Обрести любимого - Смолл Бертрис (читаем бесплатно книги полностью txt) 📗

Дворец населяли сотни людей — от придворных до самых последних слуг. Там было много мощеных дворов, имевших каждый свое название. Валентину удивил Причинг-Корт, в середине которого стояла кафедра для проповедей в летнее время. Во дворце были длинные коридоры и галереи, множество жилых комнат для придворных и слуг; все они располагались вокруг отдельных дворов, самых разнообразных форм и размеров; они посетили несколько башен, включая ту, в которой отец Елизаветы, Генрих VIII, женился на ее матери, Анне Болейн.

Когда кардинал Вулзи передал свою собственность Генриху, король приказал, чтобы Прайви-Галери в Этере, загородном доме кардинала, была разобрана и перенесена в Уайтхолл. Это была цепь соединяющихся друг с другом галерей с окнами, которые с одной стороны выходили в сад, а с другой — на Темзу. Галереи обшили ценными сортами дерева, украсили резьбой с изображениями людей, животных и растений. Потолки украшала резьба по камню и позолота, стены были увешаны удивительной красоты гобеленами. Валентина подумала, что эта часть Уайтхолла самая красивая.

Наконец Маргарет Дадли привела их в Прайви-Чембер, где подвела Валентину к портрету, висевшему на почетном месте около входа в зал. Придворный художник Генриха Тюдора Ганс Гольбейн 19 нарисовал Генриха VIII, стоящего рядом со своим отцом Генрихом VII, своей матерью, Елизаветой Йоркской, и королевой Джейн Сеймур 20, матерью единственного законного сына Генриха VIII. Хотя королева Джейн Сеймур уже умерла к тому времени, когда Гольбейн рисовал эту картину, он хорошо ее знал и вписал ее в это великолепное полотно по памяти.

Фрейлины и Валентина прошли в большую Стоун-Галери, на нижнем этаже Уайтхолла. Когда-то королева использовала эти апартаменты для приема знатных иностранных гостей. Теперь, однако, Стоун-Галери поделили натри жилых покоя, и во внутреннем дворе стоял временный дом для проведения торжественных обедов.

Холщовый шатер, длиной в сто ярдов, поддерживаемый тридцатью позолоченными столбами, каждый высотой сорок футов, внешне казался настоящим каменным зданием. Стены снаружи разрисовали под каменную кладку. Внутри художники нарисовали солнце, звезды и белые облака. Он был построен двадцать лет назад, но «временный» зал стоял по-прежнему и использовался, когда королева принимала гостей в Уайтхолле.

— Сегодня вечером она будет проводить прием здесь, — сказала Маргарет Дадли.

— Здесь не холодно? — засомневалась Валентина.

— Не холодней, чем в любой другой части дворца. Кроме того, там есть жаровни с углями, да и люди будут согревать зал. И от танцев кровь движется быстрее, — сказала Маргарет.

Когда они вернулись в комнату фрейлин, их известили, что королева будет ужинать только со своими дамами и юными фрейлинами. Она наденет белое, шитое серебром платье, и ее фрейлины тоже должны быть в белом с серебром. Леди Бэрроуз вольна надеть то, что ей нравится. Небольшая личная комната Валентины примыкала к комнате фрейлин, и там, к своему облегчению, она обнаружила Нен.

— Это место не лучше садка для кролика, — ворчала Heн. — Я не могу разобраться в здешних порядках, а слуги здесь ужасно надменные, миледи. Я никого не могла заставить принести горячей воды для мытья.

— Ты должна была дать им монетку за эту работу, Нен. Мамина старушка Мег говорила мне об этом. Но не плати им, пока воду не принесут, потому что они скорее всего возьмут твою монетку, а дело не сделают.

— Что за место! Что за место! — жаловалась Нен. — Как бы я хотела, чтобы вы вышли замуж за лорда Бурка. Тогда мы жили бы в приличном доме.

— Что за разговор, Нен? Кто сказал тебе, что я снова собираюсь замуж и тем более за Патрика Бурка? Я никогда ничего подобного не говорила.

— Ну, он-то любит вас, не так ли? — настойчиво спросила Нен. Валентина молча уставилась на нее. — Вы ведь не молодеете, миледи, если уж говорить об этом. Вам будет двадцать один в марте, не так ли? Непросто для женщины в таком возрасте найти себе другого мужа. Лорд Бурк красивый мужчина с хорошим состоянием. Если он останется при дворе, а я слышала, что он останется, то это потому, что он хочет быть рядом с вами, я думаю. Послушайте, вы же не можете надеяться на то, что леди не будут обращать на него внимания. Вам лучше поостеречься, миледи, чтобы не упустить выгодную партию.

— Нен, не мне говорить тебе, что я все еще в трауре по лорду Бэрроузу, — проворчала Валентина. — Я не могу думать о другом замужестве до лета. Я даже не уверена, хочу ли я снова выйти замуж. Я наслаждаюсь своей свободой.

— Вы наслаждаетесь тем, как два джентльмена грызутся из-за вас, — раздраженно сказала Нен. — Лорду Бурку не нравится, что граф Кемп крутится вокруг вас.

— Лорд Бурк может идти ко всем чертям, Нен. Он мне не муж, не жених, даже не мой любовник! Я сама себе хозяйка и буду делать то, что хочу.

— Господи помилуй, если бы ваша кроткая мать слышала, что вы говорите! Любовник! Если я когда-нибудь узнаю о том, что вы завели себе любовника, миледи, я сразу поеду домой в Перрок-Ройял и расскажу об этом вашему отцу!

Валентина засмеялась.

— У меня мало возможностей завести любовника, Нен. Во-первых, ты слишком бдительно следишь за мной. А кроме того, я так воспитана, что не могу скрывать правду. Теперь иди и выясни, сможешь ли ты уговорить кого-нибудь из лакеев принести мне горячей воды, потом собери что-нибудь поесть.

Валентина съела легкий ужин, состоящий из курятины, хлеба и сыра, запив все это домашним вином, потом удобно устроилась в дубовой лохани, когда вдруг дверь распахнулась и в ее спальню ворвались пять фрейлин.

— Эй, юные леди, в чем дело? — возмутилась Нен.

— Леди Бэрроуз! Леди Бэрроуз! Гонория забрала мой жемчуг и не хочет отдавать! — рыдала Бет.

— У тебя есть еще полдюжины ниток, а у меня ни одной. — Гонория сама готова была расплакаться. — Ты раньше давала их мне поносить.

— Кого сегодня вечером ты собираешься завлекать, Гонория? — спросила ее Элеонора.

— Не надо быть такой злюкой, хотя бы только потому, что ты скоро выходишь замуж, — огрызнулась Гонория, — не всем из нас везет!

— Я хочу назад свой жемчуг! — выла Бет. Валентина закрыла глаза. Она понимала, что этих крикуний нужно поставить на место.

— Вы прервали мое купанье, — сказала она холодно, и в комнате стало тихо. Девушки поняли, что вели себя бестактно. — Когда я оденусь, мы обсудим случившееся.

Девушки медленно вышли из комнаты, тихо закрыв за собой дверь.

— Помоги мне одеться, Нен, нужно идти и улаживать спор.

— Какое из этих бесстыдных платьев вы хотите надеть, миледи? — спросила Нен.

— Темно-фиолетовое с серебряными кружевами, — миролюбиво ответила Валентина.

Фрейлины вели себя вполне достойно, когда леди Бэрроуз вошла в комнату. Они ахнули, увидев, как замечательно выглядит Валентина. До этого она была одета в черное платье с высоким воротником, а ее волосы были спрятаны под полотняным чепцом. Сейчас, увидев ее в темно-фиолетовом бархате, они были потрясены. Нижняя юбка платья была сделана из шитой серебром материи и бархатной парчи, а рукава украшены серебряными кружевами. Такие же серебряные кружева кокетливо обрамляли вырез платья. Платье было модным и удивительно шло Валентине. Ее изящный шиньон украшали маленькие цветы с аметистом в центре каждого цветка. Розовые жемчуга мерцали в ее ушах и на шее.

— Вы готовы? — спросила она их, довольная произведенным впечатлением.

— Да, мадам, — хором ответили они, приседая в поклоне.

— Отлично. Мы отправимся, как только решим вопрос с жемчугами. Гонория и Бет, подойдите ко мне.

Когда две девушки встали перед ней, Валентина сказала:

— Гонория, вы были не правы, взяв жемчуг Бет, не спросив ее. Что касается вас. Бет, жемчуг действительно ваш, и, если вы хотели надеть нитку, выбранную Гонорией, вы могли предложить ей другую нитку взамен. Я понимаю, что женщине трудно обойтись без украшений. До тех пор пока я не вышла замуж за лорда Бэрроуза, у меня было очень мало настоящих драгоценностей. Я обязана наказать вас обеих, потому что вы были не правы. Сегодня ни одна из вас не наденет украшений. Никакого жемчуга, никаких серег, колец, брошей или браслетов. Сегодня вашими единственными украшениями будут блестящие глаза и искрящиеся улыбки. Вам, милые юные леди, придется положиться только на свое очарование.