Fatal amour. Искупление и покаяние (СИ) - Леонова Юлия (книга читать онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
В ворота въезжали уже в сумерках. Алыми сполохами на западе догорал закат, отражаясь от снежного покрова, отчего всё вокруг казалось окутанным сиреневой дымкой. Софья первая выбралась из саней и притопнула, разминая застывшие ноги. Лицо княжны порозовело на морозе, тёмные глаза ярко блестели на румяном лице.
— Ах! Мне бы кисть нынче, — она широко раскинула руки, будто желая обнять весь этот великолепный вид, открывший взору с возвышенности, на которой стояла усадьба, и обратилась к Марье, застывшей у саней: — видели ли вы ещё где-нибудь столь дивное смешение красок?
— Полно, Соня, — усмехнулся Николай, выбираясь с помощью камердинера из крытого возка. — Успеешь ещё запечатлеть здешние красоты.
Куташев с трудом выпрямился, опираясь на плечо слуги, огляделся, глубоко вздохнул, выпустив изо рта облачко пара.
— А жить-то хочется, — тихо обронил он и, ссутулившись, направился к крыльцу, бережно поддерживаемый Митькой и спустившимся навстречу хозяевам лакеем.
Вероятно, именно перемена места сказалась самым благотворным образом на здоровье князя, поскольку после переезда в Сосновки дела его явно пошли на поправку. Николай Васильевич чаще стал совершать недолгие пешие прогулки, поскольку всё ещё утомлялся довольно быстро. Хоффманн считал сие последствием большой кровопотери после ранения и надеялся, что лечение минеральными водами, содержащими соли железа, поспособствует окончательному выздоровлению князя.
Всё чаще заговаривали о поездке в Европу, и Марья Филипповна уже почти смирилась с мыслью, что с наступлением тепла они всем семейством отправятся в Карлсбад. Поначалу она не желала ехать, но после, придумывая для себя всё больше и больше доводов в пользу этой поездки, постепенно прониклась этой идеей и уже с нетерпением ждала того момента, когда же можно станет отправиться в путь.
Путешествие сулило новые впечатления, новые знакомства и, конечно же, в поездке время, что тянется так невыносимо медленно, пройдёт куда быстрее. Она всё ещё продолжала надеяться, что к концу года Ефимовский не передумает, не порвёт с ней окончательно, но это, разумеется, только в том случае, коли Nicolas оправится от болезни. "Нынче он болен и слаб, — думала она, — и я не могу его оставить, несмотря на все обстоятельства. Да, он искал утешения в чужих объятьях, но и сама я ничуть не лучше. Я не могу осуждать его, ибо это будет уже лицемерием, да и как бы ни сложилось, он не собирался оставить меня, тогда, как я… О, Боже". Марья Филипповна вздыхала, ужасаясь последствиям того, что они собирались сделать с Андреем.
Вскоре закончился столичный сезон и многие покинули Петербург, отправившись на лето в деревню. По пути в смоленские владения, в Сосновки заехали Анненковы. Николай к тому времени уже почти оправился, хотя всё ещё был невероятно худ, и кожа на его лице имела нездоровый сероватый оттенок. Глубже обозначились морщины на лбу и в уголках глаз, взгляд был потухшим и усталым. Он будто бы разом состарился и выглядел гораздо старше своих тридцати двух лет.
Чета Анненковых, путешествовавшая вместе с челядью: нянькой, бонной, камердинером и камеристкой, пробыла в имении Куташевых три дня. Вечером после ужина накануне отъезда Борис и Николай долго о чём-то беседовали, уединившись в библиотеке. Видимо, разговор сей носил весьма серьёзный характер, потому как даже на утро Борис Александрович выглядел рассеянным и задумчивым. Он долго прощался с Куташевым, и Марье даже показалось, что Борис говорит с ним так, будто прощается не на некоторое время, а навсегда, впрочем, она тотчас постаралась прогнать эту мысль.
После отъезда Анненковых Николай за обедом объявил, что он всё же надумал ехать в Карлсбад. Марья Филипповна осведомилась о том, сколько времени ей отводится на подготовку к путешествию. Ответ князя совершенно ошеломил всех домочадцев. Куташев заявил, что с собой поездку он намерен взять только Хоффманна.
— Но ведь это не менее полугода, — удивлённо молвила Софья. — Ники, ты уверен, что не желаешь, чтобы Марья Филипповна сопровождала тебя?
— Я уже сказал, — нахмурился Куташев. — Более я никого видеть подле себя не желаю.
Марью его слова чрезвычайно обидели, но она не осмелилась возразить. Позже в тишине своей спальни она поняла, что он прав, и так будет лучше. Видимо, он просто устал от них, ведь даже от самых дорогих и близких можно устать, особенно, когда недуг подтачивает душевные и телесные силы.
Потому как вечером она не сумела скрыть своей злости и досады, Марья, едва пробудившись поутру, поспешила в покои супруга, дабы сказать ему, что не держит на него зла. Она застала Николая в момент, когда Митька убирал остатки пены с его лица. Куташев попросил камердинера сбрить бороду, которая успела отрасти за время его болезни. Глядя на его измождённое лицо, Марья Филипповна приблизилась к нему и дотронулась кончиками пальцев до гладко выбритой щеки.
— Так намного лучше, — тихо обронила она.
— Не льстите мне, — Николай усмехнулся, бросив быстрый взгляд в зеркало. — Я знаю, вы обижены на меня за то, что я не желаю брать вас с собой. Когда-нибудь мы поедем с вами в Европу, но не в этот раз, нынче всё, чего я жажду — это покой и уединение. Мне надобно о многом подумать, Мари, а вы… вы будете мне только помехой. Ежели не желаете оставаться в Сосновках, поезжайте в Полесье к матери, возьмите с собой Соню, думаю, ей будет любопытно взглянуть на места, где вы выросли.
"А ещё, там совсем рядом будет Андрей. Ведь он обещал провести лето в Клементьево с матерью", — подумала Марья, но вслух сказала иное:
— Я не обижаюсь на вас, Nicolas. Конечно, вам надобно побыть одному, единственное, что меня беспокоит это то, что вы ещё не вполне здоровы.
— Я ведь за тем и еду, — Куташев улыбнулся, — дабы поправить своё здоровье. Вам не о чем беспокоиться, Хоффманн будет рядом со мной.
— Когда вы намерены ехать?
— Завтра мой поверенный привезёт все необходимые бумаги из Петербурга, и можно будет трогаться в путь.
— Так скоро?! — Удивлённо воскликнула княгиня.
— Неужели моё общество вам всё ещё не наскучило, Мари? — Иронично осведомился князь.
— Неожиданно вышло. Вы говорили, что станете дожидаться тепла…
— Нынче уже апрель, дороги вполне пригодны для поездки, не вижу причин медлить с отъездом, — перебил её Куташев. — Я стану писать вам, коли вы того пожелаете.
— Я тоже буду писать вам, — неожиданно для себя самой пообещала Марья Филипповна.
Сборы оказались недолгими. Николай Васильевич даже пошутил по этому поводу, что надумай он взять с собой сестру и жену, то один только гардероб дам занял бы всё пространство экипажа, а так, как он привык довольствоваться малым, ему не придётся переплачивать на почтовых станциях за дополнительных лошадей и снимать несколько комнат на постоялых дворах.
В день его отъезда утро выдалось ярким и солнечным. Николай торопливо распрощался с семьёй и поспешил подняться на подножку экипажа. Уезжая, он ни разу не оглянулся.
— Не жалеете, ваше сиятельство? — Тихо осведомился Генрих Карлович, наконец, удобно устроившись на сидении супротив князя.
— Нет, Генрих Карлович, — Куташев улыбнулся уголками губ. — В конце концов, у меня ещё есть время на раздумья.
Выехав на дорогу, экипаж свернул в сторону Петербурга, но, не доезжая столицы, остановился на почтовой станции. В карету князя Куташева подсела девушка, закутанная в тёмную ротонду. Её лицо скрывала довольно густая вуаль, всё, что мог бы разглядеть кто-нибудь из случайных прохожих — это полные соблазнительные губы цвета спелой вишни.
Марье казалось, что в родных местах она не была уже целую вечность. Их долгое утомительное путешествие подходило к концу, и она, не сдерживая радостных восклицаний, указывала Софье на знакомые ей приметы.
— Видите эту дорогу, что справа осталась? — Вопрошала она золовку. — Она ведёт к поместью Урусовых в Овсянки. Надобно будет нанести визит Илье Сергеевичу. У Урусовых самый красивый парк во всей округе, — с воодушевлением рассказывала она. — Ежели повернуть налево, то мы прямиком в Калитино попадём, к моему дядюшке, — Марья махнула рукой в противоположную сторону. — А вон там, за холмом, Клементьево будет, — вздохнула она.
