Чудо в аббатстве - Карр Филиппа (книги без сокращений .TXT) 📗
— Я боюсь за Аббатство. Со времени чуда оно стало богатым. Думаю, оно в числе тех, на которые именем короля нацелился алчный Томас Кромвель.
— И что тогда с ним будет?
— Что случилось с другими. Ты же знаешь, что несколько более мелких аббатств были захвачены.
— Говорят, что — монахи в них были повинны в немонашеском поведении.
— Говорят… говорят… — Отец устало провел рукой по глазам. — Как легко что-то сказать, Дамаск. Как просто найти тех, кто будет свидетельствовать против других, особенно когда это им выгодно.
— Саймон Кейсман говорил, что закрыты были только те монастыри, которые были виноваты в этой мерзости.
— О, Дамаск, времена нынче печальные. Подумать только о всех тех годах, когда монастыри процветали. Они сделали так много добра для страны. Они олицетворяли собой сдерживающее начало. Лечили больных. Нанимали на работу людей, воспитывали их в любви к Богу. Но теперь, когда король стал главой церкви, а человек может лишиться головы, если будет это отрицать, Кромвель всюду рыщет, чтобы пополнить его казну. Он закрывает монастыри и отдает богатства церкви государству. А со времени чуда аббатство Святого Бруно стало одним из самых богатых. Брат Иоан говорит, что аббат не переживет потерю Аббатства, и я верю этому.
— О, отец, будем надеяться, что люди короля не придут в наше Аббатство.
— Мы будем надеяться, но это будет чудо, если они не придут.
— Но раньше случилось же чудо, — сказала я. Я попыталась успокоить его, и, думаю, это мне, немного удалось. Но какие это были неспокойные дни!
Мать послала меня снести корзину с рыбой и хлебом старой Гарнет, прикованной к постели. Она жила в крошечном домике, где была только одна комната, и существовала только благодаря нашей помощи. Она потеряла мужа и шестерых детей во время эпидемии чумы, но старая Гарнет, казалось, не подвластна ничему. Все уже давно забыли, сколько ей лет, да и сама она не помнила. Время от времени матушка посылала одну из служанок отнести ей свежие тростниковые дорожки на пол, а также травы и мази. Моей обязанностью было следить, чтобы в кладовой Гарнет всегда что-нибудь было, вот почему Кезая отправилась со мной, помогая нести корзину.
Кезая слышала массу рассказов о том, что делалось среди монахов и монахинь. Фактически об этом говорили все. И каждый день сообщали что-то новое и еще более ужасающее.
Мы уже побывали у старой Гарнет, выслушали в очередной раз историю о том, как она схоронила всех своих детей, и возвращались домой, когда услышали приближающийся топот копыт, а затем увидели группу из четырех всадников, во главе которой на большой черной лошади скакал довольно неприятный человек.
Он остановил нас.
— Эй, — крикнул он, — покажите нам дорогу в аббатство Святого Бруно.
Держался он высокомерно, почти нагло, но Кезая, казалось, этого не замечала.
— Ах, господин, — воскликнула она, присев в реверансе, — Аббатство совсем рядом.
Я заметила, как он посмотрел на Кезаю: его узкий рот слегка приоткрылся, а маленькие черные глазки, казалось, исчезли, когда на них опустились веки.
Он пустил лошадь вперед. Едва удостоив меня взглядом, снова посмотрел на Кезаю.
— Кто ты? — спросил он.
— Я из большого дома, а это моя маленькая госпожа.
Человек кивнул. Он наклонился в седле и, взяв Кезаю за ухо, потянул к себе. Она вскрикнула от боли, а мужчины засмеялись.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Меня Кезая, сэр, а маленькую госпожу…
— Держу пари, ты хорошая девушка, Кезая, — сказал он. — Мы это проверим. — Потом он отпустил ее и продолжал:
— Так говоришь, совсем близко? По этой дороге? Когда они отъехали, я посмотрела на Кезаю, на ее багровое ухо.
— Вот это мужчина, правда, госпожа? — спросила Кезая, хихикая.
— Скорее животное, — ответила я презрительно. Я вся дрожала после этой встречи, ибо в том человеке действительно было что-то скотское, что привело меня в ужас. Но на Кезаю он, кажется, произвел противоположное впечатление. Он взволновал ее; мне уже слышалось знакомое дрожание в ее голосе.
— Он же сделал тебе больно! — воскликнула я возмущенно.
— О, это было сделано по-дружески, — со счастливым видом сказала Кезая.
Позднее я узнала, что этого человека звали Ролф Уивер. Он предводительствовал отрядом, посланным оценить богатства Аббатства.
Отец глубоко опечалился.
— Посланники Кромвеля в Аббатстве, — произнес он. — Это убьет настоятеля.
Приезд этих людей стал началом конца аббатства Святого Бруно, каким мы его знали. Солдаты Уивера буянили в его галереях, прошли по всем подвалам, часто напивались, затаскивали к себе девушек и заставляли их заниматься любовью на монашеских соломенных тюфяках, испытывая нечестивое удовольствие в осквернении келий. Девушки потом говорили, что боялись перечить людям Кромвеля, и я знала, пройдет немного времени и Кезая будет там, и, когда я представляла ее с Ролфом Уивером, мне становилось дурно.
Брат Иоан пришел к отцу и рассказал, что аббата так потрясли эти события, что у него случился удар, и теперь он не встает с постели.
— Боюсь, его конец близок, — ответил отец. — Осквернение святыни убьет его.
Когда на следующий день не пришли ни брат Иоан, ни брат Яков, отец отправился в Аббатство повидать их. Ему преградили дорогу, и один из людей Ролфа Уивера спросил его о цели прихода. Отец объяснил, что пришел навестить двух мирских братьев. На это ему ответили, что приказано никого не впускать и не выпускать из Аббатства.
— Как здоровье аббата? — спросил отец. — Я слышал, он нездоров.
— Болен от страха, — был ответ. — Он испугался, что добрались и до него. Вот в чем дело. Страх.
— Аббат вел святой образ жизни, — с возмущением возразил отец.
— Это вы так думаете. Подождите, когда мы расскажем вам все, что мы узнали.
— Я знаю, что любое обвинение против него будет ложным.
— Тогда советую вам быть поосторожнее. Люди короля не любят тех, кто слишком дружелюбно относится к монахам.
Моему отцу оставалось только уйти. Я не видела его таким удрученным с тех пор, как был казнен Томас Мор.
Поздним вечером Кейт и я видели Кезаю. Слегка спотыкаясь, она шла к дому. Я догадалась, что она была в Аббатстве.
