Его сильные руки - Аллен Дэнис (книги онлайн TXT) 📗

– Ты хочешь дискутировать на эту тему, мама? – беспечно усмехнулся он.

– Люсьен, ты виделся с Лилиан Шевалье с тех пор, как они приезжали к нам прошлой весной? Она так повзрослела, похорошела. Вот, возьми мой бинокль и посмотри на нее. После Рене, по-моему, это самая красивая девушка из присутствующих здесь.

Он нехотя взял из рук матери бинокль. И вдруг вспомнил, что у Кэтрин Гриммс тоже есть ложа в театре и что она неизменно бывала на открытии сезона. Погруженный в тягостные раздумья по поводу убийства в Бель-Флер, Люсьен упустил из виду, что может увидеть здесь Энни Уэстон. От этой мысли сердце его воспарило под своды оперы Нового Орлеана. Он вцепился в бинокль с мальчишеским нетерпением, которое испугало его самого.

Повинуясь чувству долга, он сначала направил бинокль на ложу Шевалье. Люсьен быстро нашел ее, следуя подробным указаниям матери, и бегло осмотрел мадемуазель Шевалье. Она была вполне хорошенькой, пухлой в нужных местах, красногубой, темноволосой, одетой в традиционное белое платье. При этом живости и подвижности в ней наблюдалось не больше, чем в мраморной статуе.

– Хороша, правда, Люсьен? Считаешь ли ты, что она очень мила?

Но Люсьен уже направил бинокль правее и выше ярусом. Он любовался прекрасным видением в темно-голубых тонах, восхитительной девушкой, на губах которой играла улыбка, а глаза возбужденно искрились. Среди гостей Кэтрин Гриммс, которых она пригласила в свою ложу, Энни Уэстон выделялась, как дикорастущая роза среди полевых маргариток.

Она была именно такой, какой он ее запомнил, но еще более желанной. Рядом с ней сидел человек, репутация которого была хорошо известна Люсьену, – Джеффри Уиклифф, репортер американской газеты «Пикайун». Они о чем-то шептались и смеялись как старые друзья.

– Люсьен, что ты думаешь о ней? – толкнула его мать.

– Я думаю, что она прекрасна, – искренне отозвался он, не спуская глаз с Энни.

– Я знала, что она тебе понравится. Ты заглянешь к ней в ложу в антракте?

– К кому, мама?

– А о ком ты думаешь? Ты собираешься нанести визит Шевалье?

– У меня не будет времени. – Люсьен протянул матери бинокль.

– Почему?

– Потому что у меня назначена деловая встреча.

– Но, Люсьен, ты же можешь зайти ненадолго, только чтобы сказать bon soir? [8]

– Вот увидишь, к ней в ложу потянется вереница поклонников, чтобы сказать bon soir. Уверен, что я не затеряюсь в этом столпотворении.

– Тем более тебе следует пойти. Или ты хочешь уступить такую хорошенькую девушку кому-то другому?

Люсьен всерьез задумался над этим вопросом. Разумеется, у него не было шансов помешать Энни Уэстон влюбиться в кого-нибудь из многочисленных соискателей ее благосклонности. У него не было на это права, как и желания увиваться возле нее. Но он испытывал страстное желание быть рядом с ней. Теперь, снова увидев ее, Люсьен понял, что готов многим пожертвовать ради того, чтобы провести с ней несколько бесценных мгновений. Пусть даже она возненавидит его за это.

Первый акт окончился, бархатный занавес упал на сцену. Люсьен встал, поцеловал на прощание мать, обменялся для приличия любезностями с отцом, братом и сестрой и вышел из ложи, прежде чем в нее хлынули первые поклонники Рене, Он вышел в фойе, быстро поднялся на ярус, где была ложа Кэтрин Гриммс, и, пробормотав себе под нос: «Будь проклята осторожность!» – вошел внутрь.

Глава 5

– Мистер Уиклифф, вы вынудили меня рассказывать о себе на протяжении всего первого акта! – весело воскликнула Энни. – Вы меня смутили, и дядя Реджи смотрит неодобрительно.

– Надеюсь, он не станет журить вас из-за меня. Клянусь, я никогда не думал, что так люблю «Севильского цирюльника».

– Вы всегда находите нужный ответ? – заметила Энни.

– Вы же знаете, я писатель, – улыбнулся в ответ Джеффри Уиклифф, и в уголках его карих глаз появились лучики морщин. – В опере я всегда чаще с кем-нибудь разговариваю, чем слушаю спектакль, но никогда прежде мне не везло оказаться рядом с очаровательной девушкой, которая была бы так увлечена происходящим на сцене, мисс Уэстон.

– Вот как! А разве вам не понравилась опера? – рассмеялась Энни. – Как неучтиво с вашей стороны признавать это! Впрочем, мне очень приятна ваша искренность, которая давно вышла из моды. Но скажите, если вы не поклонник драмы и музыки, то зачем пришли сюда?

Энни почувствовала, что кто-то вошел в ложу, но не хотела прерывать разговор с мистером Уикпиффом и предпочла не замечать визитера как можно дольше, насколько допускали рамки приличия.

– Я хожу в оперу, потому что так принято. Мне нравится наблюдать высшее общество, когда публика, причудливо украшенная драгоценностями, разыгрывает заранее расписанные роли. Мною движет природное любопытство журналиста.

– И природный цинизм, я полагаю. – Энни бросила на него проницательный взгляд. В черном вечернем костюме и с традиционной белой гарденией в петлице, он казался ей не таким, как все. К его прямым, песочного цвета, волосам, к открытому, привлекательному, чисто американскому лицу с ясными глазами и квадратным подбородком больше подошли бы высокие ботинки и штаны из кожи буйвола. – Однако вы одеты как и другие, мистер Уиклифф… А вы какую роль играете?

– Я – хамелеон, мисс Уэстон, – доверительно сообщил он ей, понизив голос. – Я умею приспосабливаться к окружающему ландшафту. Я вписываюсь в любую обстановку, где бы ни оказался, но при этом никакой роли не играю. Я всегда остаюсь самим собой.

– А кто вы?

– Ничего выдающегося. Простой сирота из Балтимора, который обладает сноровкой водить пером по бумаге.

– Почему вы уехали из Балтимора?

– Там мне нечего делать, – пожал широкими плечами Джеффри. – У меня нет семьи, состояния тоже нет. Я поехал туда, где надеялся чего-то добиться в жизни. И вот я здесь.

– Вы – амбициозный человек.

– Очень. Потому что у меня нет выбора.

– А вам бы хотелось его иметь?

– Разумеется, я нахожу увлекательным то, что мне приходится обламывать ногти и зубы, карабкаясь вверх по скале жизни. – Его глаза весело блеснули.

– Вы дразните меня, но я, однако, чувствую, что вы продолжаете говорить правду.

Он снова уклончиво пожал плечами и застенчиво улыбнулся.

– Новый Орлеан – удивительное место, – сказал он. – Он стоит на почве, которая таит в себе источник глобальных перемен. Писать об этих грядущих переменах и, может быть, отчасти провоцировать их своим пером – это невероятно занимательно.

– Я читаю все ваши статьи с тех пор, как приехала сюда. Мне понятно и близко все, что вы пишете, в частности о проблеме рабства и аболиционизме. Особенно мне нравятся ваши отчеты о смелых набегах Лиса. – При этих словах Энни почувствовала, что ее щеки и шея стали пунцовыми. Всякий раз при мысли о Ренаре она вспыхивала, как школьница, хотя уже прошло две недели со дня их встречи на пароходе.

К счастью, Джеффри не заметил в ней этой перемены. Он вдруг заговорил серьезно, отбросив даже тень насмешки:

– Я уважаю и высоко ценю этого человека. Если бы мне не был присущ цинизм, я назвал бы Ренара героем на все времена.

– Не допускайте, чтобы цинизм помешал вам прийти к такому естественному умозаключению, мистер Уиклифф, – сказала Энни, радуясь тому, что нашла единомышленника. Она доверительно склонилась к его плечу и импульсивно сжала его руку. – Потому что Ренар действительно герой.

– Кого вы назвали героем, мадемуазель Уэстон? Может быть, вы говорили обо мне?

Энни подняла голову и увидела перед собой насмешливые глаза Люсьена Делакруа. Она не видела его с тех пор, как сошла на берег с «Бельведера». Все это время она пыталась забыть о его существовании, но безуспешно. Ее против воли тянуло к этому человеку, и она укоряла себя за то, что поддалась его внешнему мужскому обаянию. После того как ее поцеловал по-настоящему сильный, отважный мужчина – Ренар, – такая слабость казалась ей неуместной и непростительной.