Греховная невинность - Лонг Джулия (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
В словах пастора слышалось неодобрение.
Дыхание графини участилось.
— Это не единственная причина. Роскошные… апартаменты и содержание.
Адам почувствовал, что причинил ей боль. Мысль о том, что он заставил сильную женщину заикаться от стыда, вызвала у него отвращение. Его охватило сочувствие. Он ощутил, как внутренности скручиваются в тугой узел.
— Это лишь… пожалуйста, попытайтесь понять. Это моя паства, леди Булман. Я забочусь об этих людях. Их вера для меня бесценна. Вы хотите втереться к ним в доверие и просите меня помочь. А моя единственная цель — оберегать их, сколько хватит сил. Они полагаются на мое благоразумие, рассудительность и осмотрительность. Мне хотелось бы услышать доводы, почему я должен доверять вам. Вы способны меня убедить?
Графиня сделала глубокий вдох, плечи ее приподнялись. Медленно выдохнув, она тщательно разгладила платье на коленях, словно пытаясь стереть прошлое.
Потом выпрямилась, высоко вздернув подбородок, точно солдат, идущий на битву с поднятым знаменем.
И снова Адам испытал невольное восхищение.
— Что ж, хорошо. Знаю, все это звучит ужасно, преподобный. Но из того, что вы слышали, легко сделать верные выводы. Вас это, возможно, удивит, но я никогда не могла себе позволить такую роскошь, как безрассудство. Ни один мой поступок не объяснишь пустым капризом или испорченностью. Все перечисленное вами — прыжки с балкона, дуэли и прочее — совершали другие люди. Я не внушала им свою волю, словно гипнотизер, при помощи магических пассов — один взмах руки, и они бросаются исполнять мои приказы. Нет.
«Скажите еще что-нибудь в свою защиту», — хотелось ответить Адаму, но графиня, похоже, не собиралась продолжать. Она явно считала, что сказанного ею довольно.
— Безумства этих людей — ответ на ваши поступки. Вы рассуждаете, как муза хаоса.
Она сражалась, но проиграла битву. По ее губам скользнула кривая, злая усмешка, и Адам не удержался от улыбки.
— Зачем вам друзья? Почему я должен верить, что это не очередная прихоть пресыщенной, избалованной женщины, которая всего лишь ищет новых развлечений? Мои прихожане — не игрушки.
Его слова прозвучали резко, но графиня и бровью не повела. Адам почувствовал невольное уважение.
Она сидела неподвижно. Адам испытал удовольствие при мысли, что силой духа эта женщина не уступает ему самому. Он начинал понимать, как она сумела вознестись так высоко.
— Вы, безусловно, верите: каждый заслуживает, чтобы ему дали шанс начать новую жизнь. Не так ли, преподобный Силвейн? Теперь Пеннироял-Грин — мой дом. Я не выбирала его, однако уезжать отсюда не собираюсь. Но тосковать здесь, изнывая от скуки, мне тоже не по нраву. Выходя замуж за графа Уэррена, я надеялась, что смогу полностью изменить свою жизнь. Все те эпизоды, которые вы описывали, я оставила далеко позади, преподобный. Театр, дуэли, карточную игру, бульварные газеты… — Она выдержала многозначительную паузу. — Мужчин.
Последнее слово прозвучало решительно, почти как вызов.
Ах, эти выразительные паузы. Адам их обожал. Сам того не желая, он любовался графиней. Ее тирада выдавала сценический опыт и известное актерское мастерство. Адам готов был биться об заклад: эта женщина никогда не сможет оставить позади все свое прошлое.
— Значит, вы больше не скучаете по публике, леди Булман?
— Это говорит мне человек, к которому прикованы все взгляды каждое воскресенье на утренней проповеди.
— И вы уже не испытываете желания вызывать… волнение?
— Я просто… хочу получить шанс завести друзей. Стать прежней. Быть… самой собой, — проговорила она просительным тоном, пытаясь польстить пастору.
Эта попытка оказалась чуть более успешной. Графиня выглядела искренней, кроткой и смиренной. Ее щеки пылали от смущения, а руки нервно мяли шелк платья. Адам подозревал, что она не привыкла прямо просить о чем-то.
Боже, смущенная, она казалась еще прелестнее. Пожалуй, больше всего поражали в ней резкие контрасты: чарующая мягкость и резкость, гордость и уязвимость обиженного ребенка.
Адам тяжело вздохнул. Стоящая перед ним проблема могла показаться забавной, если взглянуть на нее со стороны.
Его уговаривали ввести в круг добропорядочных женщин чужачку, особу сумасбродную и опасную, иными словами, запустить лисицу в курятник. Кто знает, не обернется ли это знакомство кровавой расправой? Хоть графиня и носила титул, ее изысканные манеры, наносные, не привитые воспитанием, напоминали позолоту, уже начавшую облезать. Адам хорошо понимал, что эта женщина непредсказуема, а прихожане Пеннироял-Грин, за исключением, разумеется, его кузенов, цепко держатся за традиции, за незыблемость раз и навсегда заведенного порядка: смену времен года, сбор урожая, рождение телят, крещение младенцев и проделки Эверси.
Однако Адам всегда уважал мужество и отвагу. И защищал надежду.
С другой стороны, ему следовало подумать о собственной репутации. Он представил себе лицо Колина, когда тот услышит о том, что его кузен согласился выступить в роли эмиссара графини.
Но разве не помощь людям — его призвание на земле? Разумеется, сознание долга и двигало им в первую очередь.
Дав слово, он уже не смог бы взять его обратно. И все же Адам решился.
— Хорошо, — тихо произнес он. — Я помогу вам.
Пастор сделал свой выбор со странным чувством, что отныне на кону его судьба.
Лицо графини озарилось радостью.
— Благодарю вас, преподобный Силвейн. Вы не пожалеете.
И в это мгновение Адам вдруг почувствовал, что истинное его предназначение — вызывать у нее улыбку.
Аукцион решили провести в бальном зале усадьбы сэра Джона Фьюстера. Тот любезно согласился предоставить свой дом в распоряжение дам, великодушно заверив пастора: «Ради благотворительности ничего не жаль, преподобный». Он также пообещал взять на себя роль аукциониста и стучать огромным молотком — собственно, именно это и побудило его дать согласие.
Прибыв за полчаса до начала торгов, Адам обнаружил, что все женщины столпились в дальнем углу бального зала, словно дом накренился набок и дамы скатились к стене, как бильярдные шары.
Ему тотчас стала ясна причина. В противоположном конце зала, возле входа, стояла изящная темноволосая женщина с корзинкой в руках. При виде ее одинокой фигуры поневоле закрадывалась мысль, что в корзинке ядовитая кобра. Женщина, прямая, как струна, с высоко поднятой головой, смотрела на других дам без всякой заносчивости и высокомерия. Лицо ее казалось безмятежным. Она походила на хозяйку дома, которая предложила гостям пройти в глубину зала и теперь любовалась ими издали.
Выбирая наряд для столь важного события, как аукцион, Ева посоветовалась с Хенни. Та обладала настоящим даром подбирать туалеты и внесла свой бесценный вклад в план хозяйки обзавестись друзьями.
«Вам хотелось бы выглядеть как одна из них, миледи, но не более расфранченной, чем самая завзятая здешняя модница, а потому-у-у… думаю, подойдет голубая ротонда, надетая поверх полосатого муслинового платья с длинным рукавом, и непременно фишю — вы ведь не хотите, чтобы они слишком много думали о ваших грудях».
Важное напоминание, поскольку в прошлом Ева умело пользовалась тем, что окружение глазело на ее бюст, и считала фишю выдумкой лицемеров.
Она почувствовала приближение пастора, прежде чем увидела его. Тень от его высокой широкоплечей фигуры легла к ее ногам. На миг сердце Евы сжалось от сладкого, незнакомого чувства защищенности, будто ее подхватили чьи-то сильные руки. Она тотчас повернулась и, подняв глаза, увидела священника. На губах его играла легкая улыбка.
— Добрый день, преподобный Силвейн.
— Добро пожаловать, леди Булман. Вижу, здесь уже готовят вилы и кипящее масло. Но, думаю, вам ничто не угрожает. Хотя острые, как кинжал, взгляды подчас бывают опасны.
Они покосились на кучку женщин в дальнем конце зала. У стены на столах рядком выстроились корзинки с выпечкой, предназначенной для торгов. Отдельный стол занимали фруктовые наливки и ликеры. «Так вот куда подевались все мужчины в городе», — отметил про себя Адам, посмотрев в ту сторону.
