Укротительница привидений - Медейрос Тереза (е книги .txt) 📗
Лотти заставила себя повернуться на бок и зажмурила глаза, надеясь поскорее уснуть, но не уснула, продолжая вслушиваться в странные звуки, которые раздаются по ночам в любом доме – скрипы, шорохи, вздохи, плач ветра…
Плач?
Лотти подскочила на кровати и вскоре услышала звук, от которого у нее замерло сердце. Это был не вздох и даже не стон, это был крик – далекий, жуткий, и его невозможно было спутать с завыванием ветра.
Словно из далекого прошлого в голове Лотти прозвучал ее собственный голос:
«Как пишет „Наблюдатель“, Кровавый Маркиз сбежал в Лондон от привидения своей жены, которое разгуливает ночами по коридорам его дома в Корнуоле, горько оплакивая свою несчастную судьбу».
Она накрылась с головой одеялом. Зубы у нее стучали от страха. Хотя Лотти всю жизнь пыталась писать именно о привидениях, она не верила в то, что они существуют. Не верила до этой минуты. Но звук который она только что слышала, не могло издавать человеческое существо.
Прошло какое-то время, пока Лотти рискнула осторожно выглянуть из-под одеяла. Во всех историях о привидениях героиня – юная и отважная – брала в таких случаях в руку зажженную свечу и бесстрашно отправлялась навстречу неизвестности по темным коридорам загадочного дома.
Собрав в кулак всю свою волю, Лотти отбросила одеяло и опустила ноги на ледяной пол, от которого тянуло сыростью. Гарриет никогда не отважилась бы на подобный подвиг, но разве пристало бояться привидений молодой маркизе Оукли?
9
Хайден неслышно, словно тень, пробирался по пустым коридорам Оукли-Мэнор. Ночь давно вступила в свои права, и в этот час весь дом был погружен в глубокий сон. Теперь до утра в нем не встретить ни одной души – по крайней мере, живой души.
Что за безумие было привозить сюда молодую жену! Лучше было бы нанять для нее дом в Лондоне, где она могла бы жить в полной безопасности под боком у своей семьи. В конце концов, не такая уж это редкость, когда муж с женой живут каждый в своем доме.
Или каждый спит в своей постели.
Хайден вспомнил, какими глазами смотрела на него Марта, когда пришла сообщить, что маркиза предпочла остановиться не в роскошных апартаментах, а в скромной спальне, примыкающей к классной комнате. Когда же он распорядился отнести туда ужин для Лотти и ее кошек, ему показалось, что старая няня начинает презирать его. Но что хотела от него Марта? Чтобы он уморил свою жену голодом? Или пошел, чтобы силой отвести ее в свою спальню?
Марте, может быть, и в голову не приходит, что Лотти выбрала для себя самое подходящее место. Достаточно удаленное не только от Хайдена, но и от западного крыла дома.
Однако искушение от этого не стало слабее. Ведь спальня Лотти оказалась далеко не только от западного крыла, но и от помещений для прислуги. Хайден может пойти и насладиться близостью с женой в любое время, и ему никто не сможет помешать, даже вечно бодрствующая Марта.
Хайден потер бровь, пытаясь отогнать соблазнительные видения, которые рисовало ему его воображение: картинки, в которых Лотти лежала на постели, разбросав в стороны руки и ноги, рассыпав по подушке золотистые волосы и призывно приоткрыв губы.
Его фантазия распалялась еще сильнее от воспоминаний о брачной ночи, которую Хайден провел в кресле, наблюдая за спящей Лотти. Тогда она закинула ногу на лежащую сбоку от нее подушку так, словно та была ее любовником. О, сколько выдержки пришлось проявить тогда Хайдену, как сильно ему пришлось стиснуть зубы, чтобы не сорвать со спящей Лотти одеяло и не улечься в постель, чтобы занять место той самой подушки. Тем более что лежать рядом с Лотти было отныне не только его правом, но даже обязанностью.
«Однако у теня есть и другие, не менее важные обязанности», – напомнил себе Хайден, широкими шагами направляясь к спальне Аллегры. Из-под ее двери пробивался серебристый луч света. С самого раннего детства его дочь мучили кошмары, и она наотрез отказывалась спать без зажженной лампы. Иногда она просыпалась среди ночи и бежала к отцу – ведь только он мог прогнать прочь ужасных чудовищ. До тех пор, пока сам не стал одним из них.
Хайден прикоснулся пальцами к дубовой обшивке двери. Ему хотелось убедиться в том, что Аллегра спит прижимая к себе во сне новую куклу.
Дверь он так и не открыл. Постояв несколько минут и убедившись, что в спальне тихо, Хайден медленно пошел назад в свою холодную постель.
И в этот миг по дому пронесся первый дикий вопль.
Хайден застыл на месте, чувствуя, как начинают шевелиться волосы у него на голове. Ему только показалось или крик в самом деле прозвучал сегодня громче, чем обычно? Мучительнее? Яростнее? Или за несколько дней, проведенных в Лондоне, он успел отвыкнуть и его восприятие обострилось настолько, чтобы различать в этом крике самые тонкие оттенки?
Когда крик раздался во второй раз, Хайден даже не вздрогнул. Он знал, что, как бы ни были ужасны эти крики, самое худшее наступает потом.
Кто-то играл на рояле, и Лотти замедлила шаги, вслушиваясь в переливы звуков и постепенно узнавая мелодию. Это была соната Бетховена, названная после его смерти «Лунной сонатой».
Прекрасная, но удивительно печальная музыка, музыка, от которой замирает сердце, а к горлу подкатывает комок.
«Быть может, я вовсе и не выходила на поиски привидения, – подумала Лотти, – а по-прежнему лежу в постели, и все это мне только снится: и пустынный, погруженный в сон и мрак дом, и дрожащий огонек свечи и эта раздирающая душу мелодия?»
Идя на звук, Лотти спустилась по лестнице на первый этаж. С тех пор, как она вышла из своей комнаты, держа в дрожащих пальцах зажженную свечу, не прозвучало больше ни единого крика. Пройдя залитый лунным светом холл, Лотти оказалась в широком коридоре, по обе стороны которого тянулись закрытые двери. Здесь она остановилась и прислушалась, склонив голову набок. Казалось, что печальная музыка доносится ниоткуда и в то же время отовсюду. Прикрывая одной рукой дрожащий огонек свечи, Лотти пошла ло коридору, свободной рукой открывая все двери подряд. И они легко отворялись, каждый раз обнаруживая за собой пустые темные комнаты.
К последней, дальней двери Лотти подошла, прислушиваясь к нарастающим, переливающимся подобно ручейку звукам, но в тот момент, когда пальцы Лотти легли на дверную ручку, мелодия резко оборвалась. Лотти отдернула руку и прислушалась, но единственным, что нарушало навалившуюся гробовую тишину, было лишь ее собственное прерывистое дыхание.
Она задержала очередной вдох и стала поворачивать дверную ручку. Та поначалу подалась, но затем застопорилась. Лотти резко дернула ручку. Бесполезно. Дверь оказалась запертой. Лотти стояла перед ней, думая о том, что если бы она была такой храброй, какой всегда хотела казаться, то чувствовала бы сейчас недовольство, а не облегчение.
Она тихонько вздохнула. В воздухе явственно запахло духами. Это был аромат жасмина – тяжелый и назойливый. А затем по коридору пролетел неведомо откуда взявшийся ветерок, задул свечу, и Лотти осталась в кромешной тьме.
В темноте всегда жутко, но еще страшнее, когда ты не одна. А Лотти явно чувствовала рядом с собой чье-то присутствие, безмолвное и оттого еще более пугающее.
Тут в темноте промелькнула какая-то тень, и прямо над ухом Лотти прогремел голос:
– Проклятие! Почему ты здесь бродишь?
Подсвечник выскользнул из рук Лотти, упал и с грохотом покатился по полу, а саму ее схватили чьи-то сильные руки и буквально припечатали к запертой двери.
Это был не призрак. Руки, схватившие Лотта, оказались теплыми и знакомыми.
Глаза Лотти немного привыкли к темноте, и оказалось, что тьма не такая беспросветная, как это могло показаться. Сверху, сквозь застекленные окна в конце коридора, падал лунный свет, рисуя на стенах тонкую серебристую паутинку. Во всяком случае, этого освещения было достаточно, чтобы рассмотреть дикий блеск в глазах Хайдена.
