Английская наследница - Джеллис Роберта (книги хорошего качества TXT) 📗
Тем не менее, она съела все, потому что решила, что это единственный способ успокоить его. И она была права. Как только Роджер увидел, что она стала есть, он успокоился, даже сам себе удивился. Конечно, он бы беспокоился, если бы благородная женщина голодала, и помог бы ей, но с каким трудом удалось уговорить Леонию поесть. Наверное, это потому, что он сам был голоден и врал, не желая признаваться в чувстве, что если бы потерял Леонию, то потерял бы все. В конце концов, это просто смешно. Он же не обладал Леонией.
— В любом случае по желудку судить не следует, — сказал он неожиданно, качая головой, как бы удивляясь собственной недогадливости. — Мне нужно отодвинуть бочку. Наши глаза так привыкли к темноте, что слабый свет в погребе покажется слишком ярким. Когда я выходил, для меня был как будто день, свет вечернего неба ослепил ненадолго.
Именно это он и сделал. В первый раз, когда Роджер отодвинул защелку, была какая-то серая муть, и он опять задвинул бочку. Они могли выйти и тогда, потому что люди Маро уже оставили свою вахту и нашли приют в домике привратника. Однако в погребе было так же темно, как в туннеле. Роджер пытался убедить Леонию оставаться здесь, пока он разведает обстановку, но она наотрез отказалась и была так же спокойна, как Роджер.
Они около часа наблюдали и прислушивались, но, в конце концов, убедились, что в доме и в ближайшей округе никого нет. Но люди могли прятаться и под деревьями, обрамляющими лужайку. Роджер пошел в разведку, и сейчас Леония не спорила, когда он запретил идти с ним. Оставаясь в доме, она принесла бы больше пользы в случае, если на Роджера нападут. Она могла бы ударить врага, запустить в него чем-нибудь.
Однако все обошлось, хотя дважды Роджер пугался какой-то тени, которая, казалось, приближалась к нему, а затем удалялась. Должно быть, крыса, но какая-то необычная. Парк был пустынен. Караульные не могли находиться дальше, это было неразумно, потому что они не видели бы дом. Когда Роджер вернулся, он осторожно начал разговор о похоронах Генри. Последовало короткое молчание, лицо Леонии вздрагивало в свете луны. Она вздохнула.
— Да, но… но как?
— Я все устрою. В конюшне есть и другие вещи, которые можно использовать как инструмент. Мне очень жаль, но, боюсь, не смогу отнести его на церковное кладбище. Я…
— Не нужно. У нас свой фамильный склеп. Это рядом. Во время похорон повозки ехали вниз и вдоль главной дороги.
Ее прервал стон Роджера, который перешел в кашель.
— Это значит лошадь и экипаж, — вздохнул он. — Хорошо.
— Нет-нет, — поторопилась она его уверить. — Есть тропинка к западу от дома. Ты не мог ее видеть, мама часто ходила по ней, она любила эту приятную прогулку и ухаживала за могилами. Там есть маленькая часовня. Мы могли бы положить папу там, пока ты…. — ее голос дрогнул, — пока ты все не подготовишь.
— Дорогая моя, бедное мое дитя, — мягко сказал Роджер, — ты хочешь попрощаться с отцом здесь? Я сделаю все быстро, насколько это возможно, и мы уедем. Я очень хочу разделить твою боль, но я не знаю, что тебя ранит меньше. Если бы ты была здесь и молилась за отца, пока я не похороню его, может быть, твои воспоминания были бы не такими мучительными.
Леония решительно покачала головой.
— Я пойду с тобой. Дорога разветвляется. Ты можешь заблудиться. — Она опять вздохнула.
— Но, моя дорогая, я не знаю, — мне так жаль, — я не знаю, как мне похоронить его со всеми почестями?
Леония заглянула ему в глаза. Слезы медленно текли по ее лицу.
— Это не имеет значения, — прошептала она. — Папа был хорошим человеком, по-настоящему хорошим. Его достоинства в нем, а не в гробе черного дерева, не в наемных участниках похорон и не в траурных перьях на лошадях.
Роджер обнял Леонию.
— Ты права, клянусь, я сделаю все возможное, хотя твой отец заслуживает гораздо большего. Похоронить Генри с подобающими почестями было, конечно, невозможно. Труп закоченел, и его приходилось нести как доску. Они завернули его в портьеру, однако Роджеру не пришлось использовать скудные орудия, которые он мог найти. Когда он оставил Генри в часовне и вернулся, чтобы разыскать что-нибудь подходящее, Леония заметила, что все тут не тронуто.
— Если они не заходили в часовню, то, возможно, не забрали инструменты из сарая, который стоит позади. Там держали инструменты для садовников, которые ухаживали за могилами и высаживали здесь кусты и деревья.
Из-за суеверия никто не потревожил часовню, и ключ к сараю лежал, как всегда, в маленьком шкафчике. Роджер с облегчением вздохнул, когда открыл его и нашел там все необходимое. Он очень беспокоился, что придется хоронить без гроба, и без хорошего инструмента он не сможет вырыть глубокую яму, чтобы защитить тело от животных, питающихся падалью. С помощью мотыги и лопаты он, по крайней мере, сможет сделать все благопристойно.
Первое, что он заметил на маленьком кладбище, это два свежих могильных холма, один больше, другой меньше. Наклонившись, он разобрал надписи на временных деревянных табличках: Мари Виктория Леония де Коньер и Франц Генри Жулиам де Коньер. Боже милостивый! Будет ли Леония страдать, когда узнает, что ее мать и брат лежат здесь? Он размышлял, стоит ли скрывать это от Леонии, выкопав могилу где-нибудь в другом месте, но тут же передумал. Леония могла увидеть свежие могилы, к тому же он чувствовал, что когда Леония оправится после первого потрясения, ее утешит то, что вся ее семья покоится здесь. И он стал копать яму рядом с могилой Мари.
Руки покрылись волдырями, очень болела спина, но Роджер быстро справился. Почва была уже разрыхлена полуденным дождем. Роджер вырыл могилу и вернулся в часовню, там он нашел Леонию, которая в молчании сидела у тела отца. Он осторожно рассказал ей о том, что узнал, ему стало легче, когда он увидел ее печальную улыбку.
— Я довольна, — вздохнула она. — Папа всегда хотел.. быть с мамой. Они вместе и я не буду беспокоиться о них. Они были так счастливы…
Она не плакала, когда они несли тело Генри к могиле, даже когда они страшно испугались, увидев бегущее животное. Оно бросилось прямо на них, но когда Леония подскочила и вскрикнула, быстро убежало. Она смотрела на существо, которое скрылось в тени кипарисов, обрамляющих кладбищенский дворик.
Даже когда они опускали тело в могилу, она не плакала, только шептала:
— Прощай, папа, прощай.
Но когда Роджер хотел бросить первую горсть земли, закрыла лицо руками.
Роджер отложил лопату и бережно обнял ее:
— Возвращайся, Леония, пожалуйста, возвращайся в дом или часовню.
Прежде чем она ответила, протяжный душераздирающий вой донесся из кипарисовой рощи. Леония вздрогнула, и Роджер крепче обнял ее. Затем она взяла себя в руки и кивнула.
— Оставайся в часовне, если ты испугалась, — убеждал ее Роджер.
— Испугалась? Да нет. Собака — глупо не узнать лай собаки — он так похож на лай моего спаниеля. Должно быть, она тоже умерла, бедняжка, она была такая маленькая.
Леония опять задрожала. Собака все еще выла. Затем Леония высвободилась из объятий Роджера и пошла к дому. Роджер посмотрел туда, откуда доносился вой, но ничего не увидел. Скоро наступит утро, надо поторопиться и закончить похороны Генри.
Жан-Поль Маро получал гораздо меньше удовольствия от обеда, чем Леония от куска колбасы. Она сидела на земле, было темно и холодно, но сердце ее было согрето и полно надеждой. Жан-Поль достиг всего, но на сердце у него были холод и пустота. Почему-то чем полнее он удовлетворял свои желания, тем сильнее испытывал опустошенность. После своей победы он почти забыл Генри де Коньера и его семью, но оставалось жгучее жестокое воспоминание о том, как он надругался над его женой и дочерью, как узнал о смерти его жены и сына. Мало-помалу де Коньер был лишен всего. Его конец означает начало карьеры Маро. Каким-то образом де Коньер стал символом для Маро: как Генри низвержен с высот, так Маро из ничтожества вырос до небес.
