Невольный обман - Картленд Барбара (лучшие книги .txt) 📗
Руки генерала сжимали ее все сильнее, она едва могла дышать, и ей казалось, что он завладел не только ее губами, но и всем телом.
Он увлек ее за собой к звездам, и ослепительный свет окутал их обоих.
«Это и есть божественное озарение», — подумала Теола.
Она чувствовала, что он завладел се сердцем, что она стала другой, она теперь — часть его.
Так же внезапно, как обнял, генерал отпустил ее, повернулся и вышел из пещеры. Теола слышала, как он спускается вниз по горному склону.
На мгновение ей показалось, что ее ноги сейчас подломятся, и она едва удержалась, чтобы не pyx-Путь па землю. Все се существо было охвачено чувством, которое он в ней пробудил. Она все еще ощущала на своих губах его страстный поцелуй, и божественный свет все еще сиял в ее глазах.
Почти не сознавая, что делает, она села на одеяло и поднесла руки к груди, словно пыталась успокоить бурлящие в ней чувства. Она поняла, что любит его; никогда прежде она не понимала, не могла себе представить, что любовь может быть такой.
Теола всегда думала, что любовь должна быть теплой, счастливой и мирной, подобной той, которая, как она знала, была у ее отца и матери.
Но это чувство было другим. Страстным и необузданным… обжигающим огнем, и, подобно языкам пламени, эта любовь притягивала и одновременно пугала.
«Я люблю его! Я люблю его!»
Теперь она понимала, что любила его еще тогда, когда он нес ее вверх по лестнице после того нападения и она ощущала надежную силу его рук, зная, что теперь в безопасности. Теола не испытывала ничего подобного с тех пор, как умерли ее отец и мать, не чувствовала такой надежной защиты, перед которой отступали все страхи.
Даже после всего, что выпало на ее долю, после ужаса, вызванного нападением пьяного солдата, она все равно знала, хотя и не могла выразить это словами, что Алексис Василас означает для нее нечто совершенно особенное — нечто такое, что отличалось от всего, с чем она когда-либо прежде сталкивалась в своей жизни.
«Это любовь», — сказала себе Теола и удивилась, как она раньше этого не поняла.
Именно любовь заставила ее желать, чтобы он пришел и поговорил с ней; именно любовь, хотя она и не подозревала о ее существовании, заставила ее согласиться, когда он предложил ей стать его женой.
Он говорил, что делает это для того, чтобы защитить ее и воплотить в жизнь легенду, в которую верил народ Кавонии.
Возвращаясь мыслями назад, Теола была уверена, что, если бы то же самое попросил ее сделать другой человек, она испугалась бы и с очень большой неохотой согласилась на подобное предложение. Однако она с готовностью доверилась генералу и делала все, что он ей предлагал.
Она уже тогда любила его.
«Я спасла ему жизнь! — сказала она себе. — Я его спасла! Я сделала это не только ради Кавонии, но еще и потому, что, если бы он умер, я бы тоже умерла».
Внезапно она услыхала какой-то звук, подняла голову и увидела, что месяц бледнеет, а звезды уже исчезли. За горами занималась заря, и на другом конце долины на фоне утреннего неба загорелись ослепительным светом вершины, серебряные при лунном свете.
Из долины донесся шум, Теола посмотрела вниз и ясно увидела извивающуюся в долине дорогу. Прошлой ночью она не заметила бегущей рядом с дорогой реки, усеянной валунами и не слишком глубокой и широкой в это время года, тогда как зимой ее наполняли потоки воды, текущие из-под снега в горах.
Теола ничего не увидела, дорога казалась пустынной, и все же шум становился все громче, и она, задрожав от страха, поняла, что это топот марширующих ног.
Она знала, что каждый человек под командованием Алексиса Василаса так же, как и она, слышал приближение противника и насторожился, держа оружие на изготовку и ожидая только приказа открыть огонь.
Теола понимала, что этот приказ должен отдать генерал, и ей очень хотелось знать, где он сейчас, и видеть его. Она надеялась, что после ее слов он не станет предпринимать ничего опрометчивого и нарочно рисковать. Он должен понимать, что, только оставшись в живых, сможет помочь своему народу. Если он погибнет, кавонийцы останутся без лидера и их некому будет вдохновить на борьбу.
— Он должен быть осторожным! Должен! — лихорадочно шептала Теола.
Если она и раньше умоляла его быть осторожным, то теперь, признавшись себе в том, что любит его, Теоле было невыносимо даже думать о том, что он подвергается опасности. Его могла настигнуть шальная пуля, или он мог погибнуть в бою, так как каждый солдат в армии короля понимал, как и она, что, если убьют Василаса, восстание закончится.
Топот, приближающийся с южного конца долины, становился все громче, и наконец Теола увидела первых солдат.
Солнечный свет с каждой секундой становился все ярче, и она уже могла разглядеть офицера на коне, по обеим сторонам которого двигались два личных королевских телохранителя, их шлемы, похожие на шлемы древнегреческих воинов, блестели в лучах солнца.
За ними ехали пушки, тяжелые, дальнобойные пушки, которых опасался Алексис Василас и которые, как знала Теола, могли превратить Зантос в жалкие руины. В каждую пушку были запряжены четыре мула, и по мере продвижения колонны вдоль извилистой дороги она разглядела, что пушек было восемь. Восемь тяжелых орудий; их расчет шагал позади них, по шесть человек на каждое орудие.
За пушками шли другие офицеры в щегольских красных мундирах во главе марширующих красивыми рядами солдат, так непохожих на беспорядочную и дружелюбную толпу, которой командовал Алексис Василас.
На таком расстоянии Теола не могла хорошо рассмотреть их ружья, но была уверена, что это новейшие, современные скорострельные модели, и с отчаянием подумала о старых кремневых ружьях, которыми были вооружены их собственные солдаты.
«Как мы можем одержать победу при таких неравных шансах?»— с тревогой спрашивала она себя. И крепко стиснула руки — ей казалось, что только молитва и вера в народную армию могут помочь им сейчас.
Офицер, едущий впереди пушек, уже приближался к середине долины, а позади все шли и шли солдаты, не успевшие даже войти в долину.
Теола подумала, что их, наверное, многие сотни, и, вероятно, к силам короля присоединилось больше наемников, чем представлял себе генерал, если не из самой Кавонии, то из Греции. Они двигались размеренным шагом, пушки тарахтели по каменистой дороге, солдаты иногда подгоняли мулов кнутом. Не считая этих звуков и топота марширующих солдат, стояла тишина. Не раздавалось отрывистых команд, никто не повышал голоса, только грохот колес, стук конских копыт и топот марширующих сапог.
Это навевало жуть и в то же время внушало благоговение.
Их так много! Их ряды такие правильные! Такие ровные!
Солдаты, которых тренировали и обучали убивать. Солдаты, которые были профессионалами.
Теола надеялась, что среди них было не много кавонийцев, хотя, конечно, она не была в этом уверена. Генерал сказал, что большая часть кавонийской армии перешла на его сторону, и она знала, что среди спрятанных по склонам долины солдат тоже много профессионалов.
Но среди них также было большое количество обыкновенных гражданских людей, простых сторонников Алексиса Василаса, не проходивших никакого военного обучения и имевших только самые начальные навыки, которые он смог им дать. Вероятно, они чувствуют себя подавленными мощью армии короля.
«Мне… страшно», — сказала себе Теола. Она боялась, что прячущиеся за скалами, в пещерах и ущельях люди могут внезапно бросить свое оружие и убежать, опасаясь за свою жизнь.
Ей с трудом верилось, что они бросят своего предводителя, особенно такого, как Алексис Василас. Но кто мог с уверенностью сказать, как поведет себя необученный и не испытанный в бою человек, когда настанет момент рискнуть единственным по-настоящему ценным для него — жизнью?
«Дай им мужество! Господи, дай им мужество!»— молилась Теола. И тут она увидела, что едущий впереди пушек офицер почти достиг выхода из долины.
