Горгона и генерал (СИ) - "tapatunya" (бесплатные книги полный формат .TXT) 📗
— Возможно, вы сможете помочь Джонни.
13
Снова открыв глаза на рассвете, Трапп с прискорбием был вынужден признать, что Паркер был прав: он пробудился.
Вышел из спячки.
В прежние времена ему было достаточно пары часов сна в неделю, чтобы одерживать сокрушительные победы, но, прибыв в Изумрудный замок, Трапп мог дрыхнуть днями напролет.
Дрыхнуть и дуться на целый мир, — вынужден был признать опальный, но все еще великий генерал, спускаясь вниз.
Эухения на заднем дворе задумчиво ставила затяжки деревянной щепой на кружевных сорочках горгоны, сохнущих в тени липы.
Приветственно помахав ей, Трапп дошел до озера, быстро разделся и нырнул в парную воду.
После того, как Розвелл выдернул его среди ночи из сладких объятий жены посла, Трапп всю дорогу задавал много вопросов и пытался понять, что в действительности происходит. Ближе к обеду, когда раскаленное солнце стало припекать его похмельную голову, Розвелл вдруг подстегнул лошадь Траппа, оставив позади их охрану и заявил, что дальше они поедут вдвоем. «Я не буду завязывать тебе руки, а ты не будешь пытаться сбежать, — заявил он. — Пожалуйста, Трапп, доверься мне».
И Трапп доверился.
Во всем мире было всего несколько человек, которым Трапп доверял безоговорочно.
И Розвелл, безусловно, принадлежал к их числу.
Дальнейший путь к Изумрудному замку они совершили вдвоем.
«Послушай, — сказал Розвелл, — я не стану приставлять к тебе охрану, потому что знаю, что это бесполезно. Просто поживи здесь какое-то время, а дальше мы с Джонни тебе все объясним».
И после этого жизнь Траппа закончилась.
Не приехал Розвелл со своими объяснениями, в Изумрудный замок не приходило ни писем, ни новостей, ни гостей. И, сидя день за днем на заборе в ожидании всадников, генерал погружался в пучину обиды и непонимания.
Сейчас, наслаждаясь свежестью этого утра, он вынужден был признать, что в его спячке была повинна великая гордыня. Золотой мальчик Бенедикт Трапп, выросший во влиятельной и богатой семье, никогда раньше не знал забвения и пренебрежения. И вдруг целый мир на него наплевал, а он решил наплевать на целый мир.
Тихий всплеск прервал его размышления, и, повернув голову, Трапп увидел горгону, которая целеустремленно плыла к нему.
Голова с высоко забранными волосами торчала из воды, по-утреннему чистое лицо было лишено всяких прикрас, и широкая улыбка сияла на этом лице.
— Боже, как хорошо, — простонала она, приблизившись. — В последний раз я плавала лет в десять.
И Трапп вдруг понял, что неподвижно лежа на спине, он смотрит в ясное небо всем своим существом.
То есть буквально.
Однако прежде, чем он успел уйти под воду, горгулья подплыла совсем близко и фамильярно скрестила руки на его груди, как будто Трапп был плотом или деревянной доской.
— Что вы творите, Гиацинта? — спросил Трапп, обреченно закрывая глаза.
— Я увидела вас из окна, и меня обуяла зависть. Я подумала, что вряд ли мне еще представится возможность поплавать в озере нагишом.
— Нагишом?
— Ну вы же тоже не в сутане, — рассудительно отозвалась она. — Здесь нет любопытных глаз, Бенедикт. Мы можем делать, что захотим.
— Дорогая, мы ничего такого не хотим.
— А ваш маленький капрал считает иначе, — откликнулась она со смешком.
Трапп и без неё чувствовал, что некоторые части его тела так высоко поднялись из воды, что их стало припекать солнцем.
С другой стороны — было бы куда печальнее, если бы от прикосновения обнаженной, молодой и красивой женщины ничего такого не происходило.
— Гиацинта, — сказал он, — если вы действительно намереваетесь совратить почтенного и великого генерала, никогда не называйте его капрала маленьким.
— Ну же, Бенедикт, не воспринимайте это так буквально, — засмеялась она, и он ощутил мимолетное прикосновение, как будто она чмокнула его в плечо.
Что за женщина!
— Когда мы уезжаем? — перешла гербицида на деловой тон.
— Через неделю, — ответил он, все еще пытаясь дышать ровно и говорить спокойно.
— Может, нам лучше поспешить?
— Пока ваш пылкий обожатель Шарль доедет до столицы, пока доберется до короля, пока его наемники сюда прибудут… Неделя у нас точно есть, чтобы насладиться всем этим.
— Этим? — нежная ладонь скользнула по его груди.
— Солнцем. Небом. Свежим воздухом.
— Почему вы не убили Шарля?
От неожиданности Трапп дернулся, и вода тут же залила ему лицо. Уйдя на глубину, он некоторое время пытался осознать услышанное. Вынырнув, генерал увидел близко мокрое и серьезное лицо Гиацинты, в матовости её глаз поблескивали капельки воды.
— Какого черта мне убивать молодого Стетфилда?
— Потому что он донесет на вас королю.
— Я не решаю так свои проблемы, Гиацинта. Не убиваю детей.
— Вам нравится любоваться собой, правда?
— А о чем думаете вы, глядя в зеркало?
— О том, — отчеканила горгона, — что я все еще жива.
Она нырнула и пробыла под водой так долго, что Трапп успел забеспокоиться. Наконец, её голова появилась довольно далеко от него.
— Вы прекрасно плаваете, — заметил генерал.
— Мой брат Антуан, — у неё даже дыхание не сбилось, — меня научил. Маленькой я повсюду таскалась за ним, а он сердился и прогонял меня.
— Как это ваш папенька позволил вам покидать классную комнату?
— О, он вечно пропадал на своих рудниках. Управлять таким огромным состоянием непросто.
Горгона направилась к берегу, и Трапп увидел, как она неторопливо выходит из воды. Распущенные длинные волосы, тонкая талия, прекрасная задница, длинные ноги. Белоснежная, изящная, она была похожа на мраморную статую.
Накинув на себя пеньюар, Гиацинта села на траву и закричала:
— Выходите быстрее, я ужасно проголодалась.
Но Трапп еще довольно долго плавал — может, назло, а может, в смутной надежде, что терпение изменит горгоне, и она пойдет домой.
Но она безмятежно нежилась на солнце, даже не пряча лицо от лучей.
Смирившись с её упрямством, Трапп направился к берегу.
Она разглядывала его спокойно и с любопытством, возможно, полагая, что двойное вдовство приравнивает её к женщинам, которые могут себе позволить не смущаться ни своей, ни чужой наготы. Неторопливо натянув штаны, Трапп протянул ей руку.
— Как это вы за годы пьянства и безделья не отрастили себе животик? — спросила она, поднимаясь на ноги.
— Я много косил, — хмыкнул он.
— У вас фигура атлета и голова льва.
— Льва?
Они направились к замку, при этом горгулья и не подумала отнять свою руку. Подобно маленьким детям держась за руки, они вошли во двор. Гиацинта в полупрозрачном пеньюаре на голое тело, который влажно прилипал ко всем выпуклостям. Трапп — в одних штанах и с голым торсом. Вода капала с его волос.
Возле Эухении, скрестив руки на груди, стояла молодая женщина в простом темном дорожном платье и со строгой прической. Увидев приближающихся купальщиков, она высоко вскинула брови.
— Бог мой, Цинни! — воскликнула она. — Я-то думала, что ты здесь страдаешь, а ты так интересно проводишь время.
— Люси Смолл? — изумилась Гиацинта.
Возлюбленная и любовница короля бросились в объятия друг друга.
Эухения громко фыркнула с явной насмешкой и пошла в сторону огорода.
— Люси, что ты здесь делаешь? Тебя тоже?..
— Нет-нет, всего лишь отлучили от тела. Но я решила на время покинуть столицу, чтобы не попасть под горячую руку.
— Бенедикт, это Люси Смолл. Люси, это генерал Трапп.
— Трапп? — охнула та. — Тот самый, легендарный Трапп? Битва трех королей? Гениальная победа при Астонберге? Господи, да я же все детство провела, слушая о ваших подвигах!
С явной застенчивостью Люси крепко, по-мужски, пожала его руку.
— Это великая честь для меня, генерал.
Гиацинта моргнула.
— Да брось, Люси. Это всего лишь опальный предатель родины.
— Всего лишь? Да это самый великий человек нашего столетия!
