Мой темный принц - Росс Джулия (читать книги бесплатно полностью .txt) 📗
– Мисс Линдси?
Пенни подняла глаза. Он стоял у двери, придерживая ее для гостьи, – ночь и пламя, прядь черных волос упала на лоб.
– Ваше королевское высочество, – сказала она. – Если через несколько дней этот дом наводнят шпионы, тогда я тем более должна прямо сейчас показать вам, что сделала с поместьем. Если вы не согласны, я возвращаюсь домой.
К ее величайшему удивлению, он улыбнулся. И от этой улыбки ей стало тепло, кровь быстрее побежала по венам. В голове закрутились грешные мысли о мирских радостях.
– Ага, значит, у деревенской мышки острые зубки!
– И она непременно укусит, стоит ей попасть в соколиные когти. Мы должны пройтись по округе. Иначе никакой принцессы не будет.
Грешные мысли обернулись обманом, полным сладостного соблазна.
– Если я соглашусь на этот поход, позволите ли вы закрыть эту тему?
Она кивнула. Кровь вскипела. Щеки зарделись. Это ее шанс – причем, вполне возможно, единственный – достучаться до него.
Он прошел за ней по садам и огородам несколько миль. День шел на убыль, яркие цвета постепенно уступали место одному – серому, деревья тихо шелестели, укутавшись на ночь таинственными тенями. Призрак маленького английского мальчика бежал впереди сквозь этот полумрак, то и дело ныряя в кусты маминых роз и крыжовника, где он, бывало, прятался от своего воспитателя, проверяя, на месте ли старый дуплистый дуб на краю яблоневого сада, который был для него и кораблем, и замком, и тайным укрытием. За всем этим приглядывала – хранила его прошлое в первозданном виде – женщина, которая поспешно шла впереди, выкладывая ему факты и цифры об овощах и фруктах, отвозимых на рынок в Норидж.
– Главным садовником у нас по-прежнему мистер Грин, – сказала она. – Он занимается этим из любви к делу, поскольку ваш отец не забыл упомянуть его в завещании. Мы бы ни за что не справились без его знаний и умений.
«Вот, держи, малыш, первая клубника в этом году!» Клубника в марте месяце, выращенная заботливыми почерневшими руками. «Видите вон ту малиновку, мастер Николас? Это моя подружка. Я доверяю ей все свои секреты».
«Какие секреты, мистер Грин?»
Скрюченный палец постучал по длинному носу. «О, это длинная история!»
– Эрцгерцог Николас?
Николас поднял глаза. Сердце по-глупому забилось в груди. Она стояла у дверей оранжереи.
– Да как вы смеете! – двинулся он на нее. – Как вы смеете так поступать!
Кончик ее носа сделался ярко-розовым.
– Почему бы и нет? Или вы боитесь своих собственных воспоминаний?
Она вошла внутрь. Он заставил себя направиться следом. Теплый сладкий запах тут же поймал его в свои объятия: влажный, свежий, запах апельсинов и разогретой на солнце черепицы. Призраки прошлого тотчас накинулись на него со всех сторон, и он возненавидел ее за это.
Она направилась в дальний конец оранжереи, и длинное здание словно поглотило ее.
– Мне здесь нравится.
Она провела рукой по листьям апельсинового дерева. Сверкнули окна, отражая огонь заходящего солнца, и погасли одно за другим, будто огарки свечей. И только стоявшая в дальнем конце строения женщина по-прежнему купалась в последних лучах заката.
– Все это напомнило мне Белоснежку и смерть в хрустальном гробу, – огрызнулся он. – Полагаю, ваша мать рассказывала вам об этом?
– Гроб? Ради Бога, это место – воплощение жизни и невинности. Именно поэтому графиня часто приводила вас сюда, вам так не кажется?
Он постарался удержать свою ярость на поводке, словно бешеную собаку. Да как она смеет говорить с ним о его матери!
– Все это принадлежит мне. Если я захочу все уничтожить, это мое право. Я могу завтра же прислать сюда рабочих, и они сотрут эту чертову конструкцию с лица земли, разобьют стекла, раскидают камни, вырвут деревья, оставив дрожащие апельсины замерзать под холодным английским дождем.
На ее лице появилось упрямое выражение.
– На развалинах одна ежевика растет. Кроме того, на самом деле вы вовсе не хотите разрушать это место, так ведь?
Солнце играло в ее волосах. Казалось, она купалась в зелени – как символ плодородия, зрелой удовлетворенности земли, отгороженной от остального мира высокими стеклянными стенами. Деметра и Персефона, манящая урожаем жизни. В его сердце вспыхнула страстная тяга к ярким краскам и сладости, сочным апельсинам, взрывающимся на языке медовым цитрусам, к женщине, способной утолить жажду его плоти.
К этой женщине.
Он молча смотрел на нее и вдруг рассмеялся:
– Нет, конечно же. Это просто порыв ребенка, пытающегося уничтожить то, от чего он отрекся. Мама любила давать мне апельсины. Ваша мать рассказала вам об этом. Итак, вы показали мне плоды своих трудов и растрогали меня, как и намеревались. И все же я рад, что мистер Грин продолжает свое дело. Рад, что апельсиновые деревья цветут и плодоносят и кто-то собирает эти плоды. А вы что думали? Что все детские воспоминания сладки или что я теперь стал равнодушен к чувственным порывам?
Он потрогал ветки апельсинового дерева и протянул руки к цветам. При виде этого ее бросило в жар. Она отвела взгляд и прикусила губу. Он взял в ладони очередной цветок и вдохнул пряный аромат, моля Бога, чтобы она прекратила все это – прекратила пытать его.
– Дети живут чувствами, – произнесла она.
Его оборона пала, разбившись на тысячи мелких осколков, острых и больно ранящих. Он направился к ней, обуреваемый яростью.
– Мы тут недавно говорили о спящих красавицах. Вы не забыли, что я принц? Что пробуждать поцелуем – одна из моих задач? Вы вызываете у меня куда больше восхищения, чем вся эта буйная растительность, вместе взятая. Мне хочется впиться в ваши губы, словно в спелый апельсин. Хочется заставить вас застонать от удовольствия прямо здесь, под этой горячей черепицей и нависающими ветвями. Хочется попробовать на вкус. Вы этого добиваетесь?
Краска бросилась ей в лицо. В глазах неожиданно сверкнули слезы.
– Похоже, я зашла слишком далеко, – выдавила она. – Прошу прощения.
Он раскрыл ладонь и просыпал на пол погибшие цветы.
– Ничего страшного не случилось, однако на будущее прошу учесть – мне не нравится, когда лезут мне в душу.
– Факт очевидный. Увы, я из тех, кто постоянно сует свой нос куда не надо!
Ее кожа соблазнительно горела. Тугая, спелая грудь вздымалась под лифом платья. Она понятия не имела, что такого сказала и почему он так расстроился. Это была просто естественная реакция – такая же, как тогда, в спальне и за завтраком, – откровенная реакция женского тела на мужское, мужского – на женское. Ему захотелось сквозь землю от стыда провалиться. Но злость не позволила отступить назад и прикусить язык.
– Вы вся горите, мисс Линдси. И все же меня не спасут никакие попытки пробудить воспоминания о том мальчике, который когда-то сюсюкал здесь со своей матерью и сознательно – это же очевидно! – очаровывал свою гувернантку. Вам также следует знать, что королевские обещания частенько на поверку ничего не стоят.
– Простите, – повторила она. – Кто я такая, чтобы взывать к вашей человечности.
Пульс бешено бился в его запястьях, эхом отдаваясь в сердце. Страсть, дикое, безудержное желание. Ничего не осталось, все исчезло перед желанием причинить боль – наказать, ранить ее до боли.
– Наши отношения не имеют никакого значения за пределами предстоящей свадьбы. – Слова хлесткие, как кончик плети. – Если вы попытаетесь перейти границы, я не погнушаюсь воспользоваться вашей слабостью, чтобы удовлетворить свою, несмотря на все данные вашей матери обещания. И это будет унизительно, чувственно, без всякого уважения. И мы оба станем сожалеть о содеянном. Может, вернемся в дом?
Раскалл-Холл представлял собой развернутый к югу четырехугольник. Одинаковые с виду комнаты шли одна за другой, образуя огромную сферу вокруг центрального холла и бального зала, и соединялись арочным проходом. На второй этаж поднимались две симметричные лестницы.
Пенни брела по комнатам, пребывая в легком тумане. Она только что показала Николасу спасенные сады и оранжерею. Обладая пугающей проницательностью, он моментально раскусил, чего она на самом деле добивается, и свел все ее усилия на нет. Более того, он безжалостно разбил ее смутную, едва зародившуюся волну страсти, выставив ее грязной и порочной. Страх сжимал ей горло: у нее было такое ощущение, что она согласилась на нечто чудовищное, что ей никогда уже не стать прежней и что, если даже Николас – испорченный злодей, сама эта испорченность тоже обладает неизъяснимой притягательностью.
