Неотразимый обольститель - Крэн Бетина (чтение книг .TXT) 📗
– Раз ты считаешь, что это поможет ей переменить мнение обо мне, я все сделаю. – Джеффри глубоко вздохнул, пытаясь представить себе, как начнет осуществляться их план. – У меня есть родственник, двоюродный брат мамы. Так вот – он ирландец и связан со всякими отщепенцами, отбросами общества. Я с ним поговорю Может быть, он подыщет нам таких, которые согласятся на несколько часов побыть «грабителями».
– Ой, Джеффри, я знала, что у тебя все получится! – Сияя Присцилла обняла его за шею. – Ты самый смелый, самый умный на свете!
Сверху, из темного окна, за неясными силуэтами молодых людей и за садовой беседкой, где они скрывались, кто-то следил. Через мгновение влюбленные расстались, и легкая фигурка девушки заспешила по аллее к террасам дома. Еще через секунду Беатрис фон Фюрстенберг присоединилась к своей секретарше у окна и, прищурившись, взглянула на часы.
– Как долго на этот раз? – резко спросила она.
– Чуть более десяти минут, – ответила Элис Генри, захлопывая крышечку своих часов и отпуская цепочку.
– Проклятие! – Беатрис встревоженно вглядывалась в темноту. – С каждым разом они все больше и больше пренебрегают приличиями и все больше и больше испытывают мое терпение. Они думают, что никто ничего не знает. Я бы спустилась и поймала их на месте преступления, да опасаюсь, что потом они придумают еще какую-нибудь хитрость, чтобы встречаться и удовлетворять свою жажду романтики. – Она откинула шлейф платья и, приподняв юбки, величественно поплыла к лестнице, ведущей в холл. – Несносные подростки! «Но мы же лю-у-у-бим друг друга, тетя Беатрис, – писклявым голосом протянула она. – Но он же такой чуде-е-е-сный, тетя Беатрис. Такой у-у-мный, такой тонко чу-у-у-вствующий...» – Она внезапно остановилась у винтовой лестницы из красного дерева, которая соединяла два этажа огромного загородного дома. Элис чуть было не налетела на хозяйку. – Он избалованный, перекормленный, прыщавый идиот, – в запальчивости провозгласила Беатрис, – и вдобавок восемнадцатилетний. – Спускаясь по лестнице, она продолжала говорить, убеждая не только Элис, которая спешила следом, но и саму себя. – Какого черта он может знать, этот юнец? Он не имеет ни малейшего представления о реальной жизни. Как пробиваться в этом жестоком и опасном мире... как собирать в кулак силу воли, выдержку и ум, чтобы противостоять неудачам и недругам... вот о чем речь. Надо уметь поймать свой шанс и воспользоваться любым преимуществом. И тогда, возможно – всего лишь возможно, – что тебе очень повезет и ты сумеешь создать что-нибудь или что-нибудь изменить к лучшему и оставить свой след на земле. Откуда восемнадцатилетний мальчишка может знать о таких вещах? – На середине лестницы Беатрис опять остановилась, чтобы до конца разъяснить ситуацию. – И откуда изнеженная шестнадцатилетняя девчонка узнает об испытаниях и трудностях, которые преподносит жизнь? Или хотя бы о той ответственности, которую налагает брак? Как занять свое место в огромном доме, вести хозяйство, как добиться признания в обществе, и это при необходимости постоянно иметь дело с настроением мужа, его привычками и потребностями? Даже я в семнадцать лет... – Она не закончила.
Спустившись в зал, они услышали торопливые шаги Присциллы, которая вошла со стороны восточной террасы и теперь спешила в гостиную. Беатрис остановилась между лестницей и дверями гостиной и сложила руки на груди. Девушка появилась в зале, поддерживая колышущиеся шелковые юбки, и замерла, увидев тетю. Племянница слегка покраснела и виновато опустила большие карие глаза, хотя на лице ее появилось непокорное выражение.
– И где это вы были, юная леди? – поинтересовалась Беатрис.
– Х-ходила гулять. Захотелось подышать свежим воздухом перед сном.
Беатрис напряженно улыбнулась.
– В последние дни ты очень полюбила свежий воздух.
– «Свежий воздух и упражнения полезны для молодых девушек», – парировала племянница. – Разве это не ваши собственные слова?
Беатрис поняла, что, цитируя ее, Присцилла выказывает неповиновение.
– Ночной воздух тем не менее может быть весьма опасен. – Выражение ее лица не предвещало ничего хорошего. – Я слышала, что воздух во Франции намного здоровее.
Девушка смотрела на нее широко распахнутыми глазами.
– Я не поеду. Меня не удастся спровадить во французский монастырь. Я лучше утоплюсь в утином пруду!
Страшная угроза! В самом глубоком месте пруда было не больше трех футов.
– Ты отправишься туда, куда я тебя пошлю, – с непоколебимым спокойствием заявила Беатрис, – и будешь держаться скромно, целомудренно, довольствуясь тем крошечным умишком, которым наградила гебя природа.
– Я не поеду во Францию, – с заалевшими щеками провозгласила Присцилла. – Если вы отправите меня туда, то я... я сбегу и найду своего отца. Он поймет. Он разрешит мне выйти замуж за Джеффри!
– Выйти замуж? Тебе всего шестнадцать лет. – Беатрис теряла терпение.
– Вам тоже было шестнадцать, когда вы вышли замуж, – стараясь не замечать грозного блеска в глазах тети, ответила девушка.
Подойдя поближе к подопечной, Беатрис попыталась убедить ее:
– Я выходила замуж в тот день, когда мне исполнялось семнадцать. И не по собственному желанию. Я не позволю тебе испортить свою жизнь союзом с похотливым мальчишкой, который и сам не знает, на что употребить свою праздную и пресыщенную жизнь. Я уже объясняла тебе: когда ты поймешь, кто ты есть в этом мире, и приобретешь достаточно опыта, чтобы рассуждать здраво, тогда, и только тогда, я позволю тебе выйти замуж. – Ее глаза сверкали, как драгоценные камни. – Если, узнав, что собой представляют мужчины, ты все-таки захочешь это сделать.
Румянец на лице Присциллы поблек, а се дерзость растаяла без следа, когда она наконец уловила нотки едва сдерживаемого гнева в голосе тети. Подбородок девушки задрожал.
– Но я люблю его, тетя Беатрис! – Слезы навернулись ей на глаза. – Я всегда буду любить его! Что бы вы ни делали, это чувство не изменится. – Сдерживая рыдания, Присцилла подхватила юбки и кинулась к лестнице.
Беатрис смотрела вслед своей подопечной. Когда вдалеке хлопнула дверь, она закрыла глаза и попыталась выбросить из головы мысли о любовных страданиях племянницы. На мгновение в больших карих глазах Присциллы – как эти глаза напоминали ей взгляд любимой сестры! – она увидела боль, настоящую боль. И на мгновение Беатрис, отбросив все расчеты, позволила своему сердцу раскрыться навстречу этому чувству. А что, если она ошибается? Что, если это действительно составит счастье... Она приказала себе остановиться и тут заметила, что Элис уже давно с пониманием смотрит на нее.
– Кажется, я догадываюсь, – сказала секретарша. – Мы возвращаемся в город.
– Умница. Я давно повышала тебе зарплату?
– В прошлом месяце.
– Ну что ж, в этом жди еще одной прибавки. – Беатрис снова нетерпеливо откинула шлейф и направилась в библиотеку. – И вели готовить чемоданы. Мне все равно через несколько дней надо было появиться в городе – просмотреть квартальный отчет корпорации до того, как он попадет в газеты, а заодно посетить заседание исполнительного комитета ассоциации суфражисток. Отправляемся рано утром. Завтра к этому времени я хочу снова быть на Пятой авеню, подальше от садов, залитых лунным светом, и прочей дребедени.
Распахнув двери библиотеки, она включила электричество и направилась к столу, где были аккуратными стопками сложены документы, громоздились гроссбухи и папки. Задумчиво глядя на эту кипу бумаг, Беатрис заметила листок с памфлетом, который она составляла для Всеамериканской женской организации суфражисток. Она наконец успокоилась. Здесь ее мир, ее мечта и то наследие, которое она оставит на земле.
– Любовь, – бормотала она, собирая и складывая документы. – Какое отношение ко всему этому имеет любовь?
Глава 2
Все в Нью-Йорке знали – чтобы найти какого-нибудь ирландца, надо отправиться к О'Тулу. Ресторан, расположенный посредине разросшегося Восемнадцатого округа, был одним из трех мест в городе, где встречались ирландские буржуа и начинающие политики. Рано или поздно любой из бывших жителей Зеленого острова, оказавшийся в Нью-Йорке, открывал эти тяжелые двери из стекла и красного дерева, замирал на этом полу из пестрого мрамора, восхищаясь панелями из полированного дерева, огромным зеркалом в золоченой раме, висящим над баром, и поражался тому, каких высот может достичь ирландец в Америке.
