Исповедь соперницы - Вилар Симона (читать книги полные TXT) 📗

Эта клуша так и застыла, побледнев, как шелк ее собственного покрывала.

— Королю Генриху, Бэртрада, и без вас доложили о моих встречах с лордом д'Обиньи. И король ничего не предпринял — так как совершенно убежден, что его честь не пострадала. Надеюсь, и вы являете образцы добродетели, столь долго проживая вдали от супруга?

Ого! Славно же я ее задела!

— Впрочем, графу Норфолку совершенно безразлично, как обстоят ваши дела, — продолжала королева. — И он наверняка счастлив, что вы наконец-то оставили его вдвоем с леди Гитой Вейк. В Дэнло это называется датским браком, верно? И как во всяком настоящем браке, миледи Гита из замка Гронвуд уже ждет ребенка.

Не знаю, что случилось с моим лицом, но королева внезапно отшатнулась и тут же бросилась просить прощения, за причиненную мне боль.

Я отвернулась. Какая разница? Так или иначе, мне все равно пришлось бы узнать об этом. Я чувствовала себя совершенно раздавленной.

Вокруг шумела толпа. Мой поклонник граф де Мандевиль подъехал к нашей ложе и склонил копье, предлагая мне венец королевы турнира.

И я все-таки нашла в себе силы улыбнуться ему, поднялась навстречу…

Больше я ничего не помню. Сознание покинуло меня.

Я снова плыла к берегам Нормандии. Море было спокойным, над кораблем кричали чайки, полоскался на ветру парус.

Но в этот раз даже дорога не могла развеять мою печаль. Я была уязвлена и беспомощна, и ни моя свобода, ни мое положение не могли защитить меня от собственных чувств. Эти двое — мой муж и его девка — отделались от меня, изгнали, и теперь чувствовали себя счастливыми.

Узнав о беременности Гиты, я беспрестанно перебирала в голове все известные способы мести. Я уже не могла не думать об этом. Словно на мне лежало неотвратимое заклятье.

Забыть обо всем меня уговаривали и Аделиза, и Мод, и даже Генри Винчестер. Но я молчала. Им не понять, что мое чувство к Эдгару — это мучительная смесь ненависти, любви и презрения, дьявольский недуг, от которого нет снадобий. Как бы я ни жила все это время, в глубине души я продолжала считать Эдгара своим мужем перед Богом и людьми и верить, что рано или поздно нам предстоит воссоединиться.

Тщетные надежды. Что бы я ни предприняла, все равно эти двое всегда будут против меня, будут вместе.

И я уехала, чтобы вдалеке зализывать свои раны и набираться сил для того, чтобы начать мстить. Ибо черную бездну в моей душе, которая постоянно грозила поглотить меня самое, могло насытить только одно — месть.

Унылая и подавленная, я вернулась в Руан. Часами просиживала в опустевших покоях дворца, перебирая струны, и хотя я не мастерица играть, неожиданно обнаружила, что из-под моих пальцев льется знакомая заунывная мелодия:

Тоска, тоска. Куда мне деться?

Куда укрыться от нее?

Август только начался, дни стояли солнечные, пустые, душные. В один из таких дней меня навестил епископ Хагон. Он был по обыкновению любезен, сыпал комплиментами, и внезапно я подумала — а почему бы и нет? Ведь если я начну изменять Эдгару плотски, слава рогоносца оставит глубокую отметину на его безупречной репутации.

И я призывно улыбнулась светловолосому епископу.

Его преосвященство мгновенно понял, как изменились мои намерения — и в тот же вечер увез меня в свою загородную резиденцию. Там я впервые изменила мужу, И мы с Хагоном провели ночь любви.

Любви?.. Ну, это еще вопрос. Роскошь покоев, его благоухающая шелковая сутана, душистое вино … И в итоге я оказалась опрокинутой навзничь на ложе, а Хагон набросился на меня, как изголодавшийся волк. Это повторялось снова и снова, я же думала только о том, что хочу вымыться с ног до головы и как можно быстрее уехать. Мне едва удавалось изображать покорность.

Под утро Хагон принес мне чашу прохладного сидра, и я опорожнила ее залпом. Завернутый в простыню епископ взглянул на меня равнодушно.

— Одно из двух: ты или ненасытна, или холодна.

— А что предпочтительнее?

— Предпочтительнее? Гм. Пожалуй, нет ничего хуже холодной любовницы.

Про себя я тут же решила, что никогда более не позволю ему даже приблизиться к себе. Однако улыбнулась.

— А что же все ваши проповеди — о скромности, умеренности и воздержании?

— О! — он рассмеялся. — О проповедях следует забыть, если хотите сохранить любовника.

Эти слова заставили меня задуматься. Не этим ли была вызвана печаль в глазах Эдгара, когда я требовала прекратить его бесстыдства на ложе? И разве не говорил он, что я холодна? Мой супруг всегда стремился сделать из жены любовницу, а кончилось тем, что любовницу сделал женой.

Епископ Хагон не удерживал меня, да и мне он уже был неинтересен. Однако его слова не выходили у меня из головы.

И знаете, как я поступила? Переодевшись и спрятав лицо под вуалью, я отправилась в один из городских борделей, призвала самую востребованную шлюху (Святые великомученики! И за это Эдгар Армстронг ответит в аду!), и, хорошо заплатив, подробно расспросила, что она делает, дабы завлечь мужчин.

Затем я вернулась, велела вымыть себя, переоделась во все чистое и до конца дня даже не смогла притронуться к пище — меня душило отвращение. Однако я уже приняла решение и не собиралась останавливаться на полпути.

В Руан как раз прибыл граф Суррей, и я без колебаний испробовала на этом зануде приобретенные в борделе знания. Проглотив пару кубков мальвазии, [87] я попросту взяла его штурмом — так, как сходу берут бастиды. [88] Суррей не почувствовал притворства, и к исходу ночи валялся у меня в ногах, твердя, как я восхитительна, а затем стал умолять меня отправиться с ним в Святую Землю.

Глупец! Я ушла раздраженная.

Оказалось, что обманывать мужчин не составляет ни малейшего труда. Слегка пошевелите бедрами — и они распаляются, перестаньте стыдливо прикрываться — и они становятся ненасытными, взвизгните несколько раз для вида — и всякий станет считать, что он полностью покорил вас. Меня начало это забавлять, и в последующие пару недель я только тем и занималась, что пробовала эти маленькие хитрости то на одном, то на другом придворном. И ни один из них — ни один! — не уличил меня во лжи.

А клюнул бы Эдгар на этот крючок? Пока что самой крупной добычей в силках моей поддельной страстности оказался надменный и самоуверенный Валеран де Мелен, самый могущественный граф Нормандии. Его многие боялись, и даже я, признаюсь, некогда робела перед ним. А оказалось, что и его можно приручить, как бычка, — стоит только застонать под ним да обхватить покрепче ногами.

Граф Валеран был единственным, кто не опасался гнева Генриха Боклерка из-за связи со мной. Но однажды отец все же отправил в его замок сильный отряд конников с предписанием немедленно доставить меня к нему. Де Мелен не осмелился перечить, и меня отправили к королю, а оттуда, после короткого и ледяного по тону разговора, перевезли в женскую обитель в Фекан.

Случилось то, чего я всегда опасалась: меня упрятали в монастырь. Но отец, вероятно, еще не понял, что меня уже ничто не удержит, и спустя неделю сбежала оттуда, написав перед отъездом королю, что направляюсь в Норфолк. На самом же деле я помчалась в Бристоль, к брату Роберту. Уж он сумеет уговорить отца не быть со мной жестоким.

По пути я сделала остановку в Лондоне, где меня приветливо принял Стефан. Он был в отличном расположении духа — возможно оттого, что пользовался среди лондонцев уважением и поддержкой. Среди его свиты я неожиданно обнаружила одного из своих бывших рыцарей-телохранителей — Геривея Бритто. Наша встреча была оживленной, и в тот же вечер одна из фрейлин проводила в мой покой смуглого бретонца.

— Я никогда и мечтать не мог о подобном, — пробормотал Геривей, откидываясь на подушки и переводя дыхание. — Для нас ты богиней — прекрасной и недосягаемой. Но почему ты выбрала меня, а не Гуго? Ведь он всегда был твоим любимцем.