Время дикой орхидеи - Фосселер Николь (электронная книга TXT, FB2) 📗
Ночь как обетование. Ночь, которая была слишком хороша для того, чтобы спать.
Уже распустив волосы и босиком, но еще в наряде для ужина, Георгина вышла в этот поздний час на веранду. В темном закутке меж колонн она пила эту ночь большими глотками и упивалась мыслями о Рахарио.
Приближались шаги, праздные, но все же целеустремленные, и Георгина повернула голову. На фоне слабого освещения нижнего этажа обозначилась фигура Пола Бигелоу. Он подошел к балюстраде, поставил на нее бокал и закурил сигару. Пока Георгина раздумывала, должна ли она выдать свое присутствие, как он сам, сощурившись, посмотрел в ее сторону:
– Мисс Финдли? Извините, я не знал! Я… – Он жестикулировал зажженной сигарой.
– Оставьте, вы мне не помешали.
Тем не менее он казался смущенным, выдувая дым в сторону сада; острый, царапающий запах, приправивший сладость ночного воздуха и пробудивший воспоминания. О гостях, которые раньше иногда бывали в Л’Эспуаре, преимущественно господа в сюртуках, громкие голоса которых понижались до уютного бормотания, когда они щекотали маленькую Георгину под подбородком перед тем, как примкнуть ко всей компании за напитками и сигарами. Тогда как немногие дамы оставались с мамой, то и дело восхищаясь контрастом между темными волосами и глазами маленькой девочки – синие как фиалки!
Сравнение, которое Георгина не могла проверить, пока в одиннадцать лет не очутилась впервые на фиалковом лугу в Англии. Когда мама заболела, гости в Л’Эспуаре стали редки, а потом и вовсе иссякли, пока единственным гостем не стал сам хозяин, который показывался в своем кабинете лишь на несколько поздних часов, а дома – только чтобы переночевать.
– Какая ночь, – задумчиво сказал Пол Бигелоу между двумя глотками. – И это после такой грозы.
Георгина подала голосом знак согласия.
– Не знаю, смогу ли я когда-нибудь привыкнуть к сингапурской погоде. Эта жара. Эти мощные ливни почти каждый день.
– Верно, – пробормотала Георгина; умение вежливо поддержать беседу не было ее сильной стороной, и от этого она всегда нервничала. – Разве что если вы пробудете здесь дольше.
– Это зависит от того, как будут развиваться события. – Пол Бигелоу покатал сигару пальцами и глубоко вдохнул: – Да, пару лет я здесь еще продержусь.
Не зная, что на это ответить, Георгина просто кивнула.
Он взглянул на нее искоса:
– Неужели мне так и не удастся уговорить вас на верховую прогулку, а, мисс Финдли?
Георгина улыбнулась:
– Я совсем не любитель лошадей. И боюсь, не очень хорошо умею держаться в седле.
– Я вас научу!
Она засмеялась:
– Это были бы напрасные усилия, мистер Бигелоу! Даже моей тете пришлось признать, что деньги на уроки верховой езды были выброшены на ветер.
Он оперся на балюстраду и неотрывно смотрел на нее.
– Вы должны знать, что я не приму ваше «нет» с такой легкостью. Я очень даже умею быть упорным.
В этом замечании, брошенном в шутку, крылась и самоуверенная серьезность.
– Туан Бигелоу, вам что-нибудь еще принести?
Скрестив руки на груди, на пороге стояла Семпака. Ее тонкое, птичье теневое очертание прорисовывалось на фоне мягкого света из дома, голова была на удивление покорно опущена.
– Нет, большое спасибо, – дружелюбно отказался Пол Бигелоу.
– Может, вам угодно что-нибудь еще? – Ее голос, обычно такой резкий, стелился бархатом, как ночной воздух.
– Нет, спасибо, Семпака, все превосходно.
– Тогда желаю вам спокойной ночи, туан Бигелоу. – Семпака с большой неохотой отступила на шаг назад.
– Но может быть, мисс Финдли чего-то пожелает… – В его тоне слышалось что-то настойчивое, требовательное.
Голова Семпаки поднялась как у журавля, готового клювом в качестве оружия защищать свои владения.
– Спасибо, я ничего не хочу. – Георгина от поспешности запиналась на каждом слове. – Я уже иду спать.
Семпака величественно кивнула и зашагала в дом с высоко поднятой головой, каждая ее клеточка излучала строптивость.
Георгина бросила на Пола Бигелоу вопросительный взгляд и пожала плечами:
– Она меня не любит.
– Я это заметил. И не в первый раз. – Он оглянулся через плечо. – Семпака ведь уже давно в этом доме, да?
– Сколько я себя помню. – Георгина отделилась от своего темного закутка и двинулась к Полу Бигелоу. – Мою мать она до сих пор почитает сверх всякой меры, а мне как раньше, так и теперь внушает такое чувство, будто я какая-то преступница. Будто я совершила что-то ужасное, чего она никак не может мне простить.
– Вам нельзя так думать. – Он поднял руку, будто хотел погладить ее по плечу; но в последнее мгновение, казалось, одумался и просто прочесал пятерней свои коротко остриженные волосы. – Я был уже большим парнем, когда за один год лишился сначала матери, а потом и отца. И все же мне трудно даже представить, как бы я это пережил без моих братьев. – Его взгляд блуждал по саду, пока не остановился на Георгине. – Должно быть, ребенком вы чувствовали себя здесь очень одиноко.
Внезапно Георгина почувствовала себя неуютно, будто стояла перед Полом Бигелоу полураздетой, и обхватила себя руками. Он нагнулся к ней так близко, что она почувствовала на щеке его дыхание.
– Я хотел бы быть вам добрым другом, мисс Финдли, – тихо сказал он.
За спиной у них раздалось покашливание, и Пол Бигелоу быстро отступил от нее на шаг.
– Спокойной ночи, мисс Финдли. – Он взял свой стакан. – Спокойной ночи, сэр.
Гордон Финдли пробормотал ответ, когда Пол Бигелоу проходил мимо него, и встал рядом с Георгиной возле перил. Ее сердце с надеждой заколотилось. Она взглянула на отца, похожего в сумерках на корявый березовый ствол в серебристо-черных тонах.
– Было очень любезно с твоей стороны заглянуть вчера ко мне в контору, – сказал он после некоторого молчания. – Неожиданно. Но я был рад.
У Георгины остались размытые впечатления от складов фирмы Финдли и Буассело, их снова и снова накрывало волной того опьянения, в которое ее ввергла встреча с Рахарио, и в этом потопе уцелели лишь несколько островков.
На удивление мало что изменилось в этих складах – начиная от, казалось бы, беспорядочного нагромождения ящиков, мешков и бочек на нижнем этаже, источавших запах древесины и металла, перца, чая, имбиря и всех других товаров, которые были здесь временно сосредоточены. И кончая конторой наверху – с ее счетоводными книгами, стопками бумаг и географическими картами на стенах, – душный воздух которой лишь слегка шевелился от опахал пунка-валлахов.
Гордон Финдли сдержанно прокашлялся:
– Ну что… ты снова ожила?
– Немного, да. – Георгина улыбнулась чему-то своему.
Насколько беспомощным и неуверенным Гордон Финдли казался здесь, дома, в присутствии дочери, настолько же решительным и деятельным показывал себя в своей конторе, прямо как раньше. С Полом Бигелоу в своем тылу они управляли фирмой как две шестеренки в безупречно смазанном и отлаженном часовом механизме.
Его пальцы нервно поглаживали перила.
– Ты останешься здесь? Надолго?
Вопрос был как пощечина; Георгине понадобилось несколько мгновений, чтобы снова собраться.
– Естественно, я останусь. – Голос ее звучал как подраненный. – Ведь здесь все-таки мой дом!
– Да. Конечно. – Его шумное астматическое дыхание приобрело подобие вздоха: – Тогда мне, пожалуй, придется попросить мистера Бигелоу подыскать себе новое пристанище.
Сожаление, прозвучавшее в этих словах, было как еще один удар по другой щеке.
– Пока не пошли разговоры. – Он задумчиво покачал головой: – Да, пожалуй, это надо сделать.
Георгина, ослепшая от слез, смотрела в пустоту.
– Не знаю, каково тебе здесь будет, – сказал отец после некоторого молчания. – У меня уже много лет нет почти никаких контактов вне деловой жизни. Изредка общий ужин или небольшая выпивка, все чисто в мужской компании. И некому позаботиться о том, чтобы ты выходила в свет. Сейчас или через год-другой. Балы, чаепития или что там бывает сейчас у молодежи. Я не имею ни малейшего понятия, что нужно такой юной даме, как ты. И не знаю, кого бы из немногих здешних дам я мог бы попросить взять тебя под свое крыло. Тебе бы здесь понадобился кто-нибудь вроде Стеллы ну или… Жозефины.
