Чужак - Вилар Симона (читаем бесплатно книги полностью .txt) 📗

Из мрака голос Родима кричал:

— Смирись, отец! Это твоя судьба!

Но Боригор отбивался отчаянно. А с ним и последние верные кмети. Всех порубили. Самому князю голову снесли. Она так и покатилась под ноги Карине, уставившись на нее удивленным взглядом. Карина закусила косу, чтобы не закричать. Бросилась назад в избу, вжалась в угол.

Родим вошел, пригибаясь под низкой притолокой. В руке окровавленный меч. Не он ли и зарубил отца? Вбросив оружие в ножны, поглядел на Карину, улыбаясь.

— Ну, вот и ты, моя красавица.

Одним рывком разорвал на ней рубаху, кинул на полати, навалился, вдавливая в ее нежную кожу булатные пластины доспеха.

— Ну, ну, не вырывайся так. Знаешь ведь, что давно мне мила. Так что не обижу, в терем к себе возьму. Не наложницей, княгиней сделаю.

Несмотря на боль и унижение, Карина сообразила. Перестала биться, не хныкала, улыбалась ему в бороду. Жить-то хотелось, пугала мысль о том, что в курган с Боригором ее захотят положить.

Родим не обманул. Он и раньше всегда глядел на меньшицу отца восхищенно, даже руки дрожали в ее присутствии. Что, однако, не мешало при малейшей возможности то хлопнуть ее пониже спины, то по бедру огладить. Боригор заметил однажды — сразу кулаком по лицу сына прошелся. Теперь же Боригора не было в живых, лишь глаза на его отрубленной голове глядели, как сын-убийца наслаждается его любимой женой.

Но похоронил отца Родим с почестями. Карина же во время тризны сидела подле Родима, косу по вдовьему обычаю не срезала, сразу кикой, жемчугом шитой, покрыла. Ох, и косилась же на нее зло старая княгиня Параксева! Все опомниться не могла, когда сын прежнюю княгиню-соперницу на коне перед собой из леса привез, при всем честном народе в Елани новой княгиней объявил.

Наверное, Карина тогда даже торжество ощутила. Но недолго оно длилось. Родим, отличался от отца; тот бы никому собой помыкать не позволил. А этот чуть что — к матери за советом бегал. Вот та и подучивала сынка. Уже на второй день после тризны он ввалился в опочивальню Карины пьяный, ни с того ни с сего выхватил из-за голенища сапога кнут и давай ее пороть. Пока до крови не рассек, не успокоился. Едва отдышавшись, сказал назидательно:

— Всякий муж должен бить жену, чтоб знала, кто ее хозяин и господин.

Карина смолчала, хотя про себя и решила, что не позволит ни Родиму, ни его матери помыкать собой. Ведь всегда жила в ней некая гордость, отчасти из-за сознания своей красоты, отчасти оттого, что упряма была, привыкла всего добиваться. Вот и на этот раз Родим к ней с кнутом, а она так повернула, что он почти целую седмицу [36] ходил за ней, как побитая собака, в глаза заглядывал. А седмица прошла — и вновь после пира ввалился пьяный, бил кулаками, жестоко, больно.

— Ты мне еще указывать будешь, сука! Я твое племя терпейское в своем крае терплю, а кто они, приблудные? Мне мать сказала, откуда тебя Боригор привез. Так что нос от меня не вороти. Как велю, так и повиноваться должна. Ух, прибью!

И вновь удар. Она выворачивалась, кусалась, отбивалась, пока от боли не потеряла сознание, провалилась в небытие. Не чувствовала, как он быстро, грубо насыщался ее телом. Утром чернавки плакали, обрабатывая ее раны. — Пропала ты, княгинечка, совсем пропала. Родим, он всегда недобрым был, а тут его еще Параксева на тебя натравливает.

Карина молчала. За молчанием пряталась, как за щитом. Но для себя уже решила — уйдет. И хотя листопад [37] был уже на исходе, она ушла из Елани. Тайно ушла, никто и не заметил.

В Мокошину Пядь пришла скоро. И только когда отогрелась у родного очага, с досадой и раздражением поняла, что непраздна. А чей ребенок — Медведка ли, Родима, — не ведала. Однако ныне, когда она не солоно хлебавши возвращается в Елань-град, на это дитя у нее вся надежда. Скажет Родиму, что его это ребенок. А понадобится — и руку в огонь опустит, чтоб правоту свою доказать. Пусть верит. Ей же и дела нет до того, кого носит под сердцем.

Она провела рукой по животу. Если не ошибается, четвертый месяц она с дитем, а лишь выпуклость небольшая под ладонью ощущается. Талия же по-прежнему тонкая, ноги легкие, а вот грудь отяжелела, ноет по утрам. Но хоть прошла эта изнуряющая тошнота, изводившая ее поначалу. И она все еще хороша и соблазнительна, чтоб вновь привлечь к себе Родима. Чутьем, как одни только бабы знают, Карина знала, что люба ему. И теперь Параксева злая будет вынуждена смириться с ее возвращением. Княжича им Карина принесет. Но сперва надо суметь принести. Добраться.

Ночью вновь задул ветер, разыгралась пурга, Даже волков разогнала, Карина же под ее завывания сладко выспалась в дымной избушке. А под утро напилась горячей воды с заваренными веточками каких-то кустарников, стрыя напоила. Ее порадовало, что он глотал, даже находясь в беспамятстве. Но рана его вздулась, запах шел гнилостный. Это тревожило Карину. Понимала, что Акуна надо опытным волхвам-лекарям показать. Значит, следует торопиться.

Путь ей указывали все те же домовины на шестах, и она вновь смогла выбраться на дорогу. Колючий ветер так и налетал, жег лицо ледяной крупой. Но тут ей повезло. Откуда-то возникли сани легкие, лосем ручным запряженные. Мужичок в овчинном тулупе сначала только глянул, но, уже проехав, остановился.

— Замерзнешь тут, убогая. Иди, подвезу.

Карина едва не расплакалась. Глянула на бородатого, всего в шкурах, мужичка с благодарностью.

— Сами боги тебя мне послали, добрый человек. Мне до Елани. Близко тут.

Лось легко бежал по глубокому снегу, только пар от него летел. Возница не оглядывался, молчал нелюдимо. Девушка даже задремала под мерный скрип полозьев по снегу. Очнувшись, увидела, что едут они уже по обжитым местам, селища все чаще попадаться стали, но по-прежнему притихшие, редко где дым поднимался над шапками снега на крышах. Собаки, и те не лаяли. Когда сторожевые вышки стали попадаться на погостах, дозорные даже не выходили.

— Все, слазь, — неожиданно сказал возница. — В Елань — это тебе туда. Я в другую сторону еду.

Она повиновалась. Вновь впряглась в волокуши. Ничего, уже близко. Дорога тут под уклон шла, а там река внизу, за ней и град стоит.