Леди Гамильтон и Адмирал Нельсон. Полжизни за любовь - Павлищева Наталья Павловна (читать книги онлайн полностью без сокращений .txt) 📗
В глубине души она понимала, что уже допустил, иначе не отправлял бы от себя так далеко. Но одно дело понимать разумом, и совсем другое перестать надеяться. Эмма все еще надеялась, что Гревилл на ней женится. Надежда умирает последней.
На следующий день, когда их парусник легко скользил по глади Неаполитанского залива, не в состоянии сдержать восторг, Эмма вдруг запела. Содрогалась от ужаса, потому что повторяла ошибку, сделанную тогда на концерте, снова пела прилюдно, но справиться с собойне могла. Она пела какую-то красивую песню, услышанную в предыдущий вечер издалека, слов не знала, помнила только два: «Санта Лючия», их и повторяла на разный лад. Но ведь и вчерашний певец тоже выводил только эти два слова.
Звонкий, нежный голос летел над заливом. Эмме показалось, или все вокруг затихло, как тогда в парке? Даже волны стали плескаться чуть тише…
Красивое море, солнце, огромная гора и нежный голос, напевающий «Санта Лючию…»
Пела она чисто, ни разу не сфальшивив, так поют птицы на рассвете. Лорд даже прослезился. Эмме аплодировали два матроса парусника, и с соседнего парусника тоже доносились восторженные возгласы «Белиссимо!». Она с испугом оглянулась на Гамильтона, ожидая увидеть рассерженное лицо своего хозяина, но увидела… восторг. Девушка смутилась, за время жизни у Гревилла она отвыкла своевольничать, зато научилась бояться.
Вечером она написала длинное письмо Чарльзу с описанием красот Неаполитанского залива, катания на паруснике, своего восторга… Только про пение ничего не написала.
Неизвестно, разобрал ли ее косноязычное послание Гревилл, но ответа не было.
Прошло несколько дней, Эмма и мать уже достаточно освоились в доме, они держались скромно, по собственному почину стараясь не мешать хозяину. Все казалось великолепным, но девушка была одержима одной мыслью: когда же приедет любимый Чарльз и заберет ее в Лондон.
Поинтересовавшись, чем она занята рано поутру, а также о чем задумалась, и услышав все тот же ответ: «Чарльз», лорд даже обиделся:
— Эмма, вам плохо здесь? Не нравится?
— Нет, мне все нравится. Просто я люблю Чарльза и хочу к нему.
Лорд мысленно выругался.
Он пытался возить девушку и ее мать по окрестностям, показывал вулкан подальше и поближе, развлекал, занимал, а у нее один вопрос каждый день:
— Писем от Чарльза не было?
Наконец лорд Гамильтон не выдержал. Они сидели на террасе, любуясь на крупные яркие звезды, каких действительно не увидишь в пасмурном небе Уэльса.
— Послушайте меня внимательно и не отвергайте сразу. Я не молод, не красив, не сказочно богат. Но у меня есть достаточно всего, чтобы огранить вашу красоту. Эмма, вы не глупы и прекрасно знаете, что огранка огранке рознь. Она бывает временной, такую предложил вам мой племянник. — Сэр Уильям сделал останавливающий жест, заметив, что Эмма собирается что-то сказать. — Подождите, сначала я.
Он встал, прихрамывая прошелся по комнате, остановился почти рядом с ее креслом. Пришлось задрать голову, чтобы видеть его лицо, но почти сразу она опустила голову: сидеть в такой позе было просто неудобно. Гамильтон не возражал, он говорил не только ей, но и себе тоже:
— Эмма, да, я немолод и для вас малопривлекателен внешне. Но молодой человек возьмет от вас все, что ему понадобится, и ничего не даст взамен, кроме ночных ласк. Знаю, что это немало, что молодому телу нужно молодое тело, знаю, что на свете есть любовь и что может так статься, что вы полюбите по-настоящему. Так вот, если вы полюбите по-настоящему, я не буду препятствовать. А сейчас, пока вы ни в кого не влюблены, — не воображайте, что сгораете от страсти к моему племяннику, будь это так, вы не остались бы у меня ни на день, — позвольте мне огранить вас. У вас есть природная красота и немало талантов, я уже успел в этом убедиться. Но вы совершенно необразованны, хоть Гревилл и старался чему-то научить. Нет, для этого нужны серьезные учителя и серьезная учеба. Уметь пользоваться столовыми приборами и не ковырять в зубах после еды еще не все, и даже по-королевски подавать руку для поцелуя или разливать чай мало. Вы красивы, слов нет, но нужны еще знания, даже столь хорошенькая головка, как ваша, Эмма, не должна быть пустой.
А девушка вдруг… расплакалась.
— В чем дело, я вас обидел?
— Я… не виновата, что мне нельзя было учиться… я не виновата, что мало знаю…
— Я научу! Вернее, не я, а нанятые учителя!
— А… чем я должна платить?
— Пока просто тем, что будете хорошо учиться и услаждать мой слух и взор. И не только мой. Если поймете, что я вам не противен, попробуем жить вместе, а если поймете, что вообще терпим, то… станете леди Гамильтон.
Эмма вытаращила глаза на посла:
— Вы хотите на мне жениться?
— Завтра — нет. И даже послезавтра тоже. Во-первых, вы сами должны понять, устроит ли вас старый муж, не будет ли это золотой клеткой. Не подумайте, что я столь великодушен, просто мне не хочется, чтобы моя молодая супруга меня ненавидела. Во-вторых, я буду честен: общество должно привыкнуть к мысли, что вы его часть не в качестве дамы полусвета, а в качестве супруги посла Великобритании, что, согласитесь, не одно и то же.
Девушка откровенно хлюпнула носом, что вызвало у Гамильтона легкую улыбку, он склонился над рукой своей «гостьи»:
— Так вы согласны принять от меня огранку?
— Только огранку…
— О!.. Вы строптивей, чем я думал. Но я согласен. Только запомните одно, Эмма, учить вас будут серьезно, денег в руки я вам не дам или почти не дам, вы не способны их ни экономить, ни разумно тратить, не хочу, чтобы мы через месяц остались нищими. Все остальное будете иметь сполна.
— А мама?
— Миссис Кэдоган будет жить с вами, если сама того пожелает. В качестве кого — определите вы. Давайте обсудим, чему вас учить. А еще, может, мы могли бы перейти на «ты»?
— Вы переходите, а я пока по-старому, можно?
— Ты прекрасно сказала, дитя: «по-старому». Ты права, я почти стар телом, но, поверь, молод душой. Итак, я намерен пригласить учителей пения, рисования, будем учиться играть на фортепиано и говорить по-итальянски. А еще читать, пожалуйста. В моей библиотеке много достойных книг, бери любую. Чарльз писал, что ты любишь читать. — Гамильтон почувствовал, что зря упомянул племянника, потому что в глазах прекрасной женщины тут же появилась грусть. Он постарался поскорей продолжить: — Позже мы поедем путешествовать по Италии, здесь столько всего, что должен увидеть образованный человек.
Они так и не перешли на «ты», Эмма не смогла, все же разница в возрасте и происхождении с Гамильтоном была большой, а сам лорд говорил ей «ты» лишь изредка, не желая эту разницу подчеркивать. В семьях аристократов не принято тыкать даже слугам…
Вечером Эмма рыдала на груди у матери:
— Мама, я так люблю Чарльза! Но он бросил меня, а лорд Гамильтон обещает сделать образованной…
Мать гладила прекрасные волосы своей дочери, уговаривая:
— Не всегда любовь к молодому и красивому приносит радость, часто только страдания. Может, и лучше, что тебя полюбил вот такой — образованный и богатый. А что он годится в отцы… так это ничего, больше будет баловать.
— Но я не могу стать любовницей лорда, что на это скажет Чарльз, вдруг он отвергнет меня из-за этого?! И неблагодарной быть тоже не могу. Что мне делать?!
— О, синьор! Это немыслимо! Это великолепно! Белиссимо! — Тонкий голос кастрата Априле, который занимался с Эммой музыкой, буквально дрожал от восторга! — Столь чудного голоса, столь совершенного природного дара я не встречал! Синьоре Эмме будет рукоплескать вся Европа. Вы правильно сделали, что определили для нее карьеру певицы!
Бровь сэра Уильяма чуть приподнялась:
— Это она вам сказала, что намерена стать оперной певицей?
— Нет, но такой голос не должен пропасть!
