Летящая на пламя - Кинсейл Лаура (книги хорошего качества .txt) 📗
Судно накренилось, грозя перевернуться. Что-то больно ударило Шеридана в спину. Он зашатался и выпустил шпагу из рук. Падая, увлек за собою Кодрингтона, который рухнул на палубу под тяжестью его тела. Встав на четвереньки, Шеридан начал карабкаться по наклонной плоскости палубы, усеянной щепками и осколками снарядов. Оглянувшись назад, он увидел, что рядом с ним, чуть не задев его плечо и ногу, упала огромная мачта диаметром в три фута, ее обломки рассыпались во все стороны по палубе. Внезапно Шеридан явственно ощутил запах горящего пороха.
Дрейку удалось встать на ватные ноги с третьей попытки.
Кодрингтон лежал совершенно неподвижно, уткнувшись лицом в палубу. Шеридан шагнул к нему. Ему хотелось добить адмирала, пока тот оказался у его ног, беспомощно раскинув руки. Матросы что-то истошно кричали. Обломки снастей тем временем продолжали съезжать по наклонной плоскости палубы к корме. Огромное дымящееся бревно катилось прямо на адмирала, грозя раздавить его ноги.
Шеридан хотел закричать, но крик застрял у него в горле. Внезапно ему в голову пришла трезвая мысль, что человек, имевший глупость начать это безумное сражение, не сможет сделать ничего для того, чтобы спасти себя. Он лишен здравого рассудка. И пока Кодрингтон со своей свитой лежали, словно олухи, ожидая, что корабль вот-вот взлетит на воздух, Шеридан, бормоча под нос проклятия, начал действовать. Он бросился по груде обломков, продолжавших двигаться под его ногами, к неразорвавшемуся снаряду и схватил его. Снаряд показался Дрейку очень тяжелым. И это ощущение тяжести вернуло Шеридана к реальности, выведя его из состояния шока. Он вдруг в полной мере осознал, что стоит посреди тонущего корабля и держит в руках готовый разорваться снаряд. Его охватило желание швырнуть это ядро с горящим фитилем за борт, но он хорошо знал, что у него ничего не выйдет — до борта слишком далеко.
Когда он понял всю опасность ситуации, его мозг снова впал в оцепенение от охватившего Дрейка ужаса. В этот момент оторвалось последнее крепление, удерживающее еще огромную толстую мачту на месте, и та покатилась, грозя все смести на своем пути к увлекая за собой обломки снастей и обрывки парусов.
У Шеридана было странное чувство, как будто он парит над палубой, а она скользит и убегает из-под ног. Внезапно острая боль обожгла его лодыжку, и он опрокинулся навзничь, осторожно прижимая к груди снаряд, как младенца. Боль в лодыжке усилилась и стала почти нестерпимой, что-то как будто тащило его за ногу, и на него начала с бешеной скоростью надвигаться корма — якоря, рулевое колесо, борт… А затем все исчезло, и вокруг уже не было ничего, кроме воздуха — открытого пространства. Но через секунду его свободный полет кончился, и Шеридан очутился в обжигающей ледяной воде, соленые волны сразу же хлынули ему в нос и в рот.
Им владела только одна мысль — он не должен дышать, иначе захлебнется! Дрейк чувствовал, что идет ко дну, а его легкие готовы вот-вот лопнуть от боли. Пальцы сами собой разжались, он выпустил ядро и весь внутренне сжался, ожидая, что сейчас последует взрыв и его обожжет новая боль. Однако произошло совсем другое: его вдруг как будто вытолкнули из воды, и он судорожно глотнул воздух.
Он чувствовал, что теряет сознание, и старался уцепиться за любой его проблеск, чтобы не дать угаснуть своим чувствам и мыслям, — погрузившись во мрак небытия. Что-то свалилось сверху ему на голову, и Шеридана снова охватила паника. Он умирал, он должен был умереть — от этой мысли капитана бросило в дрожь. Но он не терял самообладания, понимая, что ни в коем случае не должен пытаться кричать, иначе захлебнется. Нет, он не сделает вдоха, не пойдет на поводу у своих легких, разрываемых нестерпимой болью! Он не утонет — не доставит такого удовольствия этому ослу Кодрингтону, ведь он, Дрейк, уже по существу вышел в отставку, чтоб им всем пусто было!
Внезапно пальцы Шеридана вцепились в какой-то обломок, слишком легкий, чтобы можно было опереться на него и вынырнуть на поверхность воды. И все же Дрейк попытался всплыть и ощутил вдруг прохладу морского воздуха, кровь перестала стучать у него в висках, он одновременно открыл глаза и сделал вдох, поперхнувшись соленой водой. Его бил судорожный кашель, а сзади в это время ему в спину врезался тупой конец огромного бревна. Шеридан ухватился за него, но тут накатила волна и отбросила тонущего Дрейка в сторону от спасительного бревна. Флагманский корабль и турецкий военный парусник тем временем удалились на четверть мили, все еще нещадно паля из всех пушек друг в друга.
— Ублюдки! — прохрипел Шеридан.
Он попытался лечь на плавающий на поверхности клубок толстых канатов, но они ушли под воду под тяжестью его тела, и ноги Шеридана запутались в них, как в тенетах. Он начал виться, стараясь выпутаться из силков, и это ему в конце концов удалось. Шеридан задыхался, силы его были на исходе. Грохоту не умолкавшей канонады вторило эхо, разнося ее звуки далеко по заливу. Белые клубы дыма скрывали линию горизонта и полоску земли вдали. Шеридан заметил проплывающий мимо него кусок бортовой обшивки и рывком устремился к нему, теряя последние силы. Он промахнулся, и обломок отнесло волной далеко в сторону.
Следующая волна подняла Шеридана на свой гребень, и он увидел неподалеку покачивающееся на поверхности тело убитого турка, вокруг которого растекалось багровое пятно крови, окрасившей морскую воду. Шеридану показалось, что пятно растет, быстро увеличиваясь в размерах. Внезапно тело дернулось, как будто турок был все еще жив, и исчезло. Вынырнув на мгновение, словно поплавок, и вновь скрывшись из вида в морской пучине, оно оставило за собой на поверхности воды кровавый след.
Шеридан закрыл глаза, его мутило. Истерический смех клокотал у него в горле, рвался из груди. Ему хотелось орать во всю глотку, ругаться последними словами, чтобы побороть охвативший его душу страх смерти. Но вместо этого он бросил в небеса довольно выспренное, исполненное патетики проклятье и тут же наглотался воды и закашлялся, отплевываясь и судорожно хватая ртом воздух.
Пушки все еще громыхали, и эхо доносило до слуха Дрейка их отдаленные залпы. Он вдруг с горечью вспомнил о горячем кофе и свежесваренных яйцах. Накатившая волна смыла с его лица злые слезы.
Он попытался плыть, работая усталыми руками медленно и вяло. Внезапно Шеридан почувствовал, что под ним проплыло что-то большое и темное, и внутренне содрогнулся, ощущая, как его мышцы оцепенели. Он плыл и молился. Да, чертовски трудно быть героем.
Хроника Военно-Морского Флота
Его Величества. Правительственный бюллетень от 14 ноября 1827 года.
Содержание письма вице-адмирала сэра Эдварда Кодрингтона Его Королевскому Высочеству Герцогу Клэренсу, написанного 21 октября на борту судна «Азия».
Сэр,
я должен с чувством глубокого сожаления и уважения сообщить Вам в дополнение к моему официальному рапорту о доблестном поступке капитана Шеридана Дрейка, бывшего командира военного корабля «Сенчери». Вчера, в восемь часов утра, капитан Дрейк, исполняя мой приказ, передал командование судном «Сенчери» своему преемнику. И так как мы хотели с почестями проводить этого славного воина, хорошо послужившего Королю, я пригласил его на борт своего флагмана. К счастью для меня, — как потом выяснилось — капитан Дрейк принял приглашение. Как вы уже знаете из моего предыдущего рапорта, военно-морские силы Его Величества были неожиданно самым подлым образом атакованы и обстреляны. Когда же снаряд пятидюймового калибра снес фок-мачту, капитан Дрейк храбро бросился вперед и оттолкнул меня, сбив с ног, чем спас от неминуемой гибели под ее обломками. Более того, он самоотверженно кинулся к неразорвавшемуся снаряду, упавшему на палубу и грозившему разнести корабль в щепки, и, рискуя жизнью, поднял его и понес к борту, намереваясь бросить в воду и спасти тем самым не только лично меня, но и всех находившихся в то время на борту. И хотя ему удалось выполнить задуманное, я должен с прискорбием доложить Вам, что при совершении столь благородного поступка капитан Дрейк был смыт волной за борт и погиб. Обращаюсь к Вашему Королевскому Высочеству с почтительнейшей просьбой обратить внимание на самоотверженный поступок капитана Дрейка, граничащий с самопожертвованием и достойный самой высокой похвалы.