Пути любви - Тайхом Анжела (читать книги онлайн полные версии txt) 📗
— Ах, да, — он не обратил на ее слова никакого внимания, — насчет твоей переписки. У тебя будет строгий цензор и любое неугодное мне письмо, не будет отсюда отправлено. Так что если хочешь общаться со своими родственничками, уж постарайся писать им радужные письма. И последнее, ты не имеешь права здесь что-либо переделывать — я тебе уже говорил, что распоряжаться хозяйством и финансами будет здесь миссис Лей. И только с ней тебе будет позволено уезжать в церковь — больше никуда, ты запомнила?
— Так я что же, буду в тюрьме? Это же средневековье, Джослин, а ты сошел с ума!!!
Он ласково ей улыбнулся.
— Нет. Это лишь справедливое возмездие.
— Подонок! Ты не мужчина, раз…
— Успокойся, Гейл.
— Я ни в чем не виновата! Слышишь, ни в чем! Я только с дуру согласилась выйти за тебя замуж, и не подозревала, что ты сумасшедший!
— Тебя бы и это не остановило. Подумаешь, сумасшедший муженек — зато титул, положение и такие деньги!
— Ты зациклился на своем богатстве и ничего кроме него уже не видишь!
— Хватит кричать. Успокойся, а то тебе совсем станет плохо. Не дай Бог, ты сойдешь с ума, и мне придется отправить тебя в сумасшедший дом.
Она ахнула. Неужели он способен и на такое?
Господи! Это не честно, это так не справедливо, то, что он собирается проделать с ней!
— Я ненавижу тебя!
Но Джослин лишь усмехнулся:
— Поверь, наши чувства взаимны!
Гейл побледнела.
— Ну что ж, моя сладкоголосая лгунья, сегодня я покидаю тебя. Жди меня через месяц.
Он уже направился к выходу, но перед самой дверью остановился:
— Мне нужен наследник. Надеюсь, что после этого срока, я смогу дотронуться до тебя и не убить при этом. Жаль конечно, что у него будет такая мать как ты, но думаю, и это поправимо, ведь воспитывать ты его не будешь.
И после этих жестоких слов, он, как ни в чем не бывало, покинул ее.
Глава 8
— Не понимаю, миледи, как вы можете сидеть целые сутки и все время читать?
Вопрос, словно эхо, дошел до нее не скоро. Гейл медленно опустила книгу на колени и изумленно уставилась на собственную горничную.
За недели проведенные в Мейдстон-хаусе она уже привыкла к напряженной обстановке этого дома. Здесь с ней боялись разговаривать и уж тем более любезничать. Да и было отчего — после того как муж покинул ее на следующий же день после свадьбы, она тут же попыталась сбежать. Ее остановили, но после той попытки ее же собственная экономка установила за ней слежку. Неудивительно, что пошел слух, что с ней что-то не в порядке…
Да, ее поведение после отъезда Джослина, даже близко не походило на действия здравомыслящего человека. Тогда она была в ярости и плохо соображала, как именно воспримут ее поведение окружающие. Собственно, тогда ее это не волновало.
Тайно подкупив одного из слуг — ей пришлось отдать тому свои жемчужные серьги — она отправила вместе с ним возмущенное письмо Виктории.
Уж та не допустит, чтобы ее сын держал Гейл в заточении!
Она уже мысленно восхваляла свою изобретательность — она вовсе не так глупа, как думает ее муж, чтобы отправлять свои призывы о помощи явно. Она уже ликовала, предчувствуя ту мстительную радость, когда увидит физиономию взбешенного Джослина. Она уже не сомневалась, что ее скучные дни в Мейдстон-хаусе сочтены…
Однако, на следующее же утро, она нашла свое письмо в столовой рядом со сконфуженным лакеем и ухмыляющейся миссис Лей.
Между ними состоялся довольно неприятный и грубый разговор. Гейл возмущалась, а миссис Лей здравомысляще помалкивала, «вежливо» давая понять, что таково распоряжение графа. Вернувшись же в свою комнату, Гейл обнаружила, что у нее забрали все драгоценности, и когда она как фурия, спустилась вниз, чтобы разобраться с экономкой, той уже и след простыл.
Тем же вечером она решилась на побег. Собственно никакого плана у нее и не было, ей просто необходимо было выбраться из удушающей атмосферы этого дома. Да к тому же у нее еще оставалось обручальное кольцо, которое можно было бы заложить. Но ее остановили…
Пока она пыталась «взломать» входную дверь — та была заперта на несколько замков — и лязгала засовами, двое слуг, под предводительством все той же экономки, накинулись на нее сзади и усыпили с помощью лауданума, после того, как она начала сопротивляться. Крик и шум при этом стоял такой, что старые стены Мейдстон-хауса сотрясались.
Она писала разгневанные письма мужу, жалуясь, на произвол экономки, но в ответ получила единственную записку, где он высмеивал ее попытки к бегству, после которой, прекратила писать и ему.
Даже после посещения церкви, когда она попросила помощи у священника, тот только посоветовал ей смириться и запастись смирением…
Выбора у нее не было. Ее хорошо охраняли. Она не могла совершать дальние прогулки, не принимала гостей, не писала писем, у нее даже не было друзей, которым она могла бы пожаловаться на свое положение. Прислуга боялись оставаться с ней в комнате наедине, экономка подозревала, что она строит новые планы побега, старший конюх запретил подходить к лошадям, а арендаторы — те самые арендаторы, чьей хозяйкой она по сути являлась — задергивали шторы на окнах, стоило ей приехать в деревню, чтобы она не дай Бог, не зашла к ним дом. Те, кто были не так расторопны, мучительно отводили глаза, да ссылались на срочные дела, только бы поскорее она ушла из их дома, так что со временем она сама бросила свои попытки и перестала выезжать за пределы Мейдстон-хауса.
Ей ничего не оставалось, как заняться пожалуй единственным доступным ей занятием — чтением. Хоть это ей не запрещали, скорее, они даже вздохнули с облегчением, заметив, как она угомонилась — день за днем уединившись в собственной комнате…
Но вот этот, вроде бы вполне обыкновенный вопрос горничной, словно вывел ее из затянувшейся спячки и впервые у нее в душе зародилась надежда.
— Не понимаю, миледи, как вы можете сидеть неподвижно целые сутки и все время читать?
И этот вопрос ей задала Мэг! Та самая Мэг, которая на протяжении всей своей службы держалась замкнуто, с холодным достоинством, столь необычным для данной профессии и для девушки из деревни. Она единственная из всей прислуги, согласилась стать горничной столь странной госпожи, не побоявшись оставаться с ней наедине и четко, без нареканий со стороны, выполняла свои обязанности.
Гейл постаралась подавить свое ликование и даже довольно небрежно пожать плечами.
— Мне же больше нечего здесь делать.
Мэг отвернулась, словно все ее это не касалась и с удвоенной энергией начала полировать мебель. Гейл уже было подумала, что она зря обрадовалась, приняв обычное любопытство за проявление дружелюбия, как Мэг вновь заговорила:
— Все равно, вы так увлечены этим занятием, что порой и не спите. Я видела пару раз, что вы читаете и ночью.
Гейл подивилась ее наблюдательности. Сама она мало обращала внимание на присутствие слуг.
— А разве тебе никогда не хотелось дочитать книгу до конца и узнать поскорее развязку?
Установилось молчание. Долгое, почти осязаемое, так что Гейл показалось, что ей так и не ответят. Но она ошиблась. Оторвавшись от комода, Мэг критически оглядела проделанную работу, и почти безразлично ответила:
— Я не умею читать.
Она даже не повернулась, чтобы посмотреть на свою хозяйку, а вновь занялась комодом, углядев не отполированную до конца поверхность.
Гейл же коварно улыбнулась.
— Хочешь, я научу тебя?
Темные грозовые тучи, клубясь, с бешеной скоростью неслись по небу, то полностью заволакивая его, то оставляя светлые прорехи из-за которых виднелось светло-серые куски…
Ей нравилась такая погода. Нравилось смотреть, как ветер пригибает деревья, срывает с них листву, да поднимает мусор с земли. Нравилось смотреть, как причудливо изгибаясь, сверкают молнии. Чувствовать силу природы. Видеть ее разрушающую силу. Ей нравилось смотреть на окружающий мир, и чувствовать, что погода отвечает ее настроению.
