Барабаны осени. Книга 1. О, дерзкий новый мир! - Гэблдон Диана (лучшие книги txt) 📗
— Meine Dame, — приветствовал он меня, сняв широкополую шляпу и низко кланяясь от талии. — Ist Euer Mann hier?
Я по-немецки знала едва несколько слов, да и те выговаривала не слишком правильно, но даже для меня не составило труда понять, что пастору нужен Джейми. Я покачала головой, неопределенно махнув рукой в сторону лесов, обозначая таким образом отсутствие Джейми.
Пастор окончательно расстроился, невольно сделав такой жест, как будто собирался заломить руки. Он настойчиво заговорил по-немецки, потом, видя, что я ничего не понимаю, стал повторять все сначала, куда более медленно и громко, и его коренастое тело напряглось от усилия, как будто он пытался заставить меня понять.
Я лишь беспомощно качала в ответ головой, пока позади меня не послышался резкий голос.
— Was ist los? — требовательно спросил лорд Джон, появившийся в дверях. — Was habt Ihr gesagt? — Он успел надеть бриджи, что меня порадовала, но вышел босиком и непричесанным, и ею светлые волосы небрежно струились по его плечам.
Пастор был явно скандализован, и безусловно подумал о самом худшем, но выражение его лица быстро изменилось, когда он вслушался в стремительную и тарахтящую, как пулемет, немецкую речь лорда Джона. Пастор с виноватым видом кивнул мне, махнул рукой и принялся что-то торопливо рассказывать.
— Что он говорит? — спросила я, уловив из всей его пылкой тевтонской речи лишь одно-два слова. — Какого черта, что он говорит?
Грей повернулся ко мне, лицо его было предельно серьезным.
— Вам знакомо семейство по фамилии Мюллер?
— Да, — ответила я, моментально всполошившись. — Я три недели назад принимала роды у Петронеллы Мюллер.
— А… — Грей облизнул губы и уставился в землю; ему явно не хотелось сообщать мне новости. — Ну… боюсь, младенец мертв. И его мать тоже.
— Ох, нет! — Я опустилась на скамью у двери, не в состоянии осознать услышанное. — Нет. Не может быть.
Грей потер подбородок и стал слушать пастора, который продолжил рассказ, взволнованно размахивая маленькими пухлыми ручками.
— Он говорит, это была masern; ну, наверное это то же самое, что мы называем корью. Flecken, so ahnlich wie diese? — резко спросил он пастора, показывая на остатки сыпи на собственном лице.
Пастор выразительно закивал, повторяя: «Flecken, Masern, ja!» — и похлопывая по своим щекам.
— Но зачем ему тогда понадобился Джейми? — спросила я, недоумевая и при этом чувствуя себя невероятно расстроенной из-за Мюллеров.
— Похоже, он думает, что Джейми мог бы как-то урезонить этого человека… герра Мюллера. Они что, друзья?
— Совсем нет. Наоборот, Джейми прошлой весной как следует врезал Мюллеру по зубам на мельнице, были к тому причины. — При этих моих словах на щеке лорда Джона заметно дернулся мускул. — Да и вообще Мюллера нельзя урезонить чем-либо менее утонченным, нежели хорошая дубина, — добавила я. — Но из-за чего он вообще вышел из себя?
Грей нахмурился — он не совсем понял, почему я употребила слово «утонченный», но, безусловно, общий смысл сказанного мной был ему ясен. Он чуть заколебался, потом снова повернулся к маленькому священнику и задал еще какой-то вопрос, а потом внимательно выслушал пространный ответ на немецком.
И вот наконец мало-помалу, благодаря уточнениям, дополнительным вопросам и энергичной жестикуляции, история прояснилась.
В Кросскрике, как уже рассказывал нам лорд Джон, началась эпидемия кори. И болезнь, как теперь это стало ясно, начала проникать в глубь колонии; в Салеме заболели сразу несколько семей, но Мюллеры, живя в отдалении, до последнего времени оставались здоровыми.
Однако за день до того, как в его доме обнаружились первые признаки кори, на ферму Мюллера зашла небольшая группа индейцев, которые попросили у него дать им немного поесть и напиться. Мюллер, мнение которого об индейцах было мне отлично известно, прогнал их весьма грубо и бесцеремонно.
Индейцы, оскорбленные таким приемом, сотворили — как утверждал Мюллер — какие-то таинственные знаки, адресуясь к его дому, и после этого ушли.
Когда на следующий день в его семье началась корь, Мюллер ничуть не усомнился в том, что в болезни виноваты индейцы, наславшие порчу на его родных из-за того, что он им отказал в угощении. Он тут же начертил на стенах защитные знаки и символы и вызвал из Салема пастора, чтобы тот провел ритуал изгнания нечистой силы…
— Думаю, он именно это сказал, — задумчиво произнес лорд Джон. — Хотя вообще-то я не совсем уверен…
— Неважно, — нетерпеливо перебила его я. — Дальше что?
А дальше вышло так, что ни одна из мер предосторожности не помогла, и когда Петронелла и ее недавно рожденное дитя умерли от болезни, старый Мюллер потерял и те небольшие крохи ума, что у него еще оставались. Он поклялся отомстить дикарям, опустошившим его дом, и заставил сыновей и зятьев отправиться с ним в леса, на поиски краснокожих.
Из этой экспедиции они вернулись три дня назад, причем младшие мужчины выглядели до жути бледными и молчали, а старик весь пылал ледяным удовлетворением.
— Ich war dort. Ich habe ihn gesehen, — сказал герр Готтфрид. По его щекам полились ручьи пота при этом воспоминании. Я там был. Я видел.
Пастор, в ответ на истерический призыв женщин, помчался в конюшни, и нашел там два длинных хвоста темных волос, свисающих с двери, — они слегка колыхались на ветру, а под ними было коряво написано: «Rache».
— Это значит «месть», — объяснил мне лорд Джон.
— Я знаю, — ответила я, чувствуя, что во рту у меня пересохло, а язык распух. — Я читала истории о Шерлоке Холмсе. Но вы хотите сказать, что он…
— Без сомнения.
Пастор продолжал что-то говорить; он схватил меня за руку и дернул, стараясь привлечь к себе внимание. Взгляд Грея стал жестким и злым, когда он вслушался в слова священника, и он перебил маленького человека каким-то резким вопросом, а в ответ получил несколько энергичных кивков.
— Он направляется сюда. Мюллер. — Грей повернулся ко мне, и на его лице отразилась тревога.
Оказалось, что пастор, до полусмерти перепуганный увиденными скальпами, отправился искать герра Мюллера, — и узнал, что глава семейства лишь приколотил к дверям конюшни свои чудовищные трофеи и тут же отбыл с фермы, сказав домашним, что отправляется в Фрезер Ридж, повидать целительницу.
Если бы я уже не сидела на скамье, я бы точно свалилась на нее или мимо. Я почувствовала, как кровь отхлынула от моих щек, и не сомневалась, что стала такой же бледной, как пастор Готтфрид.
— Но зачем? — с трудом выдавила я. — Неужели он… нет, не может быть! Не может ведь он думать, что я что-то сделала с Петронеллой и младенцем? Или может? — Я умоляюще посмотрела на пастора, который запустил дрожащие пальцы в свою шевелюру, приводя в окончательный беспорядок и без того уже растрепавшиеся седые пряди.
— Его преподобие не знает, что Мюллер может думать, или с какой целью он поехал сюда, — сказал лорд Джон. И с некоторым интересом оглядел явно неспортивную фигуру пастора. — К его чести надо пояснить, он тут же пустился следом за этим сумасшедшим, один, и два часа спустя нашел его — напрочь бесчувственного, на обочине тропы.
Судя по всему, огромный фермер несколько дней обходился без еды, охваченный жаждой мести. И, хотя вообще-то невоздержанность не является обычным для лютеран недостатком, все же Мюллер сразу после возвращения основательно выпил, и то огромное количество пива, которое он проглотил, похоже, добило его. Он кое-как умудрился стреножить своего мула и заснул прямо у дороги.
Пастор не стал даже и пытаться разбудить Мюллера, слишком хорошо зная характер этого человека и понимая, что от выпивки нрав Мюллера едва ли мог улучшиться. Вместо этого Готтфрид просто погнал своего коня как можно быстрее, моля Провидение, чтобы оно позволило ему добраться до нас вовремя и предупредить.
