Рекенштейны - Крыжановская Вера Ивановна "Рочестер" (книги бесплатно без онлайн .TXT) 📗
— В своем ли ты уме? — спросила Габриэль, задыхаясь от волнения; ее тонкие ноздри трепетали, и дрожащими пальцами она ощипывала цветок, который держала в руках.
— В полном рассудке и повторяю, что до завтрашнего вечера даю тебе время обдумать; а затем, если Веренфельс останется при своем решении, я всех перевезу в Рекенштейн. Не хочу более сцен в моем доме из-за твоих беспричинных капризов и твоих фантазий. И, клянусь честью, сдержу слово, отвезу тебя в замок и не буду давать ни одного талера на твои туалеты. Не рассчитывай и на Арно относительно этого пункта; считая себя виноватым, что ненавидел тебя прежде, он хочет загладить эту вину своей щедростью, как проявлением сыновней любви. Но я сумею запретить ему всякое вмешательство в это дело.
Бледная, с пылающим взглядом Габриэль вскочила с дивана так порывисто, что корзина с цветами покатилась на пол.
— Мне, твоей жене, ты осмеливаешься предлагать такой выбор?! — взвизгнула она. — Ты опять хочешь выгнать меня своей грубостью? И на этот раз из-за такого…
Голос изменил ей.
Граф тоже встал. Он был бледен, но спокоен; ему были известны эти сцены бешенства и упреков, этот ад, который заел его и состарил преждевременно.
— Успокойся, Габриэль; подобные припадки бешенства разрушают здоровье, — сказал он, кладя руку на ее плечо. — И позволь тебе заметить, что ты слишком злоупотребляла подобными сценами, чтоб это могло еще производить на меня впечатление. Я простил тебе не с тем, чтобы ты снова начала эту игру; терпение мое истощилось, и ты забываешь мои права на тебя. С моего разрешения ты не уедешь как в первый раз; если же ты сделаешь это без моего согласия — я разведусь с женщиной, которая два раза бежала из моего дома. И тогда ты ничего не получишь от меня, кроме пожизненной пенсии.
Графиня слушала, широко раскрыв глаза и трепеща от злобы.
— А, — воскликнула она, сжимая голову обеими руками, — да будет проклят день, в который я вымаливала твоего прощения и отдалась в твою власть, связывающую по рукам и ногам.
Повелительный тон и твердый взгляд мужа убедили ее, что угроза его была серьезна. Охваченная безумным бешенством, она кинулась к графу и крикнула, топая ногами:
— Уйди прочь, избавь меня от твоего омерзительного присутствия; я ненавижу тебя. Слышишь ты?
Граф отступил, побледнев и сдвинув брови; но он вынес слишком много подобных бурь, чтобы испугаться этой сцены.
— И я того же мнения, что тебе необходимо остаться одной. Ты знаешь теперь мою волю, и я ни на йоту не отступлю от сказанного.
Когда Габриэль осталась одна, ею овладел как бы припадок сумасшествия. Она кричала, бегала по комнате, рвала на себе платье, билась головой об стену и, наконец, обессиленная упала на ковер, усыпанный обрывками батиста, кружев, измятых лент, ощипанных цветов. Сицилия, ее преданная камеристка, которая служила ей с самого ее супружества, знала по опыту, какие меры принимать в подобных случаях. Она подняла ее и отнесла на кровать; затем омыла лицо графини розовой водой, положила на лоб компресс и дала успокоительных капель.
Молодая женщина отдалась в ее распоряжение; полный упадок сил сменил безумное возбуждение. Мало-помалу она успокоилась и заснула тяжелым сном, который продолжался несколько часов.
Ни к завтраку, ни к обеду графиня не появилась. Танкред хотел войти к ней, но Сицилия не пустила его.
За обедом мальчик сообщил о своей неудавшейся попытке навестить мать. Готфрид тотчас понял причину этой болезни; но так как граф ничего на это не сказал и не упомянул об их вчерашнем разговоре, то и Веренфельс промолчал и поспешил уйти со своим воспитанником к себе.
Наблюдая, несколько рассеянно в этот раз, за своим учеником, который приготовлял уроки, молодой человек предался раздумью. Необходимость оставить дом, где он рассчитывал найти спокойную, надежную пристань, сильно смущала его. Вместе с тем его преследовал образ Габриэли, мысль, что эта женщина втайне любит его, неотвязно приходила ему на ум.
Он уловил накануне пламенный предательский взгляд, искавший его взгляда. Но он отгонял от себя подобное предположение, припоминая лишь дерзкие, презрительные слова, которыми она осыпала его.
V. Извинение
Было часов около восьми, когда лакей пришел доложить Готфриду, что кто-то желает с ним говорить и просит его выйти в коридор. Молодой человек встал несколько удивленный; но им овладело чувство неудовольствия, когда он увидел, что его ожидала Сицилия, камеристка графини.
— Извините, что я беспокою вас, господин Веренфельс, — сказала она, видимо смущенная, — но графиня прислала меня спросить вас прийти к ней на минуту по делу.
Веренфельс сморщил брови.
— К сожалению, я не могу исполнить требования графини, и у нас с ней нет никакого дела, насколько мне известно. Но если ей угодно прислать мне сказать, какое это дело, то я к ее услугам.
Сицилия не двигалась с места и в волнении крутила край своего передника.
— Месье Веренфельс, — сказала она вдруг, понижая голос, — прошу вас, не усложняйте еще более того, что и так очень сложно, и не отказывайтесь от коротких переговоров, которые избавят всех от больших неприятностей. Позволю себе сказать вам, что сегодня утром была весьма неприятная сцена из-за вас между барином и барыней. Старый граф бывает подчас очень жестоким.
Готфрид понял, что графиня решилась извиниться перед ним по требованию графа. Это ставило молодого человека в тяжелое положение, но мог ли он, несмотря на свое к тому отвращение, отказаться от этого свидания?
— Хорошо, я иду.
Камеристка попросила его подождать в маленькой приемной, затем, приподняв портьеру, сказала:
— Пожалуйста, графиня ждет вас.
Готфрид вошел в будуар, освещенный лампой, подвешенной к потолку; другая лампа, под кружевным абажуром на красной шелковой подкладке, стояла на столе возле дивана.
В комнате, казалось, никого не было. Молодой человек взглянул вокруг с удивлением, но в ту же минуту он увидел Габриэль, сидевшую на подоконнике, покрытом плюшевой подушкой. Она была в белом пеньюаре, и ее длинные, черные косы резко выделялись на нем.
Готфрид, взглянув на нее, тотчас понял, чего ей стоило свидание. Она была бледна, как ее белое платье, и руки ее, опущенные на колени, были крепко сжаты. Он подошел к ней, холодно поклонился и, устремив на нее взор, спросил:
— Что вам угодно графиня? Я к вашим услугам. Габриэль хотела ответить, но ее дрожащие губы отказывались ей служить.
— Я помимо моей воли тревожу вас, графиня, и, надеюсь, что вы скоро будете совершенно избавлены от моего присутствия, — сказал Готфрид с горечью.
Молодая женщина с трудом преодолела себя и, указав рукой на стул, промолвила:
— Я для того именно и желала видеть вас, чтобы просить остаться при моем сыне и не покидать нашего дома.
— Это невозможно, графиня, после того, что произошло.
— Но я хочу тоже выразить вам мое сожаление, что оскорбила вас, и обещаю, что никогда впредь вы не будете иметь причины жаловаться на недостаток уважения к вам. Если же вы останетесь при своем намерении отказаться от места, то это может вызвать мой развод с мужем. А я не думаю, чтобы вы желали этого.
Она говорила медленно, будто ей не хватало воздуха, затем замолчала и устремила глаза на своего собеседника. Множество разнородных чувств отражалось на его красивом, выразительном лице. Прежде всего он был неприятно удивлен; затем его смутила мысль, что из-за него разразилась такая гроза между супругами; но когда взгляд его упал на врага, на эту красивую, молодую женщину, так смирившуюся перед ним, в сердце его мгновенно пробудилось все его рыцарское великодушие; он быстро подошел к Габриэли и со свойственной ему симпатичной откровенностью сказал:
— Я остаюсь, графиня, и молю вас простить мне резкие слова, которые вырвались у меня вчера и были для вас причиной неудовольствия; это тем более тяжело, что я сам виноват, позволив себе в зимнем саду коснуться неосторожно оскорбившего вас вопроса. Я пойду сейчас сказать графу, что остаюсь при вашем сыне. Избави меня Бог быть невольной причиной семейного несчастья.
