Мой возлюбленный негодяй - Джоансен Айрис (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗
— Все ведь получилось не так уж плохо, правда?
Он улыбался, и Марианна, завороженная, не могла отвести взгляда от его чувственно изогнутых губ. Почему его улыбка каждый раз оказывает на нее такое магическое действие?
— Правда? — еще раз спросил Джордан.
Она ничего не ответила.
— Вы можете поговорить в другой раз, — вмешался Грегор. — Это было бы… — Но тут он увидел выражение лица Марианны, пожал плечами и встал. — Ну что же, бери ее. Мне надо сказать Алексу, что все, что предсказали звезды, сбывается.
— Но ты делаешь все возможное, чтобы изменить их предсказание, — пробормотал Джордан.
— Боюсь, на этот раз я бессилен. Бери плащ, Алекс.
— Он мне не нужен, — вдруг восстал мальчик. Грегор почти по-матерински заботливо закутал Алекса в плащ:
— Ночь прохладная. Ты же не хочешь снова начать кашлять.
Марианна покачала головой, глядя, как Грегор уводит ее брата:
— Он может делать с Алексом что хочет. Это просто чудо какое-то.
— Он с кем угодно может делать что хочет. — хмуро отозвался Джордан. — Только молчать он не может. — Схватив Марианнин плащ, он набросил его ей на плечи. — Пойдем.
— О чем вы хотели поговорить? — спросила она, в трудом поспевая за его стремительными шагами. Южный ветерок нежно овевал ее кожу; но в Джордане совсем не было нежности. Он тащил ее за собой по палубе, и все его гипнотическое обаяние куда-то исчезло, уступив место сдержанной агрессивности. Внезапно пришедшая ей в голову мысль заставила ее напрячься. — Я же говорила вам, что не стану рассказывать об Окне в Поднебесье.
— Ради Бога! Я не дурак, чтобы тратить на это время!
— Тогда я не понимаю, почему вы…
— Чем ты занималась в детстве?
— Что? — ошеломленно переспросила она.
— Чем ты занималась? Ты ведь не все время работала со своим драгоценным стеклом?
— Конечно нет.
— Тогда рассказывай.
— Но зачем вам это?
— Потому что я хочу видеть тебя ребенком, черт подери.
Такой ответ совершенно ничего ей не объяснил.
— Я не понимаю, чего вы от меня хотите.
— Все дети играют. Во что ты играла?
— Работа со стеклом была для меня игрой.
— Ты не ездишь верхом. Ты ходила гулять?
— Иногда мои родители и еще несколько семей устраивали пикники или большие прогулки по холмам. Мы, дети, обычно убегали вперед, играли в прятки, гонялись друг за другом, девочки собирали цветы и плели венки.
— Ах, наконец-то признаки детства. Я уже решил» что ты взрослой сошла с витража.
Он явно был чем-то раздражен, и ей надоело б в роли козла отпущения.
— Не говорите глупостей.
— Ты почти не упоминаешь отца — только, что он умер несколько лет тому назад. Расскажи мне о нем.
— О папе? Он был очень красивый. У него были прекрасные золотые волосы и правильные черты лица, и он много смеялся. — Она помолчала, вспоминая. — Он все время смеялся.
— Тогда он непохож на моих знакомых поэтов. Те как правило, любят слезы и печаль.
Она покачала головой:
— Папа любил смеяться. Он говорил, что жизнь создана для веселья.
— А не для работы? — едко спросил он.
— Он работал, — запротестовала Марианна. — Он писал прекрасные стихи. Он часами сидел под деревом в саду и писал.
— Пока твоя мать трудилась, чтобы заработать вам на хлеб.
— Она была не против. Им это вполне подходило.
— И я уверен, что тебе не терпится найти своего собственного красивого поэта, чтобы всю жизнь сдувать с него пылинки.
— Я не возражала бы, если бы встретила кого-то похожего на папу, — упрямо ответила она.
Ясно было, что такой ответ его тоже не устроил.
— А чем еще занимался папа, когда не сидел под деревом, сочиняя стихи?
— Он давал мне уроки. Он учил меня французскому, английскому и математике. Он даже пытался научить меня писать стихи, но у меня не получалось. У меня не было дара.
— Я думаю, папу это не очень беспокоило, ведь у тебя был дар к работе со стеклом и ты могла обеспечить его старость.
— Вы не хотите понимать, — обиделась она. — Ч не буду больше рассказывать про папу.
— И не надо. Все равно ничего не получается.
— Что не получается? — рассердилась она.
Он не стал ей отвечать, помолчал немного, а потом резко проговорил:
— Думаю, мы теперь откажемся от игры в шахматы.
— Почему?
— Мне они начали надоедать. — Он цинично улыбнулся. — Грегор тебе подтвердит: мне удивительно быстро все надоедает.
Она почувствовала странный укол боли, но не стала признаваться себе, что обижена. Он вел себя как-то странно сегодня днем, но она была уверена, что причиной тому не скука. Хотя откуда ей знать? Она читает его настроения гораздо хуже, чем он — ее. Может быть, ему все время было с ней скучно. Она гордо вздернула подбородок.
— Ну, я ничуть не хочу продолжать. Мне они тоже начали надоедать. Я буду рада проводить больше времени с Алексом.
Они дошли до ее каюты, и он настежь распахнул перед ней дверь, а сам застыл на пороге, глядя в темноту, весь напрягшийся, как зверь перед прыжком. Можно было подумать, что он заметил что-то поджидающее его среди теней.
— Джордан?
Он повернулся к ней. Какое странное у него лицо!
Она с трудом перевела дыхание:
— Что-то не так?
— Возможно. — Его светло-зеленые глаза бесшабашно блеснули. — Но то, что не так, бывает необычайно приятно, правда?
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Я мог бы тебе объяснить. Такое удоволь… — Увидев, что она инстинктивно отступила, он замолчал.
Глубоко вздохнув, он резко повернулся на каблуках. — Спокойной ночи.
Марианна смотрела, как он уходит. Его темные волосы блестели в лунном свете, в размашистом шаге чувствовалась звериная грация. Этот человек по-прежнему был для нее загадкой. Ей казалось, что она начала его узнавать, но сегодня он был ужасно странный, и непонятный, и ранящий. Ей следовало бы сердиться, но вместо этого она испытывала боль — и страх.
Она боялась Камбарона даже сильнее, чем сама себе признавалась. Ей ничего не было известно о замках, о герцогах и об этой Англии, которую ненавидел ее отец. Ее мир был маленьким, уютным и полным любви, а теперь он вдруг начал расти и зиял пустотой, как пасть огромного зверя, готового проглотить.
Но гораздо больше пугал ее хозяин Камбарона, человек, от которого зависела ее судьба и который сегодня так равнодушно и даже враждебно вел себя с ней. И странно — это причиняло ей боль.
4.
Четыре высокие башни Камбарона были видны издалека; вымпелы развевались над массивным величественным замком из серого камня. Это здание оказалось намного внушительнее тех, что Марианна видела в Монтавии. Замок выглядел мощным, холодным и чужим. Светило яркое солнце, но Марианна невольно поплотнее закуталась в свой плащ.
— Ты его видишь? — Алекс, ехавший впереди с Грегором, рысцой подскакал к ней и остановил своего пони. — Замок, Марианна! — В глазах его горел восторг.
Марианне не хотелось, чтобы окружающие заметили, насколько гнетущее впечатление произвела на нее эта серая громада, и она только сухо проговорила:
— Было бы трудно его не увидеть. Замки имеют привычку быть весьма заметными. — Можно мне поехать вперед? Грегор собирается показать мне конюшни!
Она кивнула:
— Но будь осторожен и пускай лошадь только шагом.
— Если бы эта кобыла шла еще чуть медленнее, проще было бы подвезти Камбарон к ней, — заметил Джордан. — Нам надо будет найти для Алекса лошадку поживее, после того как он получит несколько уроков верховой езды.
— Мне эта нравится. — Алекс похлопал пони по холке. — Как вы посоветуете ее назвать?
— Непростой вопрос. Почему бы тебе не поразмыслить об этом подольше?
— Хорошо. — Он пустил пони рысью следом за Грегором. — Быстрее, Марианна!
Не глядя на Джордана, Марианна сказала:
— Можете ехать с ними. Я езжу еще хуже Алекса. Неразумно вам задерживаться из-за меня.
— Не беспокойся: я не настолько стремлюсь поскорее попасть в дом моих предков — в отличие от Алекса. Я никогда особо не любил этот замок. — Он улыбнулся. — И, кроме того, это шло бы вразрез с моими обязанностями опекуна.
