Объятия незнакомца - Такер Шелли (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .TXT) 📗
– Да. Я предупредил, что мы приедем поздно и попросил не тушить свет, чтобы мы не сломали себе шеи, поднимаясь наверх. – Он подвел ее к крученой лестнице. – С месье и мадам Перель ты познакомишься утром. Очень приятные старики. Думаю, они понравятся тебе.
С этими словами он решительно направился наверх. Она двинулась следом за ним, но, поднявшись на две ступеньки, Вдруг застыла. Взгляд ее был прикован к огромному полотну, висевшему прямо напротив главного входа.
– Макс... это же... мы! – выдохнула она.
Он, широко улыбаясь, сошел к ней.
– Вот уж не думал, что ты так быстро заметишь его. Я привез сюда кое-какие вещи из нашего дома, Мари. Мне подумалось, с ними ты будешь чувствовать себя уютнее. Мы с тобой не уставали любоваться этим полотном.
С радостным изумлением смотрела она на картину, висевшую на стене в резной золоченой раме, – словно открылось вдруг окно в прошлое, и прошлое ее не было ни темным, ни страшным, а напротив – счастливым и светлым. И оно было напоено любовью.
Лужайка, залитая солнцем. Она сидит в кресле, позади нее стоит Макс, его рука покоится на ее плече. Оба улыбаются, и оба одеты в прекрасные одежды. На ней легкое платье голубого шелка, расшитое золотыми блестками, а синий с белым костюм Макса украшают ленты и медали. Ее волосы, зачесанные кверху массой кудельков, скреплены гребнями, в которых поблескивают драгоценные камни. На коленях у нее свернулась маленькая, лохматая черно-белая собачонка. И все это на фоне огромного дома.
– Это... это наш дом? – с удивлением спросила она, глядя на распростершееся на заднем плане здание.
– Да. Замок Ла-Рошель. В Турени, – медленно проговорил он. – Помнишь его?
Она напряженно вглядывалась в раскинувшееся на заднем плане строение. Это ее дом? Неужели об этом роскошном строении тосковала и грезила она долгими, безрадостными днями и ночами, проведенными в заточении? Почему-то никогда в своих мечтах она не представляла, что может жить в столь великолепном доме.
Ее взгляд, медленно скользнув от колонны к колонне, от окна к окну, останавливался на каждой из скульптур, украшавших большую зеленую лужайку. Она напряженно прислушивалась к себе, стараясь оживить в душе хоть какое-то воспоминание, но потуги ее были тщетны. Она ничего не чувствовала.
– Нет, – качнув головой, прошептала она. Радость на ее лице уступила место печали. – Я не помню его.
– А нашего Домино? – Он показал на собаку. – Уж его-то ты должна помнить. Мы потратили уйму времени, пока учили его позировать. – Макс усмехнулся. – Мы с художником готовы были дать ему хорошего пинка, но ты настояла, чтобы он тоже был на портрете. Временами мне начинало казаться, что этого сорванца ты любишь больше, чем меня. – Он провел рукой по ее волосам. – Я подумывал о том, чтобы привезти его сюда, но не решился. Своим тявканьем он свел бы наших хозяев с ума. И потом, ты же знаешь, как он умеет портить мебель.
Она посмотрела на Макса и снова перевела взгляд на картину – на лохматую, черно-белую собачонку, – но Домино был ей таким же чужим, как и этот дом.
– Нет. Я... не знаю, как он портит мебель. – Ее голос задрожал. – Я... даже не помню, чтобы у меня была собака.
– Дорогая, прости! – отвернувшись, проговорил Макс. В его голосе слышалась боль. – Если бы я только мог предполагать, что этот портрет расстроит тебя, я ни за что не взял бы его с собой.
– Нет, Макс. Нет. Я... очень хочу увидеть все, что принадлежало мне. Возможно, мне просто недостаточно видеть это на картине, наверное, я должна все потрогать, подержать все в руках. Погоди' – Она с надеждой посмотрела на него. – Ты, кажется, творил, что привез сюда мои вещи?
– Привез, но боюсь, немного. Я выезжал в страшной спешке. Но давай посмотрим, может, они как-то помогут тебе.
Он взял ее за руку и провел наверх. Они остановились у двери в конце длинного коридора.
Она вошла в нее и увидела пышно убранную комнату: огромную, застланную шелковым покрывалом бело-зеленых тонов кровать, выполненные из той же материи балдахин и кресла, туалетный столик, заставленный шкатулками, склянками и множеством других вещиц, назначения которых она не знала.
Окна были завешены тяжелыми бархатными шторами изумрудного цвета, стены оклеены золотистыми обоями и украшены живописными полотнами в золоченых рамах, на столиках по обе стороны кровати стояли масляные светильники. Был еще камин – огромный, он занимал почти всю стену. А над ним, на полке, стояли в вазе цветы; их нежный, пьянящий аромат, обволакивал комнату.
– Ничего не помню, – прошептала она, стоя посредине комнаты и с отчаянием озираясь вокруг.
– Конечно, милая, ты и не можешь этого помнить. Это не наша мебель, она всегда стояла здесь. – Макс поставил лампу на каминную полку, вынул из букета цветок и протянул его ей. Это была белая роза. – Я добавил сюда только цветы, их поставили сегодня. Ты всегда любила цветы. Особенно белые розы.
– Да?
– Да. А твои вещи – вот они.
Он прошел к громадному шкафу, который был выше него и распахнул дверцу. Шкаф был заполнен одеждой.
Она выронила розу и, затаив дыхание, приблизилась к нему. Пощупала платье – одно, другое, третье. Ощупывала их все подряд – коричневые, золотистые, красные и голубые, из бархата, шелка и сатина, убранные воланами, украшенные кружевами и лентами; повертела в руках кружевной зонтик, цветистый веер, шляпы – широкополую с атласным бантом и другую, отделанную изящными длинными перьями.
Но она не помнила их.
Слезы навернулись ей на глаза. Она судорожно вдохнула.
– Это мои вещи? Правда, мои?
– Правда, – подтвердил он. – Все до единой. Ты похудела, пока была в этой проклятой лечебнице, так что платья, наверное, будут сидеть немного свободно. Хотя на ряды никогда особенно не пленяли тебя. Ты всегда говорила, что увлечение нарядами – удел пустышек.
– Я так говорила?
– Да, именно так. Но иногда ты все же разрешала мне купить что-нибудь красивое для тебя. – Он выдвинул левый верхний ящик и порылся в нем. – Вот. Это я подарил тебе на свадьбу.
Он протянул ей пару гребней, усыпанных драгоценными камнями. Те самые, которые украшали ее волосы на портрете. Она вертела их в руках и не видела их; слезы застилали ей глаза, и только блеск сапфиров и бриллиантов, искрящийся и бесконечно чужой, тревожил ее взор.
