Запретный плод - Джонсон Сьюзен (мир книг TXT) 📗
— Какого черта! — она снова попыталась оттолкнуть его, хотя все ее чувства были против. Как можно презирать это высокомерие, «жеребячий» стиль жизни и вместе с тем страстно желать его? — Ты, конечно, привык всегда иметь все, что захочешь, — протестующе выкрикнула она, — но феодальные времена миновали!
Не совсем так, подумал герцог, вспоминая многочисленные инциденты в своих поместьях, когда крестьянеотцы приходили со своими молодыми дочерьми и предлагали их ему в качестве подарка. Но он не считал, что сейчас подходящее время для дискуссий с Дейзи по вопросу о «минувших феодальных временах».
— Тебя успокоит, если я скажу, что влюблен до безумия?!
Он был просто взбешен, но не так, как Дейзи. Может, потому, что она была свободна, а он нет.
— Ты не имеешь представления о том, что такое любовь, — сказала Дейзи, отчаянно, с обидой отталкивая его руки.
Может быть, это и было правдой. Понимая справедливость этого едкого замечания, он опустил руки и молча глядел на нее, проклиная ее очарование и свою постыдную страсть.
— Прости меня, — сказал наконец он и отодвинулся, а затем пересел на сидение напротив.
Они оба тяжело дышали, их сердца стучали в унисон стуку колес кареты.
— Я не одна из твоих шавок.
Она говорила, как это делают все женщины в гневе, смешивая в одну кучу все подряд. Ее волосы растрепались, тяжелые черные локоны, как шелк, струились по плечам, одежда тоже была в полном беспорядке, помятая и скрученная юбка задралась чуть ли не до бедер. Зрелище, надо сказать, было великолепным. Золотистое тело Дейзи было безупречно, и, рассматривая ее, Этьен думал о том, что все же есть некоторые нюансы, отличающие порядочную женщину от девки. Но вслух он произнес:
— Очень жаль! — И, закинув ногу на ногу, ссутулился и помрачнел, словно черная меланхолия присела рядом с ним на сидение.
— Отвези меня обратно, — произнесла Дейзи ледяным тоном, не терпящим возражения.
Родовая спесь, подумал он. Как она похожа на своего брата! Но гордость в роду герцога, слава Богу, пестовали в течение тысячи лет, тут он мог дать ей фору. Высокомерно приподняв бровь, как это делали представители пятидесяти поколений де Веков, он сухо ответил:
— Нет. — И с самодовольным видом, удобно развалился на диване покачивающегося экипажа, куда дневной свет едва проникал сквозь затененные окна. Их взгляды встретились в старом, как мир, извечном вызове. Мужчина и женщина. Желание против желания. Страсть против страсти.
— Мой отец убьет тебя… или мои братья, — вкрадчивым голосом произнесла Дейзи.
— Твой брат уже однажды угрожал мне.
— Изза Импресс, — она руками схватилась за сидение, чтобы удержать равновесие. — У тебя ведь будет еще не одна женщина после меня, Этьен. Ты это знаешь, и я это знаю, поэтому я предпочла бы поменьше эмоций и побольше здравого смысла. Прикажи кучеру развернуться и доставить меня обратно к Аделаиде. — Дейзи попыталась опустить вниз свою шелковую юбку, но так, чтобы не потерять равновесия в этом трясущемся экипаже. — И попроси его ехать помедленнее, — добавила она тоном гувернантки, делающей замечание ученику. — Он перевернется гденибудь.
Герцог не ответил. Он слегка наклонился вперед и снова отбросил ее юбку наверх, открыв ее ноги.
— Не стоит прикидываться ханжой, Дейзи. Твои ноги, — он сделал небольшую паузу, его зеленые глаза скользнули вверх по ее бедрам, — очень красивы… — Он остановил себя, прежде чем чуть не добавил: «И принадлежат только мне». Но ведь она не верила в феодальные отношения, даже он сам осознавал, каким анахронизмом было чувство собственника.
— Этьен… — ее темные глаза сузились. — Я — не все. — Она не стала оправлять одежду, контролируя себя. Неважно, одетая или раздетая она сидит напротив него. Решение было принято. — Ты переигрываешь.
— Я вообще не играю.
— Сейчас 1891 год, Этьен. Я независима, богата, образованна, и моя семья очень влиятельна. Не валяй дурака.
Он не изменил своей вальяжной позы. И это задело ее.
— Твоя жена, вероятно, ждет тебя, — добавила она с сарказмом, желая напомнить ему о семейных обязательствах и вызвать хоть какуюнибудь реакцию. Он спокойно улыбнулся и насмешливо сказал:
— Я послал ее к дьяволу сегодня утром.
— Я ненавижу тебя. — Она ненавидела его самодовольство, его мужскую свободу, его беззаботность.
— Это неправда.
Больше всего она ненавидела его высокомерие, знание женщин, не позволявшее застать его врасплох. Он говорил со своей женой сегодня утром… Несмотря на его отрицание их близости, черт его знает, может, он спал с ней прошлой ночью после приема.
— Она оставила мне записку у камердинера. Меня не было дома, потому что я, как влюбленный юнец, мчался к Аделаиде. Теперь ты получила ответ на все незаданные вопросы?
Как он догадался, удивилась Дейзи, что она умирает от ревности, от одной мысли, что он провел ночь в постели собственной жены.
Его ноги стояли так близко в узком проходе, что она могла протянуть руку и дотронуться до блестящей кожи лосин. И его мужское обаяние, его задумчивые, капризные глаза притягивали ее, словно обещанный рай.
— У меня нет никаких вопросов, — соврала она. Пытаясь отогнать чувство, которое горячей волной разливалось по телу, она напомнила себе, что он был прекрасным любовником, но… не только с ней, а и с другими женщинами. С любой женщиной.
— Когда ты меня отвезешь обратно к Аделаиде? Он пожал плечами.
— Посмотрим, — ответил он в королевской манере: не подразумевая того, что произнесено вслух, и не допуская никаких коллегиальных решений, кроме собственных.
— Что значит «посмотрим»? — Дейзи резким движением поправила юбку и наклонилась вперед. — Надеюсь, у тебя есть предсмертное желание?
— Нет, с тех пор как встретил тебя.
Его ответ был настолько спокоен, мягок, так чертовски невозмутим, что Дейзи немедленно решила применить другие аргументы. Она не могла вести борьбу с позиции силы, сидя в экипаже Этьена, в момент, когда его кучер вез их в Кольсек.
— Послушай, — произнесла она голосом присяжного поверенного, — давай договоримся по некоторым вопросам.
— А именно?
Его несколько игривая интонация провоцировала и раздражала, но Дейзи имела большой опыт урегулирования спорных вопросов и игнорировала провокацию.
— А именно о перемирии на некоторое время, устраивающем нас обоих.
Герцог рассмеялся, это был смех победителя.
— На некоторое время, — произнес он, — в самом деле?
Глядя на нее, он подумал, что либо эта женщина будет принадлежать ему навечно, либо он умрет в попытке завоевать ее. Хотя это было довольно глупое решение и не в его характере, странное для мужчины, который известен всему свету как страстный, но непостоянный любовник.
— Не согласен, ваша честь, — спокойно сказал он, — а если соглашусь, то потребую два тысячелетия перед вечностью.
— Будь серьезнее, Этьен, мне не до шуток. — Но я в самом деле не согласен, дорогая, и я не шучу. — Это что, похищение?
— Не думаю, но все может статься. Я ведь непостоянен.
— А я не собираюсь падать тебе в руки, как… как все остальные.
— Ты, дорогая, совершенно не то, что все… остальные, поверь мне…
Он произнес это так тихо, что Дейзи едва расслышала. Резко выпрямившись, он отдернул штору ближайшего окна.
— Этьен…
Ответа не последовало. Может, он и не услышал — ее голос тоже был очень тихим — а может, был поглощен открывшейся перед ним панорамой.
— Я не знаю, что нам делать.
Герцог всетаки слышал ее слова, потому что медленно повернул голову, как будто ему было очень сложно отказать себе в удовольствии смотреть в окно, и медленно кивнул.
— Значит, нас уже двое.
— Мне нужно больше, чем твое внимание на несколько часов или несколько дней… — Ее темные глаза увлажнились. — Или несколько недель…
— Я не собираюсь приносить тебе извинения за свою жизнь, это ничего не изменит. Важно, как я понимаю, в состоянии ли я дать тебе какието гарантии. С кемлибо другим я бы солгал и дал любые обещания. Ты видишь, как я изменился? И потому я не могу тебя обманывать. Самое смешное, что это действительно так. Скажу откровенно, может, это поможет. Ты для меня — глоток свежего воздуха, ты — радость, которой я не знал. Я впервые в жизни безоговорочно счастлив, когда мы вместе. Я хочу, чтобы это чувство длилось вечно. Я хочу тебя навсегда. Но мир сделал меня циником, или я сам стал циником… В любом случае, я могу только сказать: я рад сделать что угодно, лишь бы удержать тебя.
