Ожерелье королевы - Дюма Александр (книги бесплатно полные версии .TXT) 📗

– Я уверена, – заявила она, – что там, наверху, беседа идет живее, чем здесь.

Единственным ответом на ее попытку были невнятные слова согласия, которые пробормотали привратник с женой.

– Наверху? – переспросил аббат, делая вид, будто ничего не знает. – Где это, ваше сиятельство?

– В зале, где совещаются мои судьи, – отвечала Жанна.

– Ах, да-да! – согласился аббат. И вновь воцарилось молчание.

– Полагаю, – продолжала графиня, – то, как я сегодня держалась, произвело благоприятное впечатление. Вы, должно быть, уже что-нибудь об этом знаете, не правда ли?

– Ваша правда, сударыня, – робко отвечал привратник.

И он встал, словно не желал поддерживать разговор.

– А ваше мнение, господин аббат? – подхватила Жанна. – Разве мое дело не проясняется? Вспомните: против меня не привели не одной улики.

– Вы правы, сударыня, – произнес аббат. – Вам и впрямь есть на что надеяться.

– Не правда ли? – воскликнула Жанна.

– Однако, – добавил аббат, – предположите, что король…

– Ну, что же сделает король? – горячо перебила Жанна.

– Эх, сударыня, король, возможно, не пожелает признать свою неправоту.

– Тогда ему придется осудить г-на де Рогана, а это невозможно.

– В самом деле, это нелегко, – подхватили все присутствующие.

– Итак, – поспешно вмешалась Жанна, – в этом деле мои интересы совпадают с интересами господина де Рогана.

– Ну нет, ни в коей мере, – возразил аббат, – вы обольщаетесь, сударыня. Кто-то из обвиняемых будет оправдан… Я полагаю, что вы, я даже надеюсь, что это будете вы. Но оправдан будет только один человек. Королю нужен преступник, иначе как будет выглядеть королева?

– Это правда, – глухо подтвердила Жанна, оскорбленная тем, что ей возражают, пускай даже разделяя ее надежду, которую она высказывала только для вида. – Королю нужен преступник. Что ж! На эту роль господин де Роган годится не хуже меня.

После этих слов воцарилась угрожающая тишина. Первым ее нарушил аббат.

– Сударыня, – сказал он, – король не злопамятен; когда первый его гнев будет утолен, он не станет ворошить прошлое.

– Но что вы подразумеваете под утолением гнева? – иронически осведомилась Жанна. – Нерон гневался по-своему, а Тит по-своему.

– Обвинительный приговор… кому бы то ни было, – поспешил ответить аббат, – приносит удовлетворение.

– Кому бы то ни было! Сударь, – воскликнула Жанна, – как ужасно то, что вы сказали! Это слишком неопределенно. Кому бы то ни было – значит, кому угодно!

– О, я говорю только о заточении в монастырь, – холодно заметил аббат. – Король, если верить слухам, охотнее всего распорядится вашей судьбой именно таким образом.

Жанна посмотрела на посетителя с ужасом, который мгновенно уступил место неистовой злобе.

– Заточение в монастырь! – проговорила она. – Это медленная, полная мелких унижений, мучительная смерть, которая со стороны будет выглядеть как милосердие! Заточение в in расе [151], не так ли? Голод, холод, наказания! Нет, довольно невинной жертве терпеть позор, муки, унижения, в то время как истинная виновница наслаждается могуществом, свободой и почетом! Умереть, умереть скорее, но по доброй воле, по своему выбору – и смертью покарать себя за то, что явилась на этот гнусный свет!

И она, не слушая ни увещеваний, ни просьб, не позволяя до себя дотронуться, оттолкнула привратника, отбросила в сторону аббата, отстранила г-жу Юбер и подбежала к поставцу, где лежали ножи.

Все трое заступили ей дорогу; она бросилась от них прочь, подобно пантере, которую охотники потревожили, но не испугали, и с яростным воплем, исполненным преувеличенного отчаяния, устремилась в кабинет, примыкавший к зале; там она схватила в руки огромную фаянсовую вазу, в которой рос чахлый розовый куст, и нанесла себе ею несколько ударов по голове.

Ваза разбилась, в руке у разъяренной фурии остался черепок, из царапин на лбу потекла кровь. Привратница, рыдая, бросилась ее обнимать. Жанну усадили в кресло, щедро оросили духами и уксусом. Она забилась в ужасных судорогах, а затем лишилась чувств.

Когда она очнулась, аббат предположил, что ей не хватает воздуха.

– Послушайте, – сказал он, – эта решетка не пропускает ни света, ни воздуха. Нельзя ли приоткрыть окно, чтобы бедной женщине было легче дышать?

Г-жа Юбер забыла все на свете, бросилась к шкафу, стоявшему рядом с камином, достала оттуда ключ от оконной решетки, и вскоре в комнату хлынул живительный воздух.

– А! – заметил аббат. – Я и не знал, что эта решетка отмыкается ключом. Боже, к чему эти предосторожности?

– Таков порядок, – пояснила привратница.

– Да, понимаю, – продолжал аббат с явным умыслом, – от этого окна до земли не больше семи футов, а выходит оно на набережную. Если какой-нибудь узник Консьержери ускользнет из своей камеры и проникнет к вам в комнату, он выберется на волю, не встретив на пути ни тюремщиков, ни стражи.

– Так и есть, – подтвердила г-жа Юбер.

Краем глаза следя за графиней, аббат заметил, что она все слышала и поняла; уловив слова привратницы, она вздрогнула и сразу же метнула взгляд на шкаф, в котором г-жа Юбер хранила ключ от решетки; этот шкаф закрывался простым поворотом ручки.

Аббату этого было довольно. Его присутствие не могло более принести никакой пользы. Он откланялся.

Не успел он выйти, как тут же вернулся, словно актер, который, покидая сцену, должен бросить финальную реплику.

– Сколько народу на площади! – произнес он. – Все так возбуждены! Они толпятся у входа во дворец, а на набережной нет ни души.

Привратник высунулся из окна.

– И в самом деле! – подтвердил он.

– Наверное, люди думают, – продолжал аббат, притворяясь, будто не предполагает, что г-жа де Ламотт его слышит, между тем как она слышала каждое слово, – наверное, люди думают, что приговор вынесут нынче ночью? Как вы считаете?

– По-моему, – отвечала привратница, – приговор навряд ли вынесут до утра.

– Ну что ж, – закончил аббат, – дайте бедной госпоже де Ламотт немного отдохнуть. Ей нужно оправиться от всех этих потрясений.

– Давай уйдем в спальню, – сказал жене добряк привратник, – а графиню оставим в кресле, если только она не захочет лечь в постель.

Жанна подняла голову и встретилась глазами с аббатом, ждавшим, не ответит ли она на эти слова. Но она прикинулась спящей.

Тогда аббат удалился, а привратник с женой потихоньку затворили решетку, убрали ключ на место и тоже ушли.

Как только Жанна осталась одна, она открыла глаза.

«Аббат советует мне бежать, – подумала она. – Возможно ли яснее указать мне и на необходимость бегства, и на способ, как это сделать! Нет, это не грубиян, которому нравится меня оскорблять, это друг, который хочет, чтобы я вырвалась на волю, потому он и угрожает мне осуждением до вынесения приговора.

Чтобы бежать, мне стоит сделать только шаг: открою шкаф, отопру решетку – и окажусь на безлюдной набережной.

Да, там безлюдно… Ни души! Даже луна не взошла.

Бежать! О, свобода! Вновь обрести свое богатство. Сквитаться с недругами за все зло, что они мне причинили!»

Она бросилась к шкафу и схватила ключ. Потом приблизилась к решетке.

Вдруг ей почудилось, что на фоне черного парапета моста, заслоняя его ровную линию, маячит какая-то темная фигура.

«Там в темноте кто-то есть! – мелькнуло у нее в голове. – Может быть, это аббат; он наблюдает за моим бегством; он ждет, чтобы помочь. Да, но если это ловушка?.. Что, если меня схватят при попытке к бегству, как только я спрыгну на набережную? Бежать – значит признаться в преступлении или, во всяком случае, признаться, что мне страшно! Кто спасается бегством, у того совесть нечиста… Откуда взялся этот человек? Сдается мне, что он из окружения графа Прованского. Почем я знаю, может быть, его подослала королева или Роганы? Они дорого бы дали за любой мой ложный шаг. Да, кто-то следит за мной!