Дезире - Зелинко Анна-Мария (смотреть онлайн бесплатно книга TXT) 📗
— Да, это парча — королевский шелк, — сказал Этьен. — Папа всегда говорил, что он подойдет только для придворного туалета.
— Но парижские дамы еще ходят в элегантных туалетах, — заметила я.
Этьен перебил раздраженно:
— Парижские дамы больше не дамы. Нет… Эта парча неуместна в нынешней Франции.
— Я позволил себе купить этот шелк. Я счастлив, что купил его. Это — сувенир… — Персон проглотил слюну. — Сувенир о вашем покойном отце и о доме Клари.
Я мысленно похвалила Этьена. Не имея возможности продать во Франции этот отрез парчи, он сбыл ее Персону и, вероятно, за хорошие деньги. Дом Клари не потерял на этой операции…
— Мне жаль было расстаться с этим шелком, — сказал Этьен, — но на родине м-сье Персона есть королевский двор, и будем надеяться, что Ее величеству, королеве Швеции понадобится новый придворный туалет, а купив эту парчу, она может назначить м-сье Персона придворным поставщиком.
— Не следует хранить парчу долго. Шелк может посечься, — сказала я, почувствовал себя до кончиков ногтей дочерью торговца шелком.
— Только не этот шелк, — заявил Этьен. — Он очень плотно заткан золотыми нитями.
Пакет был очень тяжелый, и я прижимала его к груди обеими руками. Было еще рано, и солнце пекло не сильно, но по моим щекам катился пот. Мы немного опоздали, и это помешало нам попрощаться по всей форме. Все пассажиры были уже на местах. Этьен со вздохом облегчения опустил чуть не на колени какой-то дамы тяжеленный чемодан, а Персон, желая пожать руку Этьена, уронил корзинку с провизией. Потом дилижанс тронулся, и Персон все пытался выглянуть из окна, чтобы удостовериться, хорошо ли кучер привязал на крыше его драгоценный сверток.
Последней фразой Персона было:
— Я буду очень хранить его, м-ль Эжени.
Этьен спросил, о чем он говорит, и я ответила:
— О Декларации Прав человека, о том листке, который принес папа. — И я почувствовала, что мои глаза вдруг защипало. Но тут же я подумала, что родители Персона будут очень рады вновь увидеть его лошадиное лицо, и еще подумала, что в этот момент кто-то навсегда ушел из моей жизни…
Этьен пошел в магазин, и я пошла с ним. В магазине я себя чувствовала, как дома. Папа часто брал меня с собой и всегда объяснял мне все, что касалось торговли шелком. Я хорошо умею различать сорта, даже умею отмеривать и делать свертки. Папа говорил, что это у меня в крови, так как я истинная дочь торговца шелком.
Несмотря на ранний час, в магазине уже были покупатели. Мы вежливо поздоровались с ними, но я сразу поняла, что крупных покупок не будет, так как здесь были гражданки, которые покупали кусочек муслина на косынку или дешевую тафту на юбку.
Теперь уже не увидишь в нашем магазине шикарных дам из окрестных замков, которые делали большие заказы для предстоящей охоты или праздника в Версале. Некоторые казнены, многие бежали в Англию, некоторые скрываются под чужим именем и живут там, где их не знают.
Этьен часто жалеет, что при Республике прекратились балы и приемы. Дело, конечно, в ужасной скаредности и морализме Робеспьера.
Я некоторое время толкалась в магазине и помогала клиентам выбирать подходящий материал или ленты дли своих девочек — работа, которую терпеть не мог Этьен и которую он охотно возлагал на меня. Потом я вернулась домой, думая, как всегда, о Наполеоне, и я спрашивала себя, наденет ли он новую форму в день помолвки Жюли.
Дома я застала маму в большом волнении, так как Жюли предупредила, что после полудня придет Жозеф и будет просить ее руки. Мама чувствовала себя растерянной, потом она ушла в город, чтобы посоветоваться с Этьеном. Когда она вернулась, у нее болела голова от жары, она легла на диван и сказала, чтобы ее позвали, когда придет гражданин Жозеф.
Жюли вела себя совсем как сумасшедшая. Она бегала взад и вперед по гостиной и стонала. Она была зеленого цвета, и я видела, что ей совсем плохо. Ведь у нее всегда болит сердце, когда она волнуется. Тогда я взяла ее с собой, и мы сели в беседке. Пчелы гудели вокруг ползучих роз, и я чувствовала, что дремлю и мне очень хорошо и спокойно.
«Как проста и прекрасна делается жизнь, если любишь кого-нибудь, — думала я. — Тогда знаешь, что принадлежишь только ему. Если мне запретят выйти за Наполеона замуж, я сбегу с ним, не сказав никому».
В пять часов показался огромный букет, сзади которого не было видно Жозефа. Мари приняла букет, а Жозеф закрылся с мамой в гостиной. Я приникла к замочной скважине, чтобы подслушать, о чем они говорят. Но я не могла понять ни слова.
— Сто пятьдесят тысяч франков золотом, — сказала я Жюли, которая стояла подле меня у двери. Она вздрогнула.
— Что? Что ты говоришь?
— Я говорю о ста пятидесяти тысячах франков золотом, которые папа оставил тебе в приданое, и столько же — мне. Разве ты не помнишь, что нотариус читал нам все это, когда вскрыли папино завещание?
— Мне это совершенно безразлично сейчас, — сказала Жюли, перебивая меня. Она достала платок и вытерла мокрый лоб. Господи, когда девушка становится невестой, она так забавно ведет себя!
— Ну, уже можно поздравлять? — сказал кто-то сзади нас.
Наполеон! Подошел неслышно и теперь стоял рядом с нами у двери.
— Могу ли я, в качестве будущего родственника, разделить с вами тяготы ожидания?
Жюли потеряла терпение.
— Делайте, что хотите, но оставьте меня в покое, — сказала она, всхлипывая.
После этого мы с Наполеоном на цыпочках пошли к дивану и тихонько уселись. Я боролась со смехом, так все было забавно. Наполеон незаметно толкнул меня.
— Немного выдержки, Эжени. Буду тебе очень благодарен, — прошептал он, делая серьезное лицо.
Наконец, мама показалась на пороге и сказала дрожащим голосом:
— Жюли, войди, прошу тебя!
Жюли вошла в гостиную. Она едва владела собой. Дверь за ними захлопнулась.
А я… Я обвила руками шею Наполеона и смеялась, смеялась не в силах остановиться.
— Перестаньте целовать меня, — сказала я, наконец, задыхаясь, потому что Наполеон, конечно же, использовал создавшееся положение. Я откинулась к спинке дивана и оглядела Наполеона. Он был в своем старом мундире с лоснящейся спиной.
— Вы могли бы надеть сегодня свою парадную форму, дорогой мой генерал, — заметила я.
— У меня ее нет, Эжени, — ответил он. — У меня нет пока денег, чтобы купить новую форму, а Республика нас не одевает. У меня просто нет денег.
— Ну конечно, вам ведь нужно содержать мать и младших братьев и сестер, — начала я.
— Дети мои, я хочу сообщить вам огромную новость… — мама стояла перед нами, смеясь и плача одновременно.
— Жюли и Жозеф… — ее голос задрожал. Потом она продолжала: — Эжени, позови скорее Сюзан и посмотри, вернулся ли уже Этьен. Он обещал мне вернуться сегодня в пять часов.
Я поднялась по лестнице и привела обоих. Потом мы пили шампанское. В саду темнело, но Жюли и Жозеф не спешили в беседку. Они обсуждали вопрос будущего жилища, которое они хотят купить в предместье. Часть приданого Жюли пойдет на покупку хорошенькой виллы.
Наполеон ушел, чтобы рассказать матери. А я пишу свой дневник. Мое приятное опьянение выветрилось. Теперь я чувствую лишь усталость и немного грусть. Потому что скоро я останусь одна в нашей белой комнате и не смогу пользоваться румянами Жюли, и не буду читать потихоньку те романы, которые лежат на ее ночном столике…
Я не хочу грустить. Лучше буду думать о чем-нибудь веселом. Нужно узнать дату рождения Наполеона. У меня есть немного сбережений, и я могла бы купить ему новую форму. Но где они продаются, генеральские мундиры?
