Сокровище любви (Любовь и колдовство ) - Картленд Барбара (книги .txt) 📗
— От твоего рассказа просто волосы встают дыбом, — отозвался Андре. — И все-таки я не изменю своего намерения; я попытаюсь найти сокровище, которое мой дядя зарыл на плантации.
Керк знал, что это было главной и единственной целью путешествия его друга.
Ему известно было также, что теперь, когда отец Андре умер, тот стал графом де Вийяре, главой старинного рода.
Вряд ли Андре когда-нибудь ожидал, что займет такое высокое положение.
Из трех сыновей его деда отец Андре был самым младшим.
Чувствуя, что во Франции дела идут неважно и среди крестьян нарастает недовольство, средний сын, Филипп, решил обосноваться на Гаити; он поселился там еще в начале 1770-х годов.
Он часто писал своим родственникам, сообщая им, что стал богатым человеком; хлопок и кофе, которые он выращивал, пользовались большим спросом во всех уголках Нового Света и шли по высоким ценам.
Потом произошла Великая французская революция; графа де Вийяре вместе с единственным оставшимся с ним старшим сыном казнили, как и многих других аристократов.
Таким образом, главой семьи стал Филипп де Вийяре, живший на Гаити; его младший брат, Франсуа, вместе со своей женой-англичанкой и сыном Андре успели эмигрировать в Англию, спасаясь от неминуемой расправы.
Андре отдали в английскую школу, затем он учился в английском университете, большинство его друзей тоже были англичанами.
Отец его обеднел, и только благодаря некоторым связям матери они могли жить более или менее сносно.
Известие об убийстве Филиппа де Вийяре, полученное от Керка Хорнера, делало отца Андре главой рода, а когда в 1803 году он скончался, этот титул унаследовал Андре; при этом новоявленный граф де Вийяре не имел решительно никаких средств, чтобы достойно поддерживать честь столь древнего и почетного рода.
Именно тогда он очень внимательно, строчка за строчкой, перечитал все последние письма дяди Филиппа, полученные с Гаити.
В одном из самых последних, написанных им незадолго до того, как он был зверски убит в своем имении, содержалось, как показалось Андре, очень важное сообщение.
«Дела здесь принимают опасный оборот, — писал Филипп своему брату. — Каждый день до меня доходят слухи о зверских расправах, учиненных над моими друзьями на соседних плантациях. Мужчин не просто убивают, но предварительно истязают, подвергают всяческим пыткам, а женщин насилуют и вдобавок еще заставляют трудиться как рабынь на плантациях, которыми теперь управляют сами черные.
Мы строим различные планы побега, но что бы мы ни придумали, от всего приходится в конце концов отказываться, все это невыполнимо и только привлечет к нам ненужное внимание, ускорит свершение приговора; правда, день этот и так неотвратимо приближается».
После этого шла та фраза, которая так взволновала Андре, что он без конца ее перечитывал:
«Я могу довериться только матери-земле, ну и, конечно, уповать на Господа Бога, его заступничество и покровительство».
Андре показал письмо Керку.
— Мне кажется, это намек моему отцу, что деньги дяди зарыты в землю где-то неподалеку от церкви.
— Возможно, так оно и есть, — согласился Хорнер. — Так поступали со своими деньгами и ценностями все плантаторы. Дессалин прекрасно знал об этом; он или пытал их до тех пор, пока они не признавались, где спрятали свои сокровища, или обыскивал каждый клочок земли так тщательно, что вряд ли что-нибудь могло ускользнуть от его глаз; он награбил таким образом кучу всякого добра. — Он помолчал немного, потом добавил:
— Когда диктатор уходил из Жереми, его сопровождал караван из двадцати пяти мулов, нагруженных серебром и другими драгоценностями. Но я слышал, все это не идет ни в какое сравнение с тем, что ему досталось в О'Кайе, причем большую часть добычи они откопали на плантациях.
— И все-таки стоит попробовать, — не уступал Андре. — Как бы там ни было, а я всегда был и остаюсь оптимистом.
— Оптимистом, который погибнет, — Керк щелкнул пальцами, — как погибли уже тысячи его соотечественников. — Потом он улыбнулся:
— Одно счастье — ты совсем не похож на француза. Ты слишком большой.
— Ты забыл, что моя мама англичанка, — сказал Андре.
Без сомнения, подумал Керк, именно матери, графине де Вийяре, его друг обязан прекрасным сложением и присущей мужчинам ее рода физической мощью.
От отца Андре достались темные волосы и карие глаза, но ростом и статью он пошел явно в мать и ее семью.
Широкие плечи Андре, узкие бедра и вся его атлетическая фигура были точным слепком с тех стройных и изящных Буков, которые окружали принца Уэльского в Лондоне.
Андре обладал также недюжинной физической силой, но вряд ли она поможет ему, с горечью подумал Керк, если он посмеет сунуться на Гаити со своей белой кожей.
Американец снова выглянул в иллюминатор:
— Если повезет, — заметил он, — мой друг Жак Дежан сам поднимется на борт, когда увидит, что наш корабль вошел в гавань. Он ждет меня, — по крайней мере, я надеюсь, что ждет, — уже целых два месяца.
— У тебя по всему свету друзья, — засмеялся Андре.
— Когда у человека такая работа, он не может обойтись без друзей, — заметил Хорнер.
— Ну ясно, ты имеешь в виду шпионов, которые должны все для тебя разнюхивать, — усмехнулся Андре. — Во всяком случае, меня не волнует ни кто твои друзья, ни чем они занимаются, лишь бы они могли мне помочь.
— Ты ужасный эгоист! — улыбнулся Керк. Он подумал, как это в самом деле характерно для его друга — сосредоточиться на чем-то одном и, не обращая внимания ни на что окружающее, ни на какие препятствия, идти к намеченной цели.
Керк вышел из каюты, оставив Андре одного. Любой, кто хорошо знал графа де Вийяре, сразу понял бы по выражению его лица, что он полон решимости и готов невзирая ни на что упорно добиваться своего.
Он уже выдержал отчаянные мольбы своей матери, по дороге без конца спорил с Керком, отвергая все его доводы, что не мешало ему реально смотреть на вещи и сознавать, какими опасностями грозит это предприятие.
Конечно, восстание черных рабов на Гаити, пожар в городке Ле-Кап, где пытался высадиться генерал Леклерк, смерть самого Леклерка от желтой лихорадки, а также война, вновь вспыхнувшая между Францией и Британией, — все это имело трагические последствия для Франции и французов.
Однако, судя по тому, что слышал Андре об обращении французских плантаторов со своими рабами, восстание было неизбежно, раньше или позже следовало ожидать, что рабы поднимут мятеж.
К тому же неграм повезло — во главе восставших встали два исключительно талантливых руководителя и военачальника — Жан-Жак Дессалин и Анри Кристоф.
Каким бы зверем, дикарем и садистом ни был Дессалин, он был в то же время храбрым, опытным и искусным воином. Кристоф, более мягкий по характеру и действовавший повинуясь скорее рассудку, чем темным инстинктам, старался защитить — и не без успеха — жизнь тех французов, которые по-человечески обращались с неграми, а также тех, — в основном это были священники и врачи, — кто работал на острове, помогая как белым, так и черным.
Но несмотря на все это, девять десятых всех французов, живших на Гаити, насколько Андре было известно, погибли мученической смертью, и Дессалин все еще не мог успокоиться, пытая и убивая тех, кто каким-то чудом остался в живых.
Андре глубоко вздохнул.
«Ну что ж! Двум смертям не бывать, а одной не миновать! — сказал он сам себе. — Все равно стоит рискнуть! В крайнем случае кровь моя смешается с кровью сотен моих соотечественников, уже пролитой на Гаити».
Дверь каюты распахнулась, и появился Керк.
— Хорошие новости! — закричал он с порога. — Как я и думал, Жак Дежан уже ждал меня. Сейчас он поднимется на борт, и ты сможешь с ним познакомиться.
Человек, о котором говорил американец, уже входил в каюту. Андре бросил на него внимательный, испытующий взгляд, зная, как много зависит сейчас от него.
