В объятиях заката - Браун Сандра (читать бесплатно полные книги .TXT) 📗
— Спасибо, — коротко сказал он.
Перед тем как ответить, она долго смотрела на него.
— За что, мистер Коулмэн? За то, что не привожу мужчин в ваш фургон и не сплю с ними при вас и Ли?
— Черт побери! — выдохнул он. — Я хотел сказать вам приятное…
— Приятное? Вы считаете, что назвать меня шлюхой — это приятно?
— Я был чертовски не прав, говоря это.
— Вы чертовски не правы, думая таким образом.
— Не ругайтесь.
— Сами не ругайтесь! И почему это вы вдруг решили сказать мне приятное? Боитесь, что я сбегу с мужчиной, который лучше ко мне относится, и оставлю Ли умирать голодной смертью?
Росс ничего не ответил по двум причинам. Во-первых, он слишком разозлился. А во-вторых, его ошеломило это внезапное проявление столь бурного темперамента. Такой огонь, такая страсть в этом маленьком и слабом теле!
Лидия, боясь, что слишком далеко зашла, и удивляясь, почему он еще не побил ее, опять отвернулась и отняла от груди спящего младенца. Став на колени, уложила его в колыбель и укрыла легким одеяльцем.
Росс, тяжело сглатывая, смотрел, как она укутала грудь куском мягкой фланели и натянула лиф платья, засунув руки в рукава и склонившись к многочисленным пуговицам. Застегнув все, что было возможно, она повернулась и посмотрела ему в лицо.
— За что вы меня благодарите?
— За то, что вы спасли жизнь моему сыну, — ответил он.
Лидия посмотрела в его глаза. В них был гнев, но не притворство. И вдруг ей стало стыдно. Она не нравится ему, но он любит своего сына. И его благодарность нужно принять, как бы ни была она выражена.
Она посмотрела на младенца и тихо сказала:
— В каком-то смысле он тоже спас мне жизнь. — И, подняв глаза на Росса, продолжала: — Благодаря Ли я больше не хочу умереть. Если бы не мое молоко, его бы не было в живых. Я считаю, мы квиты, мистер Коулмэн.
Он бы отдал все на свете, чтобы она не упоминала о молоке. Как только он слышал это слово, его глаза устремлялись к его источнику. По-прежнему платье было натянуто двумя полушариями ее грудей. Зрелище было прелестное, дразнящее, и он не мог не возвращаться к нему глазами еще и еще раз, и каждый раз у него перехватывало дыхание.
Лидия расценила этот безумный взгляд как упрек.
— Простите, — проникновенно сказала она, — я понимаю, что это платье неприлично, но я не виновата. — И она прикрыла грудь руками.
Ее пальцы погрузились в мягкую плоть. Он представил себе твердые соски в гнездышках ее ладоней. Господи! Росс круто повернулся и устремился к выходу. Он уносил ноги, чтобы не встретиться глазами с ее золотым взглядом.
— Спокойной ночи, — сказал он как человек, пытающийся спасти свою жизнь.
— Мне очень жаль, что из-за меня вам приходится спать под фургоном. Это очень неудобно?
Гораздо удобнее, чем в фургоне рядом с ней!
— Нет, — коротко ответил он, уже на полпути к выходу. Через несколько минут он уже лежал на спине, смотрел на звезды и размышлял. Что заставило его обвинить ее в том, что она шлюха? Его тело, реакция его тела на нее. Как смеет его тело предавать его! Ведь он любил свою жену, и она всего неделю как умерла! Единственным его оправданием было то, что с того дня, как Виктория сообщила ему о своей беременности, он не был с женщиной. Она мягко попросила освободить ее от супружеских обязанностей на время, пока она носит ребенка. Он, конечно, согласился. Ее стыдливость, пожалуй, больше всего ему в ней нравилась, не считая неправдоподобной, аристократической красоты. То, что он ночь за ночью страдал, лежа рядом с ней и не прикасаясь к ней пальцем, и значило для него «быть джентльменом».
Конечно, можно было бы завести любовницу, но Росс слишком любил Викторию и даже не помышлял об этом.
Но сейчас, после долгих месяцев воздержания, его тело рвалось к этой лишенной покровов плоти, ее бесстыдному, пряному теплу. Могли простой смертный, человек из плоти и крови противиться этому зову? Черт побери! Нет, это не его вина. Эта часть его тела более не подчинялась ему.
Не подчинялся ему, как оказалось, более и рассудок. Потому что и он не в силах был совладать с мыслью об этой девушке. Ее образ не исчезал: волна волос, падавшая на гибкую спину, плавная линия позвоночника, делившая ее на две безупречно ровные половины, талия, округло переходившая в стройные бедра. Он долго тер тыльной стороной ладоней глаза, пытаясь прогнать видение, но ее облик, запах, звук ее голоса не уходили.
Самым же позорным был мучительный укол зависти — зависти к Ли, терзавшей его. Ведь его сын сумел уже познать ее вкус.
V
На следующее утро Лидия проснулась перед самым рассветом. Ли еще спал. Накинув единственное платье, платье Анабет, она натянула на ноги старые туфли. Собрать в узел тяжелую гриву волос оказалось нелегким делом, но она справилась и закрепила ее на затылке шпильками, которые достала из шкатулки с притираниями и мазями, принадлежавшей Виктории. Никаких других вещей она не трогала — не будь в этом необходимости, она не прикоснулась бы и к шпилькам. Большинство вещей Ма и Анабет уже упаковали, и Лидия была рада этому — она не желала, чтобы хоть что-нибудь, принадлежавшее Виктории, напоминало ей о ее собственных недостатках.
Окинув взглядом плотно облегавшее платье, она с досадой вздохнула. Да, вещи Виктории были бы ей впору, это очевидно. Но очевидность и воля мистера Коулмэна — когда это касалось его жены, — увы, не совпадали. Он так и не предложил Лидии гардероб покойной супруги. И даже Ма, которая никогда не упускала случая высказать свое мнение, не осмелилась намекнуть ему об этом. Она, похоже, сознавала, что эта идея вряд ли встретит его благосклонное отношение.
Вздохнув снова — так глубоко, как только позволяла тесная одежда, — Лидия приподняла входной полог и выглянула из фургона. Солнце, сияя сквозь верхушки деревьев, очерчивало линию горизонта. Росс, подбрасывавший в костер ветки, удивленно поднял голову.
— Доброе утро, — тихо поздоровалась Лидия.
Его очевидное удивление при виде ее, представшей вдруг перед ним в дневном свете, невольно ее покоробило. Он что же, собирался вечно прятать ее в фургоне? Она уже забыла, что несколько часов назад боялась и подумать о том, чтобы покинуть надежное укрытие. Стараясь не встречаться с ним взглядом, она сошла на землю.
— Доброе.
— Я приготовлю кофе.
Отчужденность в ее тоне, казалось, на него не подействовала. Она же каждым движением старалась показать, что все в это утро было как всегда, что в нем нет ничего особенного. Росс медленно обвел взглядом лагерь. Всюду у фургонов супружеские пары, поглощенные обычными утренними делами, негромко переговаривались, шутили друг с другом перед началом долгого дневного пути.
Она всыпала последнюю ложку кофе в эмалированный чайник: взгляды их встретились. Да, внешне все было как у всех. Но черт побери, они же не супруги! В эту минуту он чувствовал себя таким же неловким и неуклюжим, как Люк Лэнгстон, и подсознательно винил в этом ее, ее уверенность в себе.
— Побреюсь, пожалуй.
Выпрямившись, она взглянула на него. Его подбородок потемнел от ночной щетины. Скользнув взглядом по полоске темных усов, она мельком подумала, каковы, интересно, они на ощупь. Мужчины, которых она знала раньше, носили бороды лишь потому, что им лень было бриться. Если же растительность им надоедала, они подчистую соскабливали ее. Усы Росса выглядели ухоженными и чистыми. Густые, но каждый в отдельности волосок — как шелковый.
— Если покажете, где мука, я испеку лепешки.
Пока он, стоя за фургоном, брился, она готовила завтрак — жареный бекон и лепешки. Из жира, который вытопился из бекона, получилась густая подливка. А кофе, сваренный ею, на вкус был Бог знает во сколько раз лучше, чем тот, что он варил себе сам, и даже лучше, чем варила Виктория, хотя ему и не хотелось признаваться себе в этом. У той кофе никогда не получался нужной крепости, а как ее добиться, она не знала. Она ведь больше любила чай.
