Рыцарь темного солнца - Вербинина Валерия (читать хорошую книгу .TXT) 📗
Глава 14,
в которой все идет наперекосяк
На следующее утро Дезидерий ни свет ни заря поднял Мадленку, с трудом отыскавшую себе место для ночлега в какой-то каморке с хламом. В замках того времени собиралось одновременно столько народу, что места на всех не хватало, и в некоторых средневековых рассказах можно прочесть, как люди запросто укладывались спать по три-четыре человека в одну кровать, не видя в том ничего зазорного. По вполне понятным причинам Мадленка предпочитала оставаться одна и устроила себе вполне приличное ложе из груды старого тряпья. Спала она, не раздеваясь, а меч на всякий случай держала поблизости, чтобы он был под рукой. Ночью, впрочем, ничего особенного не произошло. Возможно, что где-то в других местах покушались на чужую жизнь, разбойничали и злоумышляли, однако здесь Мадленка, похоже, никого не интересовала, что ее порядком обрадовало. Утром она едва успела перекусить, когда князь Доминик приказал садиться в седло.
Лошадь у Мадленки оказалась вполне сносная – гнедая, спокойная нравом и уже порядочно отмахавшая на своем веку. Весь отряд, отправлявшийся на поиски тел матери Евлалии и убитых крестоносцев, насчитывал около двадцати человек, не считая слуг. Все были вооружены – не потому, что напрашивались на стычку, а потому, что в описываемое время каждый старался своими силами обеспечить собственную безопасность. Возглавляли отряд князь Доминик и его человек по имени Петр из Познани. То был суровый, замкнутый мужчина уже не первой молодости с черными волосами, серебрившимися у висков, и плохо зарубцевавшимся шрамом наискось через всю левую щеку, полученным в какой-то из многочисленных битв. Среди шляхтичей он слыл одним из самых искусных воинов и, судя по бытовавшим о нем рассказам, вполне заслужил свою репутацию. Твердая рука и золотое сердце – так определил его всезнающий Дезидерий – господину своему, князю Доминику, был предан безгранично. Говорил Петр резко и отрывисто и, видимо, принадлежал к тем людям, которые не любят повторять свои слова дважды.
Князь захватил с собой священника, отца Домбровского, довольно робкого человека, плохо державшегося в седле, а слугам приказал заготовить повозки на тот случай, если тела придется перевозить в княжескую резиденцию. Лже-Мадленка Соболевская ехала на белой лошади рядом с князем и уверенно показывала дорогу. Лже-Михал Краковский старался не отставать от князя Августа, ибо было решено, что сначала займутся поисками матери-настоятельницы, а уже потом позаботятся о павших рыцарях. Очевидно, Августу было не по себе от роли, которую его заставили играть, или же вчера ему влетело от князя больше, чем он согласен был вынести; по крайней мере, весь путь он держался вызывающе и даже мурлыкал себе под нос легкомысленные песенки.
Впереди показался знакомый крест, обозначающий перекресток; Мадленка привстала в стременах, и сердце ее учащенно забилось. Неподалеку от креста валялись двое давешних бродяг, только теперь они были раздеты догола, и солнце бросало свой безжалостный свет на их бледные и грязные тела. Отряд проехал мимо, не останавливаясь, только ксендз Домбровский перекрестился и пробормотал себе что-то под нос, но что – никто не разобрал. Один поворот, другой – теперь они двигались совершенно незнакомой дорогой, и Мадленка терялась в догадках, что бы это могло значить. Время от времени до нее доносился плачущий голос самозванки:
– Они привязали его к дереву и стали стрелять по нему из своих окаянных луков, а он все пытался вырваться, но первая стрела попала ему в сердце, и он…
Мадленке хотелось выть в голос. Глумление над памятью брата казалось выше ее сил. Она мечтала оглохнуть, чтобы не слышать лицемерный голос, и ослепнуть, чтобы не видеть полных сочувствия взглядов, обращенных на похитительницу ее имени. То она призывала все кары небесные на захватчицу, то представляла себе, как та умрет, пораженная неведомой и ужасной болезнью. Мадленка сделалась сосудом ненависти, и успокаивало ее только одно – то, что презренная не восторжествует. Девушка представляла себе замешательство соперницы при виде кургана, креста и цветов, которых там не должно быть. И тогда она, истинная Магдалена Мария Соболевская, выйдет вперед и скажет: не верьте ей, она лгала вам, – и в доказательство представит закопанное платье, она ведь отлично помнит, где спрятала свою одежду. Мадленка устала от неопределенности и жаждала, чтобы ее подозрения наконец подтвердились или, наоборот, были опровергнуты. Будь убийцей хоть Август, хоть сам князь Доминик, в присутствии стольких людей и ксендза никто ничего не посмеет ей сделать. Мадленка отвлеклась от своих мыслей и поглядела вокруг себя. Да, так оно и есть: они въехали в тот самый лес.
Мадленка так и впилась глазами в лицо Августа. Он или не он? Ни один убийца не любит возвращаться на место своего преступления. Но на подвижной физиономии Августа застыла неприкрытая гримаса скуки. Он уже не напевал себе под нос —Мадленке показалось, что юный князь чем-то озабочен. И девушка даже вздрогнула, когда тот обратился к ней.
– Слушай, Михал, ты бы не мог оказать мне услугу? Покажешь им место, где я напал на крестоносцев, а то мне тошно становится от мысли, что я должен снова туда ехать.
– Я плохо знаю здешние дороги, – отвечала Мадленка, косясь на него исподлобья.
Август безнадежно махнул рукой.
– Ладно. Считай, что я ни о чем тебя не просил.
Мадленка не выдержала.
– Да чего ты боишься? Все честные люди гордятся тобой. Да, гордятся! Разве тот рыцарь не заслуживал смерти за то, что он сотворил? Поверь мне, ты совершил благое дело, что бы там ни говорили епископ и остальные.
На современном языке такое поведение именуется провокацией, тогда же оно, наверное, считалось бы обычной хитростью, чтобы заставить собеседника разговориться. Уловка подействовала: Август заметно смягчился.
– Я ничего не боюсь, – отозвался он, – и, во всяком случае, не жалею, что бог уготовил мерзавцу-крестоносцу пасть от моей руки. Плохо то, что наши верят, будто я напал на его отряд из-за денег, а мне они не нужны. Я даже предложил отпустить пленного рыцаря, раз выкуп все равно оказался у нас. Дядя Доминик, похоже, не против, но епископ колеблется. Дело в том, что крестоносец тоже участвовал в штурме Белого замка, а там погибли родичи епископа, которые просто были в гостях у хозяев.
Мадленка сочувственно вздохнула, а про себя подумала, как ей повезло, что она встретила Боэмунда фон Мейссена, когда тот был при смерти, а то еще неизвестно, как бы рыцарь с ней обошелся, пребывай он в добром здравии. Но все мысли о Боэмунде вмиг вылетели у нее из головы, когда девушка увидела, что их отряд находится как раз над оврагом.
– Вот то место! – закричала самозванка. – Здесь!
Петр из Познани поднял руку, и отряд остановился. Мадленка боялась дохнуть. Вон клен, о который она вправляла руку… Август озирался с беспокойным любопытством.
– Я ничего не вижу, – заявил он.
Прошедшие дожди смыли все следы крови. Мадленка перевела взгляд на молодую женщину.
– Следуйте за мной, – велела она. – Они здесь, на поляне!
Петр из Познани пожал плечами и двинулся за ней в чащу, рукоятью хлыста отводя ветки, задевавшие его по лицу. Мадленка, которая от возбуждения не могла усидеть в седле, спешилась, и некоторые последовали ее примеру.
– Ты ей веришь? – спросила она Августа. – Лично я не заметил ничего подозрительного.
Август поморщился.
– Для засады хорошее место, – сказал он. – С одной стороны овраг, с другой чаща. Людям, которые находятся здесь, просто некуда деться.
Мадленка метнула на него быстрый взгляд. Стал бы он так раскрываться, если бы и впрямь задумал убийство своей крестной матери? Но зачем? Зачем убивать старуху-настоятельницу, никому не причинившую никакого вреда? Эта мысль больше всего мучила Мадленку.
– Смотрите! – вдруг пронзительно закричала она.
Впереди, шагах в двадцати от них, показалась большая красивая кошка с кисточками на ушах. Это была рысь, и в зубах она тащила нечто, до странности напоминающее часть человеческой руки.
