Пленница гарема - Уолч Джанет (книги бесплатно без регистрации txt) 📗
Девушки в гареме иногда рассказывали о таком, но я знал, что Накшидиль было нелегко это слушать. Сейчас она уставилась на Гвоздику с неподдельным ужасом.
— Такова жизнь, — сказал он, заметив выражение ее лица. — От нее не следует прятаться. Что же до султана Селима, то вы должны знать каждый дюйм его тела и как любить его.
Однажды днем, когда мы пили кофе, Накшидиль заговорила со мной о евнухах.
— Тюльпан, — сказала она приятным, почти заигрывающим голосом, — как некоторым евнухам удается вступить в связь с женщиной?
— Самые везучие из моих друзей потеряли лишь яички, однако не лишились способности проникать в женщину, — объяснил я. — Естественно, они должны скрывать это от дворцовых лекарей во время ежегодных осмотров. Но многие евнухи на это не способны, однако желание вступить в связь у них не пропало.
— Извини меня, — сказала она и коснулась моей руки.
За последующие дни и недели Гвоздика потчевал Накшидиль персидскими учебниками и книгами, посвященными эротическому искусству: «Сад услаждения душ» стал ее настольной книгой, а «Камасутра» — молитвой. Используя предметы, имеющие форму мужского полового члена, Гвоздика обучал, как заставить султана трепетать, как оттянуть кульминацию и как довести его до экстаза.
— Вам придется играть в игры, — наставлял он, — чтобы у султана не угас интерес.
— В какие игры? — спросила она.
— Начнете с поцелуев. Держите с ним пари на то, кому из вас раньше удастся пленить нижнюю губу другого, пользуясь лишь устами. Кто это сделает, тот и победит. Если выиграете вы, удерживайте его губу зубами, но смейтесь и будьте нежной. Объявите ему, что вы одержали победу, а если он попытается шевельнуться, укусите его. Дразните его глазами.
— А если победит он?
— Сделайте вид, будто вы отчаянно стремитесь высвободиться. Бейте его в грудь, молите глазами, чтобы он даровал вам свободу.
— А есть другие игры? — спросила Накшидиль.
— Вы должны придумать их. Очень важно найти иные любовные игры, чтобы постоянно возбуждать его.
Каждый день Гвоздика рассказывал ей что-то новое; и точно так, как Накшидиль научилась дразнить султана танцами, ей удалось освоить приемы, как доставить ему наслаждение в любовных утехах.
Прошло шесть месяцев, прежде чем Накшидиль снова услышала о султане Селиме. Наконец-то ей сообщили, что султан хочет видеть ее. По заведенному порядку Накшидиль отвели в отдельную баню валиде, где почти весь день за ней старательно ухаживали. Рабыни делали ей массаж, дабы расслабилось ее тело и успокоились нервы, на лицо накладывали миндальные и жасминовые маски, чтобы разгладить и отбелить его. Снова осмотрели ее руки и ноги, ища следы волосинок. Я объяснил, что банный ритуал станет более длительным по мере того, как она будет взрослеть.
— У него ужасный запах, — предупредил я, когда появилась рабыня, держа чашу с кремом желтого цвета, от которого шел неприятный аромат. Рабыня быстро нанесла мазки и разгладила слой пасты из извести и мышьяка на ногах Накшидиль. Рабыня осмотрела другие места, нанесла пасту ей под мышками и даже на волосы самой интимной части ее тела. Накшидиль сморщила нос от резкого запаха. — Не думайте об этом, — сказал я.
— Как он поведет себя? — спросила она. — Что ты слышал о султане?
— Не сомневаюсь, что он будет добр к вам, — ответил я. — Я слышал, что он чуткий мужчина.
— Я мечтаю о том, что султан будет обращаться со мной так, будто он принц, а я девушка с хрустальной туфелькой. — Она посмотрела на свои ноги, изучая пасту, отдававшую дурным запахом. — Скорее всего, — добавила она, — он поведет себя как его дядя, Абдул-Хамид. А потом отметет меня в сторону, словно пыль.
Прежде чем я успел успокоить ее, пришла старая рабыня-банщица и соскребла с Накшидиль жгучий крем острой ракушкой моллюска и осмотрела каждый дюйм ее тела, проверяя, не осталась ли хоть одна волосинка.
Потом другие рабыни, смочили ее кожу и длинные светлые волосы и натерли ее лепестками роз. Они старательно накрасили ей брови тушью и обвели глаза сурьмой. Накшидиль все еще не нравилось, как соединялись брови на переносице, но она не стала возражать, когда я сказал, что слышал, будто Селим это любит. Она улыбнулась, как прежде, когда рабыни хной красили ей ногти на руках и ногах, и согласилась, когда те спросили, нужно ли нанести на ее тело татуировку.
Терпкий запах эвкалипта распространился повсюду, когда рабыни смазали ее ноги, чтобы раскрыть поры.
— Лучше уж терпеть это, чем мышьяк, — сказала она и рассмеялась. Она наблюдала за тем, как рабыня перемешала порошок хны с клевером и соком лимона. Когда паста стала густой, как клей, рабыня взяла ее сложенной в конус льняной тканью и кончиком треугольника нарисовала тюльпан на лодыжке Накшидиль. Закончив работу, она покрыла рисунок тонким слоем сиропа из лимона и меда.
— Вам нравится? — спросил я.
Накшидиль взглянула на лодыжку и улыбнулась.
— А разве на второй ноге не будет татуировки? — поинтересовалась она.
Когда хна высохла и потемнела, рабыни расчесали ей волосы, ниспадавшие до пояса, и украсили их драгоценными камнями. Наставница, отвечавшая за одежду, надела на девушку наряд из кисеи [46] и тончайших шелков, пропитанные ароматом розы. Наставница, ведавшая драгоценностями, украсила ткань сверкающими бриллиантами, жемчугами, яркими изумрудами, рубинами и сапфирами. Когда Накшидиль шевельнулась, ее уши, шея, руки, талия и лодыжки засверкали, будто она была ангелом.
8
Казалось, что все рабыни испарились. Двери и окна в их комнаты были затворены, и ни одной душе не разрешалось показываться в коридорах, когда мы с главным чернокожим евнухом вели Накшидиль через проход между покоями валиде и султана.
— Я слышу, как сильно бьется мое сердце, — прошептала она. — Думаю, что все во дворце тоже слышат его стук.
Когда мы подошли ближе к личным покоям падишаха, она на мгновение остановилась, и я заметил на ее лице страх.
— Просто не забудьте, что он будет ждать в постели в полной тишине, — сказал я. — Вы знаете, что полагается делать.
Оказавшись рядом с евнухами, которые стояли на страже, я пожелал ей удачи. Билал-ага повернулся и ушел, а я остался и следил, как она входит к султану. Я не забыл о глазке внизу двери покоев Абдул-Хамида, и, хотя Селим выбрал себе другие, не было сомнений, что евнухи уже все сделали. Я спросил обоих охранников, можно ли мне подсмотреть, и предложил им за это несколько золотых монет. Я оказался прав. После непродолжительной торговли мне пришлось заплатить больше, чем хотелось бы, зато я мог за всем хорошо наблюдать.
Осматривая комнату со своего наблюдательного пункта, я поднял взор от глазурованного голубого изразца к окнам с цветными стеклами, взглянул на поленья величиной с дерево, горевшие в бронзовом камине, затем на фонтан, вырезанный из разрисованного мрамора.
— Подойди, моя дорогая, — услышал я мужской голос.
Накшидиль явно испугалась этого глубокого голоса, и я тоже. Я надеялся увидеть султана уютно расположившимся на своем ложе, но он, облаченный в красный атлас, сидел на диване с балдахином. Когда Накшидиль поклонилась и ступила на персидский ковер, я понял, что смятение затуманило ее сознание. Мне стало плохо: к этому я не подготовил ее.
Подойдя ближе, она поцеловала край кафтана султана и расположилась на полу. Ее взгляд остановился на мягких руках правителя, украшенных кольцами с бриллиантами. Она медленно подняла голову, но не посмотрела ему в глаза.
— Не бойся, — услышал я слова султана.
— Признаюсь, мой султан, — почти шепотом произнесла она, — что мне очень страшно.
— Не надо бояться, — твердил султан. — Моя добрая матушка поведала о твоем креольском происхождении и о том, что ты училась во Франции. Мне очень хочется, чтобы ты рассказала больше о своем прошлом.
— Ах, ваше величество, ваши слова стали для меня полной неожиданностью, — откликнулась Накшидиль медовым голосом. — Я… я… подумала, что вам нужны совершенно другие вещи.
