Погнутая сабля (ЛП) - Грэм Уинстон (книги онлайн полные .TXT) 📗
— Похоже на то, — согласился Росс.
Принц снова взвесил в руке саблю и зевнул.
— Что ж, а теперь вам лучше опуститься на колено, сэр. Таковы традиции, знаете ли. Ну, если ваша спина еще гнется... Не бойтесь, я не собираюсь рубить вам голову.
Когда переполненный пакетбот достиг Кале, началась суета и давка. Полдарки забронировали комнаты в самом крупном и известном постоялом дворе месье Дессена — утверждалось, что там сто тридцать кроватей и шестьдесят слуг. Хотя и немного запоздало, они собрались в гостиной своих апартаментов и позавтракали свежей макрелью, жареной олениной и чаячьими яйцами, запив всё это красным вином. Потом все отправились по постелям и забылись тяжелым, но беспробудным сном, невзирая на крики, топот ног и передвижения других прибывающих и отбывающих путешественников.
На следующее утро было необходимо получить новые паспорта, и когда с этим было покончено, а счета оплачены, пробило десять, и их уже ожидал дилижанс — две потрепанных и проеденных молью кареты, соединенные вместе и запряженные тройкой огромных тягловых лошадей, медленно вышагивающих по ухабистым улицам. Кучер оказался низким брюнетом в драном синем мундире, с бронзовыми серьгами и густыми усами. Форейтор — в длинной синей рубахе, кожаном фартуке и огромных грязных сапожищах, выглядящих так, будто он переходил гавань вброд. Карета с грохотом потащилась прочь из города. По-прежнему сыпал мелкий снег. Несколько часов проехали без остановок, не считая смены лошадей, миновали Булонь, Саме, Кормон и добрались до Монпелье, где Полдарки провели вторую ночь, а Беллу и Генри искусали клопы.
Генри, то есть Гарри, как его чаще называли, был спокойнейшим ребенком и очень напоминал Демельзе Клоуэнс в детстве. В нем не проглядывало нервное напряжение Джереми, ни постоянное бунтарство и самоутверждение Беллы. Но ему не понравились зудящие красные точки, и он ныл весь следующий день во время поездки, начавшейся в шесть утра и закончившейся в пять вечера в Амьене. Здесь постоялый двор оказался чище, а хозяин предложил лосьон для облегчения укусов.
Демельза не спала во время тряски и раскачивания на ухабах и смотрела в окно, сидя рядом с Россом, наблюдала и слушала, а иногда поеживалась, сунув руки под мышки, и пораженно вздрагивала.
— Я не понимаю ни слова, Росс, — сказала она. — Это хуже голландского. И они такие потрепанные! Видимо, война дорого им обошлась. Но какая страна! Совсем как Англия, разве нет? Совсем никакой разницы!
— А ты ее ожидала?
— О да! Это же Франция. Ты бывал здесь прежде и знаешь, как она выглядит. Но я ожидала, что местность за городом будет другой — другая ведь страна.
— Это и есть другая страна.
— Но если закрыть глаза, то можно подумать, что это Англия, только бедная часть Англии, совсем захудалая. Деревья такие же, но тоньше, и коровы такие же, но тоньше, и собаки такие же.
— Но тоньше?
— Ну да, именно так. И всё гораздо грязнее. Когда мы приедем в Париж?
— Думаю, часам к четырем.
Они проезжали по Шантильи, чудесной деревне с высокими деревьями вдоль дороги, и мимо возникающих среди густой темноты зимних лесов замками. Трясясь по дороге, они миновали целые поля с кривобокими кустами высотой не более двух футов, и Росс сказал, что это виноградники, потом подъехали к Сен-Дени, где остановились подкрепиться, а незадолго до темноты завидели грозные ворота Парижа.
Ворота обрамлял высокий деревянный забор под охраной солдат, нищие и мальчишки-оборванцы с интересом глазели на вновь прибывших, а неопрятные женщины кричали с порогов грязных хибар и деревянных лачуг.
Здесь изучили их паспорта, и они пересели в частный экипаж поменьше, поскольку дилижанс направлялся к Нотр-Дам. И снова они покатились по узким запруженным народом улицам — Лондон по сравнению с этим казался просторным. Заторы, шум и наседающая толпа между осыпающимися средневековыми домами, чьи силуэты пронзали темное небо. Дети-попрошайки бежали вдогонку за каретой, лошади пятились и скользили на подтаявшем снегу, переворачивались тележки, в переполненных тавернах возникали драки, воняли открытые сточные канавы, кругом злобная солдатня и нищие, нищие повсюду, и тут, довольно неожиданно, карета миновала самое неприятное место старого города и выехала на обширное открытое пространство — площади Согласия.
— Белла, — сказал Росс, — именно здесь стояла гильотина. Видишь ограждение на том пятачке? Именно там умер король, прежний король, и все аристократы, а еще Дантон с Робеспьером, когда подошла их очередь, и многие тысячи других. Жаль, что ее убрали, но это одно из немногих хороших деяний Наполеона.
— Ох, какая жалость! — воскликнула Белла. — Мне бы так хотелось увидеть ее в действии.
— Кстати, клянусь Богом, он сделал не только это, — добавил Росс, оглядываясь вокруг после двенадцати лет отсутствия. — Это совершенно новый город! Вся эта часть. Вот Дуайт удивится, когда увидит.
Британское посольство располагалось на улице Фобур Сент-Оноре. Огромное красивое здание когда-то принадлежало принцессе Полине Бонапарт и лишь недавно перешло в руки британцев — его приобрел Веллингтон от имени британского правительства. Говорили, что за особняк заплатили почти миллион старых франков.
Они свернули к высоким открытым воротам, кучер переговорил с караульным, и лошади зацокали по двору, где справа находилась конюшня, а слева — нечто похожее на кухню. Затем Полдарки поднялись по великолепной изогнутой лестнице к парадной двери.
Измотанные после поездки, с двумя детьми и служанкой, они чувствовали себя грязными и потрепанными. Их поприветствовал хорошо одетый секретарь по фамилии Маккензи, а два лакея в алых ливреях и белых париках отвели наверх, в их комнаты, и отнесли багаж. Демельза как никогда в жизни чувствовала себя не на своем месте. С другой стороны, на миссис Кемп, все три дня жалеющей о том, что пересекла реку Теймар, особняк произвел впечатление и приободрил своим величием.
Именно на это и надеялась Демельза — усталость и неудобства прошедших двух недель быстро позабудутся. В их распоряжение предоставили две большие комнаты на втором этаже, плюс дополнительную гардеробную, если понадобится, и пока они осматривались и распаковывали сундуки и саквояжи, а еще один лакей разжигал камин, вошла худенькая привлекательная женщина лет двадцати и поприветствовала их. Это была Эмили, жена Фицроя, она принадлежала к семье Уэлсли-Поул и была племянницей герцога Веллингтона. За ней вошел и сам временный британский посол. Фицрой Сомерсет был молод, хорош собой, со свежим цветом лица, проницательными глазами и орлиным носом, как у его матери, в девичестве Боскауэн.
Позже они вместе поужинали и познакомились с герцогиней Веллингтон — довольно заурядной и похожей на старую деву дамой с землистым цветом лица. Вероятно, она была не старше Демельзы, но выглядела так, будто принадлежит к другому поколению. Оказывается, только вчера она получила известие о гибели любимого брата в бессмысленном сражении под Новым Орлеаном, состоявшемся уже после достигнутой договоренности о мире, и потому принимала мало участия в разговоре. Присутствовал также второй человек в посольстве, мистер Чарльз Багот.
Фицрой Сомерсет обменялся с гостями любезностями по поводу Треготнана и Фалмутов и заверил Росса, что совершенно оправился после ранения при Буссако, а также сказал, что следующим вечером устраивает прием, будут присутствовать различные персоны, с которыми Россу полезно встретиться. А леди Фицрой Сомерсет тем временем посоветовала Демельзе снять квартиру на улице Виль-Левек, неподалеку от посольства, но предложила им провести в посольстве еще одну ночь, чтобы было время для обустройства.
Вскоре дамы удалились, а трое мужчин перешли к портвейну.
Через несколько минут Сомерсет вдруг произнес:
— Я вскользь осведомлен о цели вашего визита, Полдарк, и всячески постараюсь вам поспособствовать.
