Сломанная роза - Беверли Джо (электронную книгу бесплатно без регистрации TXT) 📗
— Имел ли он основания?
Мэтью понял, о чем его спрашивали, и покачал головой.
— Не думаю, милорд.
Слышать это Галерану было приятно.
— Итак, следующим событием была весть о моей смерти.
— Да, господин мой. Нам рассказал об этом монах; до него дошли вести из Рима о гибели христианских рыцарей от рук неверных, и он счел вас одним из погибших. То была ночь слез, господин мой. — Мэтью закашлялся и отвел взгляд.
И Галерану было приятно, что его так оплакивали.
— А через несколько дней умер Галлот.
— Да, господин.
Галеран спрашивал, а сам втайне тревожился, как будут истолкованы его вопросы. Но Мэтью он доверял. Мэтью человек честный и преданный, он умеет держать язык за зубами.
— Как отнеслась жена к вести о моей смерти?
Старый слуга задумался и ответил не сразу.
— Господин мой, вы ведь знаете леди Джеанну. Ее поступки непредсказуемы. Эта новость потрясла ее, мы видели. Она задала монаху великое множество вопросов и была очень опечалена. Но потом собралась с духом и объявила, что не поверит в вашу смерть, пока не получит неопровержимых доказательств, а после как будто бы вовсе перестала думать об этом, только молилась больше обыкновенного. Помню, сэр Раймонд все уговаривал ее, все убеждал смириться с горем, но она лишь пожимала плечами. С сэром Раймондом она обходилась круто. Он все же убедил ее поговорить с вашим отцом, но до чего они тогда договорились, я так и не знаю. Леди Джеанна вернулась из Брома как ни в чем не бывало, и мы все приняли ее начало. Никто из нас не хотел верить, что вы погибли, милорд.
— Спасибо, Мэтью.
— Но после ее возвращения, — продолжал тот, — сэр Раймонд осмелел. Думаю, тогда-то он и возомнил, что отныне замок принадлежит ему.
— А потом умер Галлот.
— Да, милорд. И госпожа переменилась.
— Надо думать…
Галерану хотелось спросить, на самом ли деле Джеанна сделала Лоуика своим любовником, но промолчал, ибо знал, что так она и поступила.
Еще ему хотелось знать, в самом ли деле она допустила его к себе в постель почти сразу после вести о возможной гибели мужа, после, увы, бесспорной смерти сына. Но именно так и было, иначе девять месяцев спустя она не родила бы второго ребенка.
Почему, почему?
Но об этом, как понял Галеран, он не мог еще говорить даже с Мэтью. Поэтому он задал ему другой вопрос.
— Мэтью, скажи честно, как ты думаешь, отчего умер мой сын?
— Как на духу, господин мой, — не знаю. В колдовство и наговоры я не верю, а других объяснений у меня нет.
— Колдовство и сглазы — это все бабские бредни!
— А как же чудеса, господин мой?
— Чудеса — может быть.
— Но тогда и козни дьявола действуют?
Галеран вздохнул.
— Превосходный вопрос.
— Одно я знаю точно, милорд. Было бы куда лучше, если б леди Джеанна ложилась почивать с горем и тоской, а не с сэром Раймондом.
Галеран не хотел больше слушать, но слуга упрямо продолжал.
— В тот самый день, когда похоронили мальчика, она провела ночь с сэром Раймондом, и все об этом знали.
Галеран отвернулся, обрывая невыносимый разговор.
— Где похоронили Галлота?
— Во дворе церкви, у стены, милорд. Там камень.
Галеран знаком отослал слугу, а сам долго еще стоял на крепостной стене. Его мысль бесцельно блуждала среди разрозненных обломков прошлой жизни. Потом он спустился в церковный двор, нашел могилу сына и сотворил молитву у камня, отметившего краткое земное существование его первенца.
Кто-то посадил у могилы розовый куст, низенький и чахлый. Но этот куст все же будет жить, а Галлот — нет.
Целый час Галеран провел у камня. Вечерело, и ему хотелось уловить в сгущавшихся сумерках незримое присутствие того, кто меньше года тому назад был его плотью и кровью, но тщетно. Тогда он заставил себя подняться. Всю вчерашнюю ночь он молился и думал, а заснув на свежем ночном ветерке, совсем продрог. Было бы неумно повторить этот опыт нынче, когда ему так нужны силы и ясность мысли.
У дверей спальни Галеран замедлил шаг. Несмотря на все доводы разума, ему не хотелось проводить ночь в комнате, которую он столько счастливых лет делил с Джеанной. Он вовсе не был уверен, что сможет заснуть, окруженный воспоминаниями о былых радостях, но понимал, что, выбери он другую опочивальню, это породит новые толки и пересуды. Джеанна и ее ближайшие подруги отправятся спать в смежную комнатку вместе с ребенком. Можно будет вызвать ее к себе…
Нет, не стоит. Кроме того, изнеможение наконец перебороло чувственный голод.
Галеран разделся и улегся в постель.
И тут же ему захотелось вскочить, столь знакомо оказалось прикосновение к телу прохладных простыней. Пахло травами и чистым бельем, и эти запахи влекли за собою воспоминания. Его супружеское ложе осталось таким же, как три года назад.
Галеран со стоном перевернулся на живот, закрыл лицо руками. Когда-то он заставил себя верить, что отправляется в далекий поход по божьей воле, что по Его велению надолго оставляет Англию, дом и жену. Но если все его несчастья свершились по божьей воле, то определенно на небесах шутки были жестокими.
Он проснулся отдохнувшим, но с тяжелой от слишком долгого сна головой. Яркий свет слепил глаза даже сквозь сомкнутые веки, за окошком слышался скрип колес, разговоры — звуки наступившего дня. Давно пора вставать, но Галеран не спешил открыть глаза, не спешил потянуться, прогоняя сон. День нес с собою лишь новые тревоги и заботы.
Но снова засыпать тоже не хотелось, ибо сны — хотя он едва мог вспомнить, что ему снилось, — тоже были безрадостны. То ему виделся Иерусалим, реки крови, то Джеанна, то плач ребенка. Младенец рыдал так далеко, что невозможно было подоспеть вовремя и спасти его от германских рыцарей.
Самая мысль об этих снах разрывала голову, и Галеран открыл глаза…
…И увидел, что на его постели, скрестив ноги, сидит Джеанна и пристально смотрит на него.
На ней была только тонкая шелковая рубашка; распущенные волосы ниспадали на плечи, и летний ветерок играл тонкими светлыми прядками.
Сердце у Галерана забилось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди, мускулы окаменели от напряжения.
— Ты околдовала стражу?
— Я их убедила, что здесь мне будет так же безопасно, как и в соседнем покое. Стража стоит за твоей дверью.
— Могли бы они подумать и о моей безопасности.
На щеках Джеанны некрасивыми пятнами выступил румянец. Он редко видел ее такой робкой и смущенной.
— Но ты позволил побрить тебя: они должны знать, что ты меня не боишься.
— Тогда я не спал.
— Галеран, я никогда не желала тебе зла.
— А, так ты это нечаянно?
Она вздрогнула, будто ее ударили, и потупилась. Гадко и стыдно было Галерану видеть жену столь приниженной и тихой. Уж лучше бы она огрызнулась или даже ударила его.
— Чего ты хочешь? — вздохнул он.
Джеанна не подняла глаз, только пальцы ее нервно мяли тонкий кремовый шелк рубахи.
— Рауль де Журэ… Он рассказал мне про твой обет.
Галеран молча ругнул заботливого друга.
Не получив ответа, Джеанна взглянула на мужа, гордо подняла подбородок и стала почти похожа на себя прежнюю.
— Верно, ты бы предпочел, чтобы я прислала к тебе служанку?
Гордость велела Галерану выгнать жену.
Благоразумие вторило гордости.
Но его закружили чувства, исключающие и благоразумие, и гордость. Он молча откинул простыню.
Джеанна затаила дыхание, и в ее глазах мелькнул непонятный огонек. Холодный рассудок говорил Галерану, что умная женщина в подобных обстоятельствах не стала бы терять времени даром и воспользовалась бы возможностью заново привязать к себе мужа, а если на то будет божья воля, забеременеть.
Джеанна была очень умна.
Галерану казалось, что холодный рассудок — лишь одна из трех враждующих ипостасей его души. Второй была его любовь к Джеанне из Хейвуда; любовь слишком глубокая, чтобы доводы благоразумия могли как-то повлиять на нее. Третьей ипостасью был зверь, снедаемый еле сдерживаемой страстью к этой женщине.
