Прикосновение Купидона - Кинг Валери (читаемые книги читать .txt) 📗
– И с чего ты собираешься начать? – воскликнула Диана, с недоверием засмеявшись. Она шагнула к сестре, с силой стиснув свою сумочку.
– Какая чушь! Ты уже солгала один раз Эверарду, и у тебя не хватило ума, смелости и честности, чтобы признаться в этой лжи! Как ты могла так обмануть его, чтобы заставить сделать тебе предложение? Ты это называешь образцовостью?
Диана почувствовала, что ее голос дрожит, и, когда она осознала всю силу своего с трудом сдерживаемого гнева, она в ужасе резко оборвала свою речь. Никогда, ни разу за всю жизнь она не теряла самообладания так, как сейчас. Как она дошла до того, чтобы кричать на сестру в их доме? Что с ней происходит?
– Джулия, – прошептала она виновато, протягивая к ней руку.
Но та была так потрясена Дианиной вспышкой, что стояла, как изваяние, в ее расширенных глазах застыли смятение и страх.
– Я скажу ему, – наконец ответила она испуганным голосом. – Я хотела сказать вчера вечером, но только я была сердита на то, что он… – ее губы снова задрожали, а красивые глаза наполнились слезами. – О, я ненавижу тебя! Ненавижу! – С этими словами она закрыла лицо руками, повернулась и убежала обратно в свою спальню.
Диана прижала свою руку к груди. Она с трудом могла дышать из-за бури чувств, раздиравших ее сердце. Как она могла быть такой резкой и грубой по отношению к сестре, как посмела напасть на нее так жестоко? Она попыталась хоть на секунду облегчить боль внутри легкими круговыми поглаживаниями ладони, затем подняла руку к виску. Зажмурившись, она постаралась избавиться от маленьких огоньков, которые вспыхивали у нее перед глазами. Удивительно, подумала она, что женщины имеют обыкновение жаловаться на ипохондрию, нервы и спазмы. Ее желудок был сейчас в спазме, и у нее не было ни малейшего желания подробно описывать ощущения, которые она испытывала.
Как раз когда она решила вернуться обратно в свою комнату, чтобы там собраться с силами, раздался голос ее отца.
– Диана, – мягко, но настойчиво позвал лорд Кингзбридж снизу из зала.
Он только что появился из своей спальни, одетый в белые атласные бриджи, белые чулки и туфли, его галстук, еще не завязанный, висел поверх шелкового полосатого черно-белого жилета.
– Что произошло между тобой и Джулией? Никогда не бывало, чтобы вы так ссорились в присутствии слуг и с такими… такими неосторожными словами, которые бросали в адрес друг друга! Какая муха тебя укусила? И Джулию тоже! Ей-Богу! Ну ладно, она впадает в истерику при малейшем намеке на хмурый взгляд или критику. Но ты? Диана, я не потерплю такие манеры и такое поведение! Кричать в доме! Ты знаешь, как я всегда полагался на тебя, считая, что ты, как никто, понимаешь, что хорошо и правильно, и умеешь вести себя с достоинством. Я должен сказать, что даже если у тебя были основания для недовольства сестрой, это не дает тебе права кричать на весь дом!
Что-то внутри Дианы задрожало. Слезы подступили к ее глазам, и прежде чем она осознала, что с ней происходит, она выкрикнула:
– Почему только я должна всегда все делать правильно и вести себя так, чтобы ты никогда не разочаровался во мне? В конце концов, папа, ведь это Джулия выиграла главный приз, и вовсе не благодаря примерному поведению!
Потрясенная тем, что снова не смогла справиться с собой, она зажала рот рукой и побежала обратно в свою спальню, рыдая, как Джулия несколькими мгновениями раньше.
Лорд Кингзбридж стоял в гостиной своего прекрасного городского дома на Гросвенор-сквер, ощущая неловкость и смятение от только что произошедшей сцены. Неужели Диана действительно высказала ему упрек? И почему какой-то дьявол обуял всех его домочадцев как раз тогда, когда они должны ехать в Элмак?
Внезапно он почувствовал тяжесть на сердце и ужасную слабость. Он откашлялся и приложил руку к желудку, ощущая неприятное жжение. И почему его дочери выбрали такой неподходящий момент, чтобы вести себя подобным образом? Теперь ему придется воздержаться от третьего бокала красного вина за ужином и скорее всего отказаться от крабов, а делать это ему совсем не хотелось, потому что повар в Элмаке прекрасно готовил блюда из даров моря. В противном случае… Что ж, он не будет думать о том, что случится, если он, не приняв во внимание состояние своего организма, позволит себе отправлять в рот все, что пожелает, в течение долгого светского ужина.
Ему не хотелось стареть. Когда он был молод, он мог выпить две бутылки отличной мадеры и даже не почувствовать, или, по крайней мере, без последствий, как у некоторых его друзей, которые просто не могли пить что-либо крепче пива. Но теперь, терзаясь от подагры и жжения в желудке, он вынужден был тщательно, с каждым годом все больше, подвергать рассмотрению все, что он ел и пил.
Но вовсе не Джулия и Диана были истинной причиной его страданий. Дело было в том, что в Лондон приехала Феб. Сначала он даже ждал ее приезда. Теперь же по непонятным причинам мысль о встрече с ней повергала его в уныние.
В последнее время все не ладилось. Тяжело опустив плечи, он вернулся в свою комнату и снова приступил к сложному делу – завязыванию галстука. Пропади оно все пропадом! И зачем только Бруммель так чертовски усложнил для мужчин выезды в свет в Лондоне? В былые времена он чувствовал себя очень удобно в одежде, которая теперь считалась приемлемой только для больного, – просторном бархатном сюртуке и слегка подкрахмаленном галстуке. Теперь сюртуки должны сидеть, как дамские корсеты, а галстуки затянуты и завязаны так, что он чувствует себя, как ребенок, закутанный дюжиной тряпок заботливой нянькой. И это не говоря уж о том, что воротнички должны быть накрахмалены до твердости стали, и тот, кто желает выглядеть прилично, обязан целый вечер терпеть то, как они острыми углами подпирают ему щеки! Его раздражали все эти требования моды, и особенно сегодня, когда он должен был вновь увидеть Феб после стольких лет.
Мысли о сестре его покойной жены окончательно расстроили его. Он сорвал непокорный галстук со своей шеи и в сердцах швырнул его на пол. Он с удовольствием и потоптал бы его, но побоялся, что его старого слугу хватит апоплексический удар при виде такого несдержанного поведения хозяина. Однако желание такое было. Ему хотелось растоптать хоть что-нибудь!
О Господи, какой черт надоумил Феб явиться в Лондон? Он взял уже седьмой галстук из протянутой руки слуги и сделал глубокий вдох в надежде успокоить себя и справиться с этой сложной задачей. Однако через пять минут его пальцы окончательно запутали накрахмаленную белую ленту, и в нетерпении и расстройстве он сорвал ее и скомкал. Со всей силы он запустил комок в зеркало, и тот, ударившись о зеркальную поверхность и столик, скатился на пол.
Кингзбридж повернулся, бросил полный отчаяния взгляд на своего слугу и взмахом руки отпустил его из комнаты.
– Хорошо, мой господин, – ответил тот с легким поклоном.
Когда он ушел, виконт тяжело сел на кровать и погрузился в свои мысли.
Правда заключалась в том, что он не понимал, почему так расстраивается из-за приезда Феб в Лондон. Он достаточно часто видел ее в Бафе, в ее доме, где она жила одна с тех пор, как он ее помнил. В свои сорок она прекрасно выглядела, а когда он впервые увидел ее – в тот же сезон, когда он сделал предложение Гвендолин, – ей было всего семнадцать.
Опустив голову на руки, он издал тихий стон. Одно воспоминание стремительно выплыло из глубин его памяти. Воспоминание, которое он старательно подавлял, одно из тех, что хранились в тайниках его мозга долгие-долгие годы. Однако, кажется, настал момент, когда он должен извлечь его на поверхность, хотя почему именно сейчас, он не мог сам себе объяснить.
Двадцать три года назад он познакомился с Феб. Он был пленен ее умом, огоньком, вспыхивавшим в ее глазах, когда он молча взглядывал на нее, и она без слов понимала то, что он хотел сказать. Ему нравилось все в теплой дружбе с ней. Ему никогда не приходило в голову называть то, что было между ними, чем-нибудь, кроме прекраснейших платонических отношений. Но в тот вечер, когда он сделал предложение Гвендолин, Феб пришла к нему. Ее лицо сильно разрумянилось. Она вложила свою маленькую ручку в его руку и со слезами на глазах поздравила, желая, чтобы его брак был долгим и счастливым. Он помнил, как держал ее за руку, глядя в ее ясные голубые глаза и чувствуя нежность, сильное влечение, желание – все, что, как он думал, он испытывал к Гвендолин, но только теперь совершенно иначе и гораздо сильнее. С тех пор он старался никогда не думать об этом чувстве и не хотел делать этого сейчас. Все это случилось так быстро, что не успел он и глазом моргнуть, как Гвендолин увела его обсуждать планы будущей свадьбы.
