Неукротимое томление - Уильямсон Пенелопа (книги без сокращений .TXT) 📗
И он ушел от нее.
Теперь он направлялся на север, вдоль Кеннебека, потому что снег здесь был тоньше, а солнце уже согревало верхушки деревьев. Приняв это ужасное решение, он ощутил спокойствие, похожее на оцепенение.
Боль затаилась где-то в глубине души, в подсознании. Он надеялся, что к тому моменту, как в нем вновь все всколыхнется и у его начнется агония, он уйдет уже так далеко, что желание вернуться станет неосуществимым.
«Богу известно, — подумал он с горечью, — я не из тех людей, кто приносят себя в жертву».
Теперь, когда он был свободен, его тянуло отправиться в поселение абенаки, но он не пошел туда. Там его терзали бы воспоминания о Делии и об их любви, а путь домой оттуда слишком легок. Он пойдет далеко вдоль реки, потом повернет на запад. Эссакамбит как-то говорил ему, что земля, которую йенги называют Америкой, простирается на запад до самого конца света, до другого океана, где по ночам прячется солнце. Вот туда, на край земли, он и отправится. Там он останется один со своими мыслями, воспоминаниями и мечтами о Делии.
У поворота реки он остановился, хотя еще не чувствовал усталость. Часто в детстве Эссакамбит заставлял его бежать весь день и всю ночь без воды и отдыха. Однажды, когда ему было двенадцать, его послали в лес, нагого, не дав с собой даже ножа. Он должен был вернуться через неделю, одетым, сытым и принести отцу в подарок мясо. А когда ему было всего шесть, он совершил переход из Кит-тари в Квебек, неся на себе узел такого же размера, как он сам. Тогда закалились его тело и дух. Однажды он уже потерял любовь и выжил.
«Я выживу и теперь, — сказал он себе, — я должен выжить». Мужчина, который все время получает уроки от жизни, обязан выполнять то, что ему предназначено, и идти вперед...
Он сел на бревно у реки и прислонил ружье к колену. Лучи солнца мягко согревали его лицо. От сильного ветра шла рябь по воде и шумели верхушки деревьев.
До него донесся запах сала и плохо выделанных шкур. Кто-то приближался.
Их было двое, и они старались не шуметь. Но воины абенаки вообще двигаются бесшумно. Возможно, это охотники. Вопрос в том, кто они: дружелюбные англичане или французы, скорее всего недружелюбные.
Медленно и осторожно Тай зарядил ружье. Пристроив его на колене, он положил палец на курок и стал ждать.
Они появились у реки через пять минут — Сильная Ложка и его подруга. Она согнулась под тяжестью груза, а он нес только свое ружье. Увидев Тайлера, он улыбнулся, показав гнилые зубы.
— Ты далековато забрался от дома, а док? — крикнул он, подойдя поближе.
Тай подождал, пока старый охотник встал прямо перед ним.
— Похоже, зима была удачной, — сказал Тай, кивая на кучу бобровых шкурок. Девушка держалась стоически, но Тай видел, что закрепленный на ее голове ремень, которыми были перехвачены шкурки, врезался в кожу лба.
— Мы идем в Фалмут, на закупочный пункт миссис Сьюзен Ты не слыхал, говорят, она хорошо пристроилась! Тай вздохнул.
— И за кого она вышла замуж? — спросил он, хотя его это вовсе не интересовало.
Охотник пожал плечами.
— За какого-то парня из Уэльса. Он раньше был бондарем, что ли. — Индеец почесывал бороду, наблюдая за Таем, и вдруг его лицо выразило смущение. — Знаешь, тут меня просили кое-что тебе передать. Я только теперь вспомнил. Нэт Паркес жив — его не убили и не скальпировали. Это был какой-то другой парень.
— Это мне уже сообщили. Но все равно спасибо.
Охотник заметил взгляд, который Тай бросил на его скво.
— Моя Несува поправилась с тех пор, как ты смотрел ее в Фалмуте, док. Я ей всю зиму давал жевать еловые побеги. Правильно?
Он удовлетворенно улыбнулся девушке, а та смущенно взглянула на Тая, поправляя тяжелый мешок на спине.
— Может, снимешь поклажу со своей женщины? — спросил Тай.
— Чего?
— Ну, помог бы тащить ей мешки.
— А зачем?
Тай снова вздохнул.
Охотник облизнул губы.
— У тебя нельзя хоть немного разжиться зерном?
— Нет, извини. — Тай положил на землю мешок, раскрыл его и достал оттуда кисет с табаком. — Но я могу предложить тебе покурить.
— Кинникинник?
Тай покачал головой.
— Нет, табак.
Охотник был явно разочарован, но все же взял протянутую ему трубку.
— Знаешь, я стал вроде почтальона, — сказал он, пуская кольца дыма — все послания передаю. То от тебя, то от полковника Бишопа, а теперь вот от одного парня в Пенобскот.
— О чем же твое новое послание? — спросил Тай, чтобы поддержать разговор.
— Бостон послал пару недель назад в Пенобскот военное судно. Оно выполняло миссию в Кастайне со своей пушкой и ухитрилось там угробить старого священника, Себастьяна Раля. Теперь абенаки просто с ума посходили. Они подняли свои боевые топоры после большого собрания всех племен, и теперь строят лестницы для осады, так что даже люди в форте не будут в безопасности.
Тая покоробило от этой колониальной политики. Если что и могло так настроить абенаки против поселенцев, так это гибель чх любимого французского священника.
— Ты уверен, что они намерены напасть первыми?
— Ты же лучше других знаешь — никогда не известно, что сделают абенаки. Но если меня спросят, как по-моему, куда они ударят в первую очередь, то я бы смело назвал Мерримитинг. Говорят, у одного безумца были видения, а в них что-то, связанное с этим местом. А потом — эй, что случилось?
Охотник уставился на пустой поваленный ствол, где минуту назад сидел доктор Тай, лениво глядя на солнце. Он огляделся — и река, и тропинка, которая вела в лес, были пустынны. Только белка сидела на ветке. Он взглянул на дымящуюся трубку, желая убедиться в том, что эта встреча ему не пригрезилась.
— И с чего это он вдруг исчез? — спросил охотник, ни к кому не обращаясь.
Пожав плечами, он продолжил свой путь вниз по реке. Его жена, Несува, молча шла позади него.
Половину лица он раскрасил белым, другую — черным и стал похож на обгоревшего. Это было необходимо, ибо видения убедили его, что он погибнет в огне. Он готов был встретить смерть с песней в сердце. Он умрет, но его народ спасется — разве не прекрасная смерть для воина?
Теперь видения посещали его постоянно. Ему уже незачем было прибегать к помощи водки, чтобы вызвать их. Он вновь и вновь видел одну и ту же картину, словно она являлась ему, чтобы он не забыл о своем предназначении.
