Сильнее только страсть - Джеймс Роби (читаем книги .txt) 📗
– Ты могла бы взглянуть на меня, когда я к тебе обращаюсь!
Джиллиана моментально разогнулась и послушно взглянула на женщину, которая приходилась ей родной теткой и с кем ей теперь придется навсегда расстаться. Сейчас Джиллиану было трудно узнать, ее лицо было бледным, настороженным, незнакомым. Мария ощутила неловкость, глядя на нее. Неужели она поступила неправильно, жестоко, желая девушке только добра?
– Скажи мне, что у тебя на душе, дитя мое, – попросила она.
У Джиллианы дрогнули уголки рта, словно она собралась улыбнуться, но поняла, что улыбка не выйдет или будет похожа на гримасу ненависти.
– Мне нечего сказать вам, сестра Мария, – произнесла она очень тихим голосом.
Еле слышные спокойные слова показались Марии хуже, чем истошный крик. Они впились жалом в ее сердце.
– Выходит, восемь лет, прожитые нами вместе, прошли зря? – спросила она печально.
Джиллиана постаралась ответить со всей честностью и откровенностью, на которые способна.
– Я всегда была и буду благодарна вам, сестра Мария, за все, что вы сделали для меня, – сказала она. – Мне кажется, я достаточно часто проявляла чувства признательности и почтения к вам. Молю, чтобы они не забылись вами.
Марию рассердили ее холодные правильные слова.
– Не в том дело! – прикрикнула она. – Я хочу, чтобы ты поняла: ты должна выйти замуж. Ты все-таки не солдат, а юная девушка. Религиозная стезя тоже не для тебя: Господь не благословил дочь принцессы Джоанны на путь девственницы, не предназначил для подобной миссии. Но в нашей жизни всякое может случиться, и я не могу допустить, чтобы ты оказалась обесчещенной. Ты сохранишь честь.
– О, конечно, – вялым, безжизненным тоном произнесла Джиллиана. – Можно я теперь продолжу укладывать свои вещи?
И тут в разговор позволил себе вмешаться брат Уолдеф.
– Дитя, – сказал он, – я весьма обеспокоен твоим состоянием.
– Поздно уже, брат, говорить об этом, – отвечала Джиллиана, – потому что...
Но он с несвойственной ему живостью прервал ее:
– Нет, дитя, у нас еще немало времени, и ты должна выслушать меня! Вот что я тебе скажу... Если бы твой отец – да благословит Господь его душу – не желал твоего счастья и благополучия, он не отправил бы тебя к сестре Марии, и если бы сестра Мария, в свою очередь, не желала бы тебе того же самого, мы не споспешествовали бы твоему браку. – Он поднял руку, не давая ей возразить. – Слушай меня и не прерывай. Джон Карлейль – суровый человек, но превосходный воин. Я знаю его с той поры, как он сражался вместе с твоим отцом при Стерлинге, где его тяжело ранили, и скажу одно: он достойный мужчина. И он откровенно и честно возжелал тебя и не скрывал своих чувств. Ты же сегодня нанесла оскорбление своему нареченному супругу в присутствии его сподвижников и самого короля Англии. Не веди себя подобно капризному ребенку и хорошенько подумай о том, что делаешь.
По мере того как монах произносил свой длинный монолог, Джиллиана все выше вздергивала подбородок, и, когда уже дальше было некуда, когда поняла, что брат Уолдеф сказал все, что хотел, она задала только один вопрос:
– Не думаете ли вы, что я должна умирать от счастья, находясь в одной постели с человеком, который, по всей вероятности, послал на смерть моего отца?
Мария побледнела. Какая упрямая, неподатливая девчонка! Что она вбила себе в голову? Теперь станет подозревать и обвинять чуть ли не всех высокородных шотландцев в преступлении?
– Нет! – воскликнула она. – Как ты можешь?
У Джиллианы, которая размышляла о судьбе своего отца денно и нощно, был уже готов ответ:
– А почему же его и Брюса, единственных из всех лордов, позвали в Англию, и сам король привечал их как своих друзей?
– Что ты такое говоришь, девушка? – возопил брат Уолдеф, воздевая руки. Деловитым тоном он добавил: – Принеси мне твое Священное Писание! – Увидев, что она не торопится, брат Уолдеф прикрикнул: – Сейчас же!
Джиллиане ничего не оставалось, как выполнить приказание, хотя она не понимала, какое имеет отношение Священное Писание к начатому разговору. Впрочем, она была рада переменить тему.
Взяв из ее рук Библию, монах раскрыл тонкие страницы с начертанными на них заветными латинскими буквами, снял с пояса висевший на нем небольшой серебряный крест и возложил на книгу, присоединив к нему находившуюся у него на поясе крошечную золотую раку с обломком кости святого Уолдефа, в честь которого он и получил свое имя. Раку он носил с собой везде, черпая от нее душевные силы.
– А теперь, Джиллиана, – велел он, – положи руку рядом с моей на находящиеся здесь предметы. – Когда ее сильная смуглая рука с длинными пальцами коснулась его пухлой длани, он добавил: – Смотри на меня и слушай!
Удивительно синие чистые глаза послушно смотрели на него, и, возвысив голос, торжественным тоном он начал говорить:
– Я клянусь перед этими священными словами, перед крестом Господним и перед памятью моего святого покровителя, что человек по имени Джон Карлейль ни сном, ни духом, ни деянием, ни помыслом не причастен к судьбе Уильяма Уоллеса, погибшего в результате предательства.
Джиллиану охватила дрожь, она чувствовала, как у нее подгибаются колени.
– Откуда вы знаете? – проговорила она слабым голосом.
Брат Уолдеф убрал раку и крест, протянул Джиллиане Библию, после чего сказал:
– Я знал Карлейля еще мальчиком. И я тот, кто раскаленным железом выжигал у него из раны застрявший там наконечник вражеской стрелы. Я видел его в бою и в обычной жизни, знаю его друзей и врагов, его родных и близких. И я только что поклялся на Библии, что он не из тех, кто может предать или напасть на безоружного человека. У него открытая душа и такое же сердце. – Уолдеф глубоко вздохнул и положил руку на плечо Джиллианы. – Он хороший человек, дитя мое. Ты неправильно повела себя с ним. Не продолжай поступать так. Сверни с неверного пути.
В комнате повисло молчание, наконец раздался голос Джиллианы, такой тихий, что Мария и монах едва уловили его:
– Я никогда не собиралась отдать себя во владение какому-либо мужчине, хорошему или плохому.
Мария намеревалась что-то ответить ей, как вдруг дверь распахнулась и в комнату танцующей походкой влетела королева Изабелла со своими дамами и с целым выводком портних из ближайшего селения. Королеву привело сюда благое намерение помочь своей милой Лие как можно быстрее подготовить наряды для свадебной церемонии. И конечно, самой по мере сил принять участие в таком увлекательном занятии.
Мария и брат Уолдеф, воспользовавшись суматохой, ушли в другую комнату, где, с тревогой глядя на своего капеллана, она мягко произнесла:
– Я хочу повторить тот же самый вопрос, брат: как можете вы клясться, что Карлейль не причастен к тому, что произошло с Уоллесом?
Монах робко улыбнулся.
– Просто я верю в него, – ответил он. – Если я принес ложную клятву, то поплачусь за нее пребыванием в аду. – Увидев улыбку в глазах Марии, он добавил: – Однако в заповедях призывают нас не приносить ложные клятвы против наших ближних, а моя клятва если и ложна, то она за ближнего.
Брови Марии взметнулись вверх.
– Довольно растяжимое толкование Священного Писания.
На что получила лаконичный ответ монаха:
– Исполнение любых предписаний, сестра, зачастую основано на весьма растяжимых понятиях.
Брюс налил полную чашу медового напитка, поставил перед Карлейлем, затем наполнил свой сосуд. Они сидели в комнате у Джона, чтобы не беспокоить жену и дочь Брюса, с которыми тот вскоре должен будет расстаться на неопределенное время, оставив их в заложницах у англичан. Они говорили о женитьбе Карлейля...
– Не самое лучшее начало семейной жизни у тебя, мой друг, – сказал Брюс, изобразив своим тоном нечто среднее между сочувствием и насмешкой.
– Могло быть значительно хуже, – ответил Джон с явным намерением превратить его слова в шутку. – Я заметил, у нее припасен кинжал, и каждую минуту ожидал удара.
