Непокорная красавица - Макгрегор Кинли (бесплатные полные книги txt) 📗
– Я не знаю женщин хорошего воспитания.
– Леди всего мира сейчас вздохнули с облегчением.
Посмеявшись над их перепалкой, Лорелея закрыла дверь и принялась разбирать содержимое ящиков. Там были кисти, краски, баночки, уголь, блокнот для эскизов, скипидар – все, что могло понадобиться.
Нет никакого сомнения, это самый замечательный дар, который она когда-либо получала. Она понимала, что король пиратов сделал это для того, чтобы ей понравиться, но все равно ее это тронуло.
«Надо будет его поблагодарить».
Это просто вежливость, уверяла она себя. Даже негодяй заслуживает благодарности за доброе дело. Торопливо сняв шаль и ночную рубашку, она надела легкое желтое платье, туго заплела косу, завязала ее желтой лентой и пошла в капитанскую каюту. Она быстро постучала и, услышав ответ, открыла дверь. На пороге львиного логова Лорелея остановилась. Она не задумывалась, на что будет похожа его каюта, но и в самых смелых мечтах такое бы ей не привиделось.
Все четыре стены снизу доверху были заставлены полками, на которых теснились книги. На письменном столе и на сундуке возле кровати тоже лежали книги. В открытое окно лился солнечный свет и задувал приятный ветерок. Крашеные стены каюты были темнее, чем светлый дуб в ее каюте.
Ей были видны только длинные ноги Джека, он лежал в центре большой кровати с балдахином, застланной красным бархатным покрывалом с золотыми желудями и листьями. Тяжелая штора закрывала от нее верхнюю часть тела Джека. Слева от нее стояли стол красного дерева и обитое красным плюшем кресло. Каюта казалась скорее библиотекой, чем жилищем капитана.
Лорелея сделала шаг и увидела лицо пирата. Лежа на боку, он читал книгу. Просторная белая рубашка была расстегнута, загорелая мускулистая грудь открыта. Это была самая естественная, самая непреднамеренная поза, которую она у него видела. Но самое удивительное – на нем были очки! Большего несоответствия нельзя было и придумать. Он поднялся с ложа и приветливо улыбнулся.
– Чему обязан удовольствием видеть вас? – сказал он, сняв очки. Руки казались очень большими в сравнении с очками, он их бережно сложил и положил на сундук возле кровати. – Садитесь! – Он предложил ей плюшевое кресло. – Что означает ваш приход? Надеюсь, вы не решили так скоро отказаться от победы?
Подавив неожиданный порыв бежать, она села.
– Я пришла вас поблагодарить.
– А, должно быть, Генри выдал вам свои сокровища. – Слегка откинув голову, он взял с сундука карманные часы и, проверив время, улыбнулся: – Удивляюсь, как он вытерпел так долго. Когда я сказал, что у нас на борту есть человек, разделяющий его любовь к рисованию, он пришел в восторг.
– Это так удивительно.
– Что? Что пират любит живопись?
– Да.
– Что ж, отдаю должное вашему честному ответу, – холодно сказал он. – Вы даже не покраснели.
Она смешалась:
– Не понимаю.
– Не стоит осуждать людей, Лорелея, – сказал он таким тоном, каким отец отчитывал ее за плохое поведение.
Как она ненавидела этот покровительственный тон, в особенности, когда он исходил от такого человека!
– Но ведь вы пираты! Все вы!
– Мы прежде всего люди. Пираты – это малая доля того, кто мы и что мы. – Он закрыл книгу и некоторое время сверлил ее взглядом. – Скажите, Лорелея, как по-вашему, кого больше боятся крестьяне – пирата или банкира?
Какой нелепый вопрос.
– Пирата, конечно.
– Нет, – очень серьезно сказал он. – Пират не лишит его прав на ферму, не отберет имущество всего лишь из-за того, что не уродилось зерно. Если вы спросите фермера, кто заставляет его холодеть от страха, он скажет – банкир.
Оскорбление было тяжелым.
– Не равняйте моего отца с пиратом или бандитом! Он хороший человек!
– Вы так говорите потому, что знаете его как человека, а не как банкира. Уверяю вас, найдется много его клиентов, которые скажут обратное. Даже в тот вечер на приеме я слышал, как группа мужчин обсуждала его и называла бездушным чудовищем, не имеющим сострадания.
У нее потемнело в глазах. Как кто-то смеет говорить такое об отце, которого она любила всю жизнь? Ее отец – замечательный человек, добрый, нежный, снисходительный к чужим недостаткам.
– Тот, кто это говорит, ничего не знает о моем отце!
– Верно. Они знают только банкира по имени Чарлз Дюпре.
Она открыла рот, но так и не нашлась что сказать. Уткнувшись глазами в пол, она размышляла. Он прав. Она всю жизнь слышала подобные разговоры и никогда с ними не считалась. Она смотрела на отца глазами любящей дочери и видела проницательного бизнесмена, но, вероятно, те, кто постоянно имел с ним дело, видели в нем нечто другое. А все-таки какое пирату дело до того, что она думает о людях?
– Почему вас это заботит?
– Я видел последствия осуждения, основанного на горстке фактов, видел, как людей лишают достоинства после одного случайного наблюдения.
Он сбивал ее с толку.
– Вы сами применили термин «осуждение», Вы нелицеприятно отозвались о своей матери.
– А-а. Как я уже сказал, я видел последствия.
«Он противоречит самому себе».
– Все-таки какое вам дело до того, осуждаю я кого-то или нет?
– Потому что вы особенная, Лорелея Дюпре. – Она оторопела. – Вы не такая, как другие, и мне больно видеть, когда вы делаете что-то банальное, хотя я знаю, что на самом деле вы выше этого.
– Откуда вы знаете?
– Я это вижу всякий раз, когда смотрю на вас. У вас такая пламенная страсть к жизни, что она почти опаляет меня, когда я рядом. Мне становится больно, когда я вижу, что вы подавляете в себе этот огонь. Я не хочу, чтобы что-нибудь его потушило.
– И поэтому вы прислали мне краски? – тихо спросила она.
– Ну, вы же сказали, что любите рисовать. И я хочу увидеть, как вы перенесете эту страсть на холст.
– А что, если не смогу?
– Сможете, я в этом не сомневаюсь.
Никто еще ей такого не говорил, никто не поощрял ее делать то, что она хотела. Отец и Джастин часто бывали к ней снисходительны, но никогда не поддерживали.
Подумать только, поддержка пришла от Черного Джека, пирата, распутника и...
Заканчивать мысль не хотелось. Она не желала копаться в своих мыслях и появившейся в сердце странной нежности к Джеку.
– Ну ладно. – Она решила не тратить времени и воспользоваться случаем. Если он хочет, чтобы она занималась на корабле рисованием, тем лучше. – Мне понадобятся фрукты, красивая ваза или какая-нибудь другая емкость...
– Фрукты? – презрительно спросил он. – Вы хотите рисовать фрукты?
Почему этот сюжет вызвал у него отвращение? У него с фруктами связано что-то противное?
– Это то, что я обычно рисую.
Он опустил голову. «Почему меня это удивляет?» – подумал он про себя. Потом посмотрел на Лорелею и спросил:
– Скажите, Микеланджело рисовал фрукты?
В душе у Лорелеи зазвучали тревожные колокола. Джек собирается что-то ей предложить. Что-то такое, что она отвергнет, она это чувствовала.
– Мог и рисовать, – уклонилась она от прямого ответа.
В глазах пирата засветился озорной огонек, и, зная его, она насторожилась. Он подошел к ней и полушепотом сказал:
– Только не говорите, что вам никогда не хотелось нарисовать запретный плод.
Она задрожала. Не может быть, чтобы он предлагал то, что она подумала. Глаза невольно остановились на его открытой груди, и она представила себе статую Давида. Щеки разгорелись. Нет, даже он не мог бы предложить изобразить его... в таком виде!
– Запретный плод? – пискнула она.
По глазам было видно, что он намеренно дразнит ее. О, как этот человек любит играть с ней, и как же часто она попадается на его удочку! И только она успокоилась, что больше не краснеет, как он спросил:
– Вам никогда не хотелось рисовать людей?
Ну вот, она это подозревала. О, он умный человек, но если он хоть на минуту подумал, что она будет его рисовать, он глубоко ошибается.
– Я люблю рисовать фрукты, – жестко сказала она.
