Искушение любовью - Милан Кортни (читать полную версию книги .TXT) 📗
— Мы в ОМД решили организовать дискуссию… или что-то в этом роде. — Толливер неотрывно посмотрел себе под ноги и шаркнул туфлей по каменной плите. — Мы подумали, что это может привлечь внимание к проблемам целомудрия.
— Дискуссия? — переспросил Марк. — В пользу ОМД? — Вообще сама идея ОМД не слишком ему нравилась. Марк терпеть не мог голубые кокарды-розы, тайные сигналы и в особенности брошюры, которые Иедидиа Прюэтт, основатель общества, продавал по два пенса за штуку. Все это сильно смахивало на бессовестное использование его идеи, и к тому же Иедидиа Прюэтт успешно прикрывался именем Марка. — Вы хотите, чтобы я принял участие в дискуссии?
Должно быть, неудовольствие слишком явно отразилось на его лице, потому что Толливер вдруг сник. Марку захотелось ударить себя по лбу. Он ничего не имел против этого юноши, его не устраивало…
— Вы совершенно правы, — сокрушенно выдавил Толливер. — Мне следовало обдумать все лучше. Кто, в конце концов, возьмется вам оппонировать? Кто может сказать хоть слово против целомудрия?
Над толпой разнесся печальный вздох.
— Но… не все так плохо. — Марк попытался утешить несчастного Толливера. — Есть множество… — Он замолчал. Никакие доводы в пользу дискуссии или в пользу собственно ОМД отчего-то не приходили ему на ум.
— Множество чего?
— Множество аргументов, которые можно было привести на подобного рода дискуссии, — раздался голос справа. Марк почувствовал, как по спине у него пробежали мурашки. Он медленно обернулся и увидел миссис Фарли, отделенную от него несколькими рядами прихожан. Никто не сдвинулся с места, чтобы дать ей пройти.
Толливер нахмурился:
— Например, каких?
Она безразлично пожала плечами:
— Ну, разумеется, мне такие аргументы неизвестны. Но чисто гипотетически, если такая дискуссия все же возникнет… Противник сэра Марка мог бы сказать пару слов об организации, которая слишком большое внимание уделяет ношению кокард и нарукавных повязок, забывая о том, что могло бы принести действительную пользу обществу.
С этим Марк спорить не мог.
— Продолжайте.
Миссис Фарли встретилась с ним взглядом.
— И я полагаю, что кто-нибудь — конечно же не я — мог бы поставить под сомнение правильность такой системы нравственных ценностей, которая провозглашает, что человек обязан строго придерживаться определенных моральных принципов, и не учитывает особые личные обстоятельства, в которых этот человек может оказаться.
Толливер нахмурился еще больше:
— Какие особые обстоятельства вы имеете в виду? Что правильно — то правильно, а что неправильно — то неправильно. — Он пожал плечами. — О чем здесь спорить?
— О, конечно. Я бы такой аргумент не выдвинула. Но какой-нибудь опытный полемист мог бы спросить, как в таком случае поступить человеку, который вынужден выбирать между спасением жизни невинного ребенка или нецеломудренным поведением.
Толливер озадаченно потер подбородок.
— Именно перед таким выбором порой стоят несчастные женщины, которых судьба заставляет торговать собственным телом, чтобы их дети не умерли с голоду.
Глаза Толливера округлились, а рот приоткрылся. Неужели он не знаком с существованием такой фундаментальной моральной дилеммы, подумал Марк.
— Я… но это… — Он беспомощно взглянул на Марка. — Я уверен, что это неправильно, потому… потому что…
Марк решил пожалеть несчастного юношу.
— Да-да, — быстро вставил он. — Это старый довод, давно всем известный: «Согрешить ради котят». Я слышал его много раз.
Миссис Фарли закашлялась.
— Согрешить ради… кого, прошу прощения?
— Ради котят. Обычно приводится такая история: предположим, на мосту стоит безумец, в мешке у которого находится шестнадцать прелестных, невинных, пушистых котят. Он угрожает утопить их в реке, если я не вступлю в связь с какой-нибудь не возражающей против этого женщиной. Что же я сделаю?
Она уставилась на него во все глаза.
— И что же вы сделаете?
— Учитывая, что перспектив только две — либо я согрешу, либо котята «покров земного чувства снимут», мой выбор довольно очевиден. Мои нравственные принципы не настолько суровы, чтобы позволить пострадать невинным.
— Но…
— Я готов также солгать, ударить своего ближнего в живот и высморкаться в присутствии королевы. Все ради котят.
— Котятам невероятно повезло, — выдавила миссис Фарли.
Марк видел, что она с трудом подавляет желание расхохотаться. Толпа вокруг замерла в недоумении. Ему вдруг очень захотелось услышать, как она смеется.
— Я признаю, что бывают ситуации, когда хранить целомудрие невозможно. Понимаете? Здесь вы абсолютно правы. И тем не менее в большинстве случаев не присутствуют котята. Или безумцы. Это лишь вопрос личного выбора, и притом очень простой вопрос. Нельзя оправдывать отсутствие обыденной морали чрезвычайными обстоятельствами. Иначе можно было бы безнаказанно убивать и насиловать, как только возникнет такое желание.
Воцарилось потрясенное молчание. Уголки губ миссис Фарли дрогнули.
— Вы меня убедили, — сказала она. — Дискуссия здесь невозможна.
Она явно насмехалась над ним. Как давно никто не подвергал его доводы сомнению! Марк не мог припомнить, когда он в последний раз так веселился.
— В любом случае, — добавила миссис Фарли, — если бы кто-то захотел спасти невинных котят, действеннее всего было бы поколотить безумца.
— И все же, если передо мной когда-нибудь встанет такой выбор, — небрежно заметил Марк, — я прежде всего подумаю о вас.
Ее глаза расширились от изумления. Все остальные были шокированы не меньше.
Неужели он только что сказал?.. О да. Да, сказал. Да еще в присутствии всех. Марк почувствовал, как его щеки налились жаром.
Миссис Фарли опомнилась первой.
— О, умоляю вас, — серьезно произнесла она. — Угроза смерти котят непременно испортила бы романтическую атмосферу. Кроме того, вы меня вполне убедили. Ваши нравственные принципы не слишком… тверды.
Если раньше молчание присутствующих было потрясенным, то теперь оно стало просто гробовым. Какая-то порочная часть натуры Марка так и подмывала его ответить: на самом деле, если того будет требовать ситуация, с твердостью у меня тоже трудностей не возникнет… но Марк счел за благо промолчать.
Слава создателю, этот маленький публичный промах случился в Шептон-Маллет, а не в Лондоне. Конечно, пойдут разговоры, но сплетни, как водится, совершенно исказят смысл сказанного. И хотя содержание их словесной дуэли с миссис Фарли будет обсуждаться повсюду от Шептон-Маллет до Кроскомба, по крайней мере, о ней не раструбят все городские газеты.
Из толпы, словно отвечая самым страшным кошмарам Марка, вдруг раздался тонкий, чуть надтреснутый голос:
— Вот это да, сэр Марк. Не могли бы вы это повторить?
Нет. Нет. Этого просто не может быть.
Говорящего не было видно за спинами людей, но Марку этот голос был знаком слишком хорошо. Он повернул голову и заметил край довольно потрепанного цилиндра, заслоненный другими плечами и шляпами.
Найджел Пэррет. Но что он делает в Шептон-Маллет?
Хотя ответ на этот вопрос был, увы, очевиден. Расталкивая людей и не сводя с Марка глаз, Пэррет стал пробираться ближе. В одной руке у него был карандаш, а в другой, как водится, маленькая записная книжка. Боже, человеку с такими усами не стоит даже пытаться делать наивный вид, решил Марк. Это никого не обманет. Кроме того, он знал Пэррета как свои пять пальцев. Это был не просто репортер. Найджел Пэррет представлял собой самый неприятный тип сплетника, который только можно было вообразить.
— Мой дорогой сэр Марк! — Пэррет оттер плечом миссис Фарли и бросил на нее сверкающий взгляд, значение которого Марк не понял. — Как давно мы с вами не виделись! Очень, очень давно! Прошло очень много времени!
Несколько недель, если быть точным, подумал Марк. Несколько восхитительных недель с того последнего раза, когда он отделывался от этого газетчика.
