытаясь рассмотреть, что происходит на женской половине. Арджуманд могла оказаться там, и я надеялся увидеть ее.
А впрочем, что толку, если наши взгляды встретятся? Пожирать друг друга глазами, не имея возможности соприкоснуться пальцами?
В кармане у меня лежал листок со стихотворением, которое я посвятил Арджуманд. В отличие от отца, я не был поэтом, но свои чувства выразил искренне:
Кому я мог бы довериться, чтобы передать стихи ей? О том, чтобы поговорить с Арджуманд, я и мечтать не мог. Непроизнесенные слова комом стояли в моей глотке, душили меня, не давали воздуху проходить в легкие. Когда же, когда Прорвется плотина и мои чувства вырвутся наружу?
— Падишах хочет видеть вас, ваше высочество, — прервал мои раздумья визирь.
Я спрятал листок в складку кушака.
Отец был хмур, молчалив, лицо еще сильнее отекло. Причина этих неприятных изменений была мне хорошо известна: Мехрун-Нисса. Любой счел бы за честь исполнить любую прихоть властителя, но только не эта женщина.
Отец раздраженно дергал себя за бороду, некогда холеную, но теперь утратившую блеск. Даже украшения на нем, казалось, потускнели. Не будь я и сам в мрачном расположении духа, это могло бы позабавить меня. Мы оба страстно любим, и у обоих — неразделенная любовь. Аллах и вправду справедлив, но как жестока его справедливость!
— Чего ты хочешь? — спросил отец, взглянув исподлобья.
Наверное, он предпочел бы вовсе не смотреть на меня, чтобы не видеть собственного отражения. Я для него — олицетворение несчастной любви, а мой брат Хосров — олицетворение предательства. Отец старательно избегал нас обоих, будто ему невмоготу было встречаться с собственными слабостями.
Хосров… Из-за неуемной жажды власти мой брат собственными руками сделал свою судьбу невыносимый. Демонов вселил в него наш дед Акбар, опрометчиво сделав Хосрова наследником империи. На смертном одре Акбар изменил решение в пользу отца, но Хосров уже был отравлен несбывшимися надеждами.
Я помнил, как бесновался брат, когда отец вступил во власть. С самого первого дня его сжигала неодолимая жажда мести. Подозревая об этом, отец держал Хосрова при дворе, пока тот не сбежал и не поднял восстание. Бунт был подавлен, двоих близких Хосрову заговорщиков по приказу отца подвергли казни. Но Хосров не собирался сдаваться. Он задумал убить отца во время охоты руками наемников. В суматохе дело могло сойти удачно. Быстро ударить кинжалом — за этим последовала бы щедрая награда. Но дворцовые шпионы подслушали разговор брата с верными ему людьми. Это было мне на руку. Я не знал о готовящемся заговоре, но, если бы знал, сам бы донес о нем отцу. В противном случае, сумей Хосров исполнить задуманное, моя жизнь оказалась бы под угрозой. Нам с братом было бы тесно на одной земле.
Но… Хосров не всегда был таким. В детстве мы вместе играли и, рожденные от разных матерей, все же оставались друзьями, до поры до времени нам нечего было делить. Мы вместе осваивали военное искусство, вместе учились фехтованию и верховой езде, вместе читали… Продолжалось это до тех пор, пока не встал вопрос о выборе наследника.
У меня имелся еще младший брат Парваз, но с ним мы не были близки. Был еще незаконнорожденный На-Шудари, Шахрияр, сын пенджабской рабыни. Но он не мог претендовать на престол и потому не представлял опасности.
Узнав о новом заговоре, отец ничего не предпринимал до самого утра охоты, затем приказал схватить Хосрова. У Хосрова были друзья, тайно поддерживавшие его, но отец решил не выдвигать против них обвинения: мой брат один должен был пострадать за предательство.
Тот день я вспоминаю с болью в сердце… Через час после восхода солнца нас вызвали в диван-и-ам. Мы с Хосровом стояли внутри золотой ограды, ближе всех к трону. Позади нас, в серебряной ограде, расположились высокопоставленные лица, в том числе носитель золотого жезла. Ниже, в резной деревянной ограде, стояли представители знати и носитель серебряного жезла.
Хосров держался непринужденно — улыбался, шутил. Однако, когда в зал вошли палачи в черных капюшонах и выстроились вдоль стены ниже трона, он умолк.
Сверху послышался тихий шелест голосов — я заметил, что из своих укрытий на нас смотрят женщины.
Вошел отец и, поднявшись по ступеням, сел на трон. Отца охраняла стража, так что никто, даже я, не мог приблизиться к нему. У подножия трона устроился писец, готовый вести протокол.
По сигналу отца носитель золотого жезла подошел к Хосрову и коснулся его. Хосров бесстрашно шагнул вперед. Возможно, в своем безумии он полагал, что дух Акбара все еще защищает его.
— Хосров, Хосров, что мне с тобой делать? — мягко заговорил отец. — Как больно было узнать, что ты желаешь мне смерти… Это Акбар научил тебя убить собственного отца? Конечно нет. Столь очевидное зло было ему несвойственно… Но что мне теперь делать? Акбар сделал меня падишахом. Я по праву занимаю престол. Твои же притязания беззаконны. Спроси моих придворных, так ли это.
Придворные тревожно зашевелились. Хосров ничего не ответил.
— Что я держу в руке? — все так же ласково продолжал отец. — Не меч ли это Хумаюна? Акбар на смертном одре сам передал его в мои руки. Он снял тюрбан и возложил его мне на голову. Следовательно, именно меня избрал он своим преемником. Почему же ты отказываешься принять его волю?
— Потому что…
— Потому что! — Рев отца спугнул воробьев, и они испуганно разлетелись. — Может, ты обезумел, решившись поднять руку на собственного отца? Что мне сделать, чтобы привести тебя в чувство?
— Убей меня!
Безрассудство Хосрова потрясло всех. Я увидел, как кто-то из женщин просунул пальцы сквозь решетку, словно в попытке дотянуться до брата, прикрыть ему рот.
— Тактья такхта, — издевательским тоном промолвил отец. — Трон или гроб. Так что же, лишившись трона, ты пожелал гроб? — Он удивленно покачал головой. — Но могу ли я совершить такое? Ты сын мне, Хосров… Хумаюн простил своих братьев, потому что так приказал ему Бабур. Нет, я не могу казнить тебя. Твоя кровь осталась бы несмываемым пятном у меня на руках, подточила бы основание трона и ослабила бы землю, на которой он стоит. А! Ты улыбаешься, потому что знаешь, что я не убью тебя. Ты хитроумно прочел мои мысли, догадался, что я не стану нарушать закон Тимура, гласящий: не убивай собственную родню. Что же тогда, Хосров? Изгнание? Твое лицо просветлело при этой мысли. Ты думаешь, я дам тебе свободу, позволю искать покровительства у твоего двоюродного брата, шахиншаха, чтобы ты вернулся с персидской армией? Нет. Я не смог бы спокойно спать. Но если ты останешься здесь, мне будет не по себе из-за твоих завистливых взглядов. Каждый день я буду видеть, как ты алчно пожираешь глазами символы власти — меч и тюрбан. Поэтому я принял решение… — Отец тяжело посмотрел на писца и заговорил медленно, отчетливо, так, чтобы невозможно было неверно истолковать его слова: — Ты навсегда останешься при дворе и будешь прикован цепью к солдату. А чтобы избавить тебя от зависти, тебя ослепят.
Никто не проронил ни слова. Самообладание изменило Хосрову, и у него подогнулись колени. Его подхватили и поволокли к выходу. Тонкие пальцы в отверстиях решетки наверху безжизненно повисли. Женщины не воззвали к падишаху, хотя у них и было такое право, они предпочли хранить молчание. Писец дописал приговор и передал протокол отцу. Тот поставил на бумаге государственную печать. Отныне никто на земле, даже сам отец, не мог спасти моего брата.
