Премудрая Элоиза - Бурен Жанна (читать полностью книгу без регистрации TXT, FB2) 📗
— Поначалу я избегал твоего дяди, — говорил ты. — Его отчаяние сделало его похожим на безумца. Он произносил против меня бессмысленные угрозы, но оставался гораздо более сдержанным в отношении тебя. Видишь ли, этот неотесанный человек, очевидно, остается убежденным в твоей невиновности. Он считает меня бесстыдным совратителем, который соблазнил тебя из развлечения, прежде чем тебя похитить, и от которого следует ожидать самого худшего. Чего желает он — убить меня, пытать, уничтожить? В то же время он держит себя в руках, пока ты находишься во власти моей семьи, считая ее способной выместить на тебе зло, если со мной случится несчастье. Кроме того, ему небезызвестно, что не так-то просто отомстить столь значительному и известному человеку, как я. Тем не менее я остаюсь убежденным, что он способен на что угодно для утоления своей ненависти. Так что в продолжение всей зимы я не прекращал принимать меры предосторожности.
— Так значит и для тебя, Пьер, эти месяцы были долгими?
— Вечными!
Твои руки блуждали по мне. Помню, ты играл с моими локонами, не переставая ласкать меня.
— Избыток скорби, выказываемый твоим дядей, — вновь заговорил ты, — в конце концов тронул меня. Я винил себя в том, что из любви выкрал у него нежно любимую племянницу. Разве не было это предательством? Наконец, я явился к нему. Во время беседы, которую я предпочел бы тебе не пересказывать, ибо она мучительна для моего самолюбия, я пообещал ему любое возмещение, какое ему заблагорассудится потребовать. Любое. Дабы лучше умиротворить его, я дошел до того, что предложил ему сатисфакцию, бесконечно превосходящую все, на что он мог надеяться: я сказал, что женюсь на тебе, при единственном условии, что брак наш останется в тайне, чтобы не повредить моей репутации.
— Увы! Пьер, что ты наделал!
— Исполнил свой долг. Фюльбер согласился, он дал мне слово и поцеловал меня, дабы скрепить наше примирение.
Удрученная, я опустила голову. Обычная женщина, чья страсть была бы не столь безграничной, а бескорыстие не столь всецелым, возрадовалась бы такому предложению. Я же сразу увидела его темную сторону.
— Что с тобой? Разве ты не рада?
Ты глядел на меня с удивлением. Удастся ли мне отвратить тебя от столь пагубного, столь противного твоей славе плана? Как же ты сам не видел, что готовился совершить непоправимую ошибку?
— Пьер, — сказала я, и горло мое сжалось. — Пьер, это чистое безумие!
Я чувствовала себя прозорливой и пыталась открыть тебе глаза. Никакая сатисфакция никогда не обуздает дядин гнев до конца. Я это знала. Это я и сказала тебе. Уязвленный в своем тщеславии, он не простит.
— Великодушие свойственно сильным натурам, Пьер, — добавила я, — а Фюльбер слаб. Он способен тайно копить неисчерпаемые запасы злобы, поджидая миг, когда сможет пустить их в дело. Понимаешь, он ждет своего часа, и его жестокость оттачивается с течением времени. Я считаю его способным в совершенстве разыграть прощение, но он никогда не простит на деле! Если ты привезешь меня обратно в Париж, я снова окажусь в его власти и нам придет конец! Я знаю его лучше тебя. Поверь мне: если я покину свое убежище в Палле, мы погибли. Дядя будет ждать часа, когда сможет обрушить на тебя сокрушительную месть. Возвращаться вместе значит отдаться на его милость!
— Нам уже нечего будет бояться, так как мы будем мужем и женой.
— Но с виду мы будем не женаты, ибо наш брак должен оставаться тайным! Если мы не хотим привлечь внимания, по всей логике, мне придется жить под кровом дяди. Ты будешь вынужден приходить ко мне украдкой. Все снова будет так, как перед нашим бегством.
Освободившись из твоих объятий, я слегка отстранилась.
— Подумай, Пьер, насколько наше положение будет фальшиво, насколько оно будет невыносимо. Ведь ты предложил стать моим супругом, чтобы успокоить гнев Фюльбера, не правда ли? Но что было причиной его злобы? Бесчестье, павшее на нашу семью из-за нашей связи, моего бегства, моего материнства, наконец. Хорошо. Но как же наш брак, о котором никто не должен будет знать, вернет ему уважение, которого он так жаждет? Никак. Брак сможет восстановить ущерб лишь в той мере, в какой о нем станет известно. Дядя окажется перед выбором: либо предать событие огласке и пожать его плоды, либо молчать и по-прежнему терпеть позор. Насколько я его знаю, он не поколеблется и мгновения. Так мы потеряем сразу все. Я снова попаду в зависимость от него, и все узнают, что ради меня ты отказался от своей свободы.
— Фюльбер дал мне слово, — настаивал ты с упрямым видом.
Меня поражало, что ты не желаешь понять. Ведь ты имел время оценить этого человека за те месяцы, что провел в его доме. Неужели ты так плохо наблюдал за ним?
Щадя тебя и в то же время стараясь убедить, если это было в моих силах, я перешла к доводам другого рода, более способным, как мне казалось, достичь цели.
— Есть нечто более серьезное, чем нависшая над нашими головами угроза, — вновь заговорила я, не сдаваясь. — Женившись на мне, ты уронишь свой авторитет. Ты духовное лицо и каноник, Пьер, не забывай об этом! Ты знаешь, я разделяю твое высокое представление о твоих обязанностях. Женившись на мне, ты унизишь себя! Твое величие неотделимо от безбрачия. Хоть в наши дни брак духовного лица все еще допустим, всем известно, что это принижает. Наш христианский идеал несовместим с таким компромиссом. Как любовница я связываю тебя гораздо меньше. Ты свободен располагать собой, покинуть меня, когда тебе будет угодно, удалиться на время, если того потребуют твои труды. Ты сохраняешь свою независимость, свою незапятнанность. Послушай меня, Пьер, не обременяй себя цепями, которые помешают твоему победоносному шествию к вершинам. Не приноси себя в жертву собственными руками. Не навязывай мне роли твоей сообщницы. Я слишком люблю тебя, чтобы простить себе столь низкий поступок, какой совершила бы, приняв твое предложение, твое неизбежное падение.
Ты с горячностью прервал меня.
— Что мне до мнения других! Я хочу, чтобы ты принадлежала мне. Мне невыносима мысль о дальнейшей разлуке с тобой. Поскольку о том, чтобы привезти тебя в Париж и возобновить наши незаконные отношения, не возбудив злобы Фюльбера, не может быть и речи, мне нужно на тебе жениться!
Так и слышу твой глухой голос, вижу тяжелый от желания взгляд, чувствую на своем плече дрожь твоей руки. Именно в тот момент, Пьер, я поняла, насколько твоя любовь была плотской, насколько чувственность перевешивала в тебе все иные чувства ко мне. Я страдала от этого молча. Ведь мое собственное чувство к тебе не было сковано рамками тела, хотя и порабощало его. Оно воспламенило мою душу и заставило предпочесть твое благо собственному счастью.
Хотя, если смотреть с моей стороны, этот брачный план мог показаться соблазнительным. Связав себя со мной священным обрядом, ты будешь принадлежать мне в той же мере, в какой я — тебе. Соблазн мог быть велик. Но я не желала ярма для тебя. Я слишком преклонялась перед тобой и слишком тобой восхищалась, чтобы навязать тебе образ жизни, который принизил бы тебя до уровня первого встречного. В моих глазах ты был учителем, образцом, идеалом. Идеал не связывают по рукам и ногам узами семейной жизни!
— Подумай, Пьер, какой помехой станет супружество для твоих трудов, — вновь заговорила я с жаром. — Ты главный магистр Школ Парижа! Совместимы твои занятия философией с беспокойством от детского плача, колыбельных песен кормилицы, беготни прислуги, от всей домашней суеты? Какая связь между твоим делом и домашними хлопотами, твоим пюпитром и колыбелью, твоими книгами — и прялкой, за которую я усядусь? Конечно, богатым можно соединить в своей жизни столь противоположные предметы. В их дворцах есть уединенные покои, богатство все упрощает. Но жизнь философа, тебе известно, далека от жизни богача. Она обречет тебя на ад денежных забот и заставит терять время в тяжких трудах.
Подобно Дельфийской Пифии, я чувствовала себя вдохновленной даром предвидения.
— Женившись, ты захлебнешься в повседневных заботах и погибнешь для своих трудов. Пострадает и твое величие. Какой урон для учеников, ждущих от тебя урока, философской доктрины, образа мысли! — заговорила я, не оставляя тебе времени меня прервать. — Какая ответственность падет на меня! Сколько упреков на меня обрушится! Нет, Пьер, нет, я не имею права порабощать тебя таким образом. Твой исключительный ум должен свободно располагать собой. Наш век ждет, что ты дашь ему духовное направление: пренебречь этим значит совершить ошибку!
