Любовь против правил - Вальтер А. И. (книги бесплатно полные версии TXT) 📗
– Стой! Будь ты проклят, остановись!
Гастингс оставил это без внимания. Он приподнял Фица в нечто близкое к вертикальному положению и затолкал его, полностью одетого, в ванну, полную обжигающей холодной воды.
– Боже милостивый!
– Приди в себя, пьяница! – ревел Гастингс. – Я не могу заставлять полковника Клементса ждать так долго.
«Полковник Клементс может отправляться к дьяволу».
Затем, под грохот кувалды, снова принявшейся за работу, Фиц вспомнил, что сегодня день его свадьбы. Никто не в состоянии остановить время, и меньше всех молодой человек, который хотел всего лишь сохранить то, что имеет.
Он вытер мокрой ладонью лицо и наконец открыл глаза. Он находился в ванной комнате с отставшими коричневыми обоями, рваными грязно-зелеными занавесками и погнутой рамой от зеркала, которого не было в помине. Его городской особняк, с раздражением понял он. Какая бедность!
Гастингс не испытывал к нему сострадания.
– Поторапливайся!
– Полковник Клементс… – Фиц с силой втянул в себя воздух. Ему показалось, будто он получил удар в правый глаз. – Он не должен был заявляться сюда до половины одиннадцатого.
Свадьба была назначена на половину двенадцатого.
– Уже четверть одиннадцатого, – угрюмо сказал Гастингс. – Мы пытаемся привести тебя в чувство последние два часа. Первый лакей не сумел заставить тебя даже пошевелиться. Второго ты вышвырнул из комнаты. Мне удалось натянуть на тебя твой утренний костюм, но ты выплеснул на него свой плохо переваренный вчерашний ужин.
– Ты шутишь. – Фиц ничего не помнил.
– Хотел бы, чтобы было так. Это произошло час тому назад. Твой костюм окончательно испорчен. Тебе придется надеть мой. А если ты и его испортишь, клянусь, я спущу на тебя моих собак.
Фиц прижал мокрые пальцы к вискам. Это была неудачная мысль. Острая боль пронзила его мозг. Он застонал от муки.
– Почему ты позволил мне так напиться?
– Я пытался остановить тебя – ты чуть не сломал мне нос.
– Это чудовищно.
– Именно так, лорд Фицхью. Одна из девиц, которых нанял Копли, сбежала, вопя на ходу, что не может совершать противоестественные действия, которые ты от нее требовал.
Фиц рассмеялся бы, если б смог. Двадцать четыре часа назад он был девственником – может, он им и остался, насколько он себя помнил.
– Это невероятно, – слабо пробормотал он.
– Но тем не менее, – сказал Гастингс. Лицо его выражало одновременно нетерпение, печаль и безнадежность. – Хватит, ты должен взять себя в руки. Соберись с духом. Карета отходит в одиннадцать – а ведь в одиннадцать мы должны быть уже в церкви.
– Почему это со мной случилось? – закрыв глаза, прошептал Фиц.
– Не знаю, не знаю, – ответил Гастингс, крепко сжав плечо друга. – Чем я могу помочь?
Чем он может помочь? Чем хоть кто-нибудь может ему помочь?
– Просто оставь меня сейчас одного.
– Хорошо. Даю тебе десять минут.
Десять минут.
Фиц закрыл ладонями лицо. Как он может собраться с духом, если вся его жизнь рассыпалась на куски? За десять минут ему это не удастся, это точно. Не хватит даже сотни минут, а то и десяти лет.
Каким-то чудом кортеж жениха прибыл на место раньше кортежа невесты, правда, всего лишь на пару минут.
Гастингс пытался побудить Фица вбежать в церковь, чтобы его не было видно снаружи, когда подъехала карета невесты. Но Фиц был не способен на подобный подвиг, даже если бы ему грозили ударом ножа в спину.
– Я ведь не опоздал, – сказал он, оттолкнув руку Гастингса. – Чего же еще им от меня нужно?
Церковь находилась в десяти минутах езды от его нового городского дома. Ему следовало быть в церкви по меньшей мере час тому назад, дожидаясь в ризнице, пока не настанет время идти к алтарю.
И он был бы там, Господи, непременно был бы, если бы женился на Изабелл. Он бы поднялся с рассветом и был бы готов раньше, чем любой из слуг. Это он постучался бы к ним в двери, чтобы удостовериться, что они поднимутся вовремя и будут одеты должным образом. И если бы на мальчишнике, устроенном по случаю окончания его холостяцкой жизни, появились девицы легкого поведения, он отправил бы их к своим однокашникам. Не для него это – марать свое тело в ночь перед свадьбой.
Но вот он здесь, замаранный, плохо одетый и опоздавший. Однако при всем при этом более чем пригодный для церемонии, которая торжественно узаконит продажу его имени, а со временем и его персоны.
Яркое солнце безжалостно пекло, делая стук в голове невыносимым. Воздух в Лондоне почти всегда был грязным – нередко угольная пыль скрипела на зубах. Но продолжительные проливные дожди, не прекращавшиеся всю тоскливую последнюю неделю его свободы, вымыли его дочиста. Небо было ясным, безоблачно голубым, неуместно красивым – идеальным для любого сочетающегося браком, кроме него.
Изнутри церковь была задрапирована белой органзой. Многие мили ткани ушли на убранство храма. Как и тысячи белых ландышей. Их запах густо наполнял воздух. Все еще не оправившийся желудок Фица свело спазмом.
Церковь была заполнена до предела. Когда он шел по проходу, все лица обернулись к нему, сопровождаемые громким шепотом, – без сомнения, комментировалось его почти непростительное опоздание.
Однако когда он приближался к алтарю, минуя ряд за рядом, все замолкли. Что они увидели на его лице? Отвращение? Печаль? Отчаяние?
Он ничего не видел перед собой.
А затем он увидел Изабелл, поднявшуюся со своего места на скамье и повернувшуюся к нему. Он остановился, пристально вглядываясь в ее осунувшееся лицо. Глаза ее покраснели и припухли, кожа стала бледна, как снег. Она была необыкновенно прекрасна.
Она смотрела на него в упор. Губы ее приоткрылись, складываясь в слова: «Бежим со мной».
Почему бы нет? Пусть Хенли-Парк сгниет. Пусть его кредиторы сами позаботятся о себе. И пусть Грейвзы найдут кого-нибудь еще, чтобы приковать к своей дочери. Это его жизнь. И он хотел бы прожить ее так, как ему нравится. Почему кто-то должен ему диктовать?
Все, что ему нужно сделать, – это протянуть ей руку. Они найдут свое место в мире и выкуют собственную судьбу. Возьмут жизнь за рога и будут бороться до последнего.
Фиц поднял руку на дюйм, затем еще на один. Забыть честь, забыть долг, забыть все, для чего его растили. Все, что им нужно, – это любовь.
Но любовь сделает ее отверженной. Она потеряет свою семью, своих друзей и все надежды на будущее. А случись с ним что-нибудь, прежде чем они состарятся, он обречет ее на беспросветную жизнь, полную лишений.
Фиц опустил руку. Гастингс сжал его плечо. Фиц стряхнул его ладонь. Он взрослый мужчина и сам знает, как поступать. Ему не нужен кто-то еще, чтобы тащить его к алтарю.
Не отрывая взгляда от Изабелл, он беззвучно передал ей губами: «Я люблю вас».
Затем, высоко подняв голову, он прошагал остаток пути к своей погибели.
Милли не раз приходилось бросать взгляд на своего жениха во время брачной церемонии.
В нужный момент она поворачивала лицо к нему, но под вуалью смотрела только на подол своего экстравагантного платья, с отделкой столь же тяжелой, как тоска у нее на сердце. А когда он поднял вуаль, чтобы скромно поцеловать ее в щеку, она сосредоточилась на его жилете, бледно-сером в едва различимую мелкую клеточку.
Теперь они официально стали мужем и женой и ими останутся до последнего вздоха. Все присутствующие поднялись, когда новобрачные направились к дверям церкви. Ни один из друзей жениха не протянул ему руку, чтобы поздравить. Ни один даже не улыбнулся вновь испеченной паре. Несколько молодых леди, склонив головы друг к другу, перешептывались, усмехаясь.
Внезапно Милли увидела ее, мисс Изабелл Пелем, бледную, расстроенную, но в то же время почти величественную в своей гордости и спокойствии. Невероятно медленно по щеке ее катилась слеза.
Милли была потрясена. Столь открытая демонстрация эмоций – на грани дозволенного – была чужда ей.
