Эмма (пер. М.Кан) - Остин Джейн (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
Всей душою желала она неудачи Гарриет, уповая, что когда снова увидит их вдвоем, то сможет хотя бы определить, есть ли у нее в самом деле причины надеяться. Она с них глаз не будет спускать, и, пусть до сих пор ей не сопутствовала удача в искусстве наблюдать, — отныне она уже не ошибется… Его ждали назад со дня на день. Возможность для наблюдений представится скоро, слишком скоро, если страхам ее суждено подтвердиться. А до той поры, решила она, лучше не видеться с Гарриет. Ни им обеим, ни делу не будет пользы от новых разговоров. Она знала, что все равно не поверит, покуда есть основания сомневаться, а поколебать уверенность Гарриет была покамест не властна. Разговоры ничего не дадут, кроме лишних волнений… И она в добрых, но твердых выражениях написала ей, что пока не приглашает ее в Хартфилд, изъявив убежденье, что от доверительных бесед об известном предмете им лучше впредь воздерживаться, и надежду, что ежели они в ближайшие дни будут встречаться не иначе как на людях, избегая свиданий наедине, то смогут потом вести себя так, словно вчерашнего разговора не существовало… Гарриет согласилась с нею, подчинилась и поблагодарила. Едва этот вопрос уладился, как Эмму ненадолго отвлекли от предмета, который вот уже сутки во сне и наяву занимал собою ее мысли: приехала миссис Уэстон — она только что побывала у будущей невестки и по дороге домой завернула в Хартфилд, дабы, отчасти из чувства долга по отношению к Эмме, а более ради собственного удовольствия, поведать во всех подробностях об этом многозначащем визите.
К миссис Бейтс ее сопровождал мистер Уэстон и весьма достойно справился со своею ролью, но после она пригласила мисс Фэрфакс прокатиться с нею вдвоем и узнала за время этой прогулки гораздо больше, чем за четверть часа в гостиной миссис Бейтс, когда всех их сковывала неловкость.
В Эмме пробудилась толика любопытства, и она, стараясь поддерживать его в себе, расположилась слушать. Миссис Уэстон решилась ехать к миссис Бейтс не без внутренней борьбы — поначалу вовсе не хотела, предпочитая написать мисс Фэрфакс, а с нормальным визитом повременить до тех пор, покуда мистеру Черчиллу не станет легче смириться с тем, что тайна получит огласку, ибо, все взвесив, она поняла, что о посещении этом неизбежно пойдут толки; однако мистер Уэстон думал иначе, прежде всего желая показать мисс Фэрфакс и ее родным, что смотрит на случившееся благосклонно, — он считал, что никаких подозрений визит не вызовет, а если и вызовет, то не беда — ибо, заметил он, «такое все равно не скроешь». Эмма улыбнулась, подумав, что у мистера Уэстона есть основания для подобного вывода. Короче, решено было ехать. Джейн при виде их пришла в неописуемое смущенье и растерянность. Ей явно стоило труда поддерживать разговор; всякий взгляд ее, всякое движенье свидетельствовали о муках совести. Отрадно и трогательно было видеть тихую радость старушки, сияющее лицо ее дочери, которая даже примолкла слегка от восторга. Обе столь очевидно заслуживали уваженья, столь бескорыстно торжествовали, столь искренне думали только о Джейн — о всех других — и забывали о себе, что становилось тепло на душе. Недавняя болезнь мисс Фэрфакс послужила миссис Уэстон отличным предлогом пригласить ее прогуляться, она вначале дичилась и отнекивалась, но уступила настояньям, а во время прогулки миссис Уэстон, незаметно ободряя ее, помогла ей справиться с застенчивостью и понемногу разговориться о главном. Началось, разумеется, с извинений за то, что, когда миссис Уэстон впервые их посетила, то Джейн, рискуя показаться невежливой, большею частью отмалчивалась — затем последовали изъявленья горячей благодарности, которую она всегда питала к ней и мистеру Уэстону; когда же эти излияния иссякли, началась обстоятельная беседа о делах и планах в настоящем и будущем. Миссис Уэстон полагала, что она принесла облегченье ее собеседнице, у которой за столько времени многое накопилось на душе, и сама осталась очень довольна тем, что от нее услышала. — С особенным волненьем говорила она о том, чего ей стоило таиться все эти месяцы, — продолжала миссис Уэстон. — Вот ее слова: «Не стану говорить, будто со времени нашей помолвки у меня не было счастливой минуты, но могу смело сказать, что не знала после нее ни одного спокойного часа», — губы у ней дрожали, Эмма, и я пожалела ее всем сердцем.
— Бедная! — сказала Эмма. — Так, значит, она корит себя за то, что согласилась на тайную помолвку?
— Корит? Мне кажется, никто не осуждает ее столь сурово, как она сама. «Этот поступок, — говорила она, — стал для меня причиною непрестанных страданий, и это справедливо. Зло влечет за собой наказанье, но продолжает оставаться злом. Страдания не искупают вины. Им никогда меня не обелить. Я действовала против собственных правил — все кончилось счастливо, все добры ко мне, но совесть мне подсказывает, что это не заслужено. Не думайте, сударыня, — прибавила она, — что меня дурно воспитывали. Не судите по моей ошибке о друзьях, которые учили меня и пеклись обо мне. Виновата я одна, и, хотя, казалось бы, нынешние обстоятельства могут мне служить оправданьем, поверьте, я со страхом думаю о той минуте, когда должна буду все рассказать полковнику Кемпбеллу».
— Бедная! — повторила Эмма. — Видно, она любит без памяти. Видно, одна любовь толкнула ее на этот шаг. Любовь пересилила разум.
— Да, сила ее чувства не вызывает у меня сомнений. Эмма вздохнула.
— Боюсь, что и я изрядно приумножила ее страданья…
— Вы, дружок, это делали, сами того не зная. Впрочем, сколько я поняла, отсюда, быть может, и проистекали размолвки, на которые он нам намекал. Зло, совершенное ею, говорила она, имело естественным следствием то, что она начала вести себя неразумно. Сознавая, что поступила неверно, она сделалась жертвою бессчетных тревог и страхов, сделалась вздорной, раздражительной, и, должно быть — даже наверное, — ему было трудно это выносить. «Я перестала считаться с его складом натуры и нравом, — говорила она, — с его прелестною живостью, с веселым, легким характером, который в обычных обстоятельствах составлял для меня одно из главных его очарований». Затем она стала говорить о вас — сколько доброты вы к ней выказали, когда она хворала, и, красноречиво краснея, просила меня при первой возможности передать вам ее благодарность — величайшую благодарность — за эти добрые побужденья и старанья оказать ей помощь. Ей совестно, что она их без должной признательности отвергла.
