Поездом к океану (СИ) - Светлая Марина (читать книги онлайн бесплатно полностью без .txt) 📗
— Они заберут его потом. Ты все равно не сможешь сейчас его привезти к ним.
— Нет, я себе, — сдержанно ответила Аньес. — Я… чтобы у меня что-нибудь было.
У тебя было все! — хотелось воскликнуть ему.
У тебя было все, но тебе оказалось мало!
Но добивать ее этими словами он не мог. Она живой человек, а это — все равно что прикладом двинуть в висок.
— Ты подаришь ему еще много игрушек после. Когда все это закончится. Я тебе обещаю.
План был до черта прост. Уехать в Требул и там переждать некоторое время. Убедиться в том, что никто их не преследует. Обратная дорога в Париж для Аньес теперь была заказана, но, возможно, в стороне от шума столицы ее оставят в покое. Верилось в это мало. Юберу было недостаточно подобной веры. Если все выйдет благополучно, этой женщине лучше иметь другое имя и желательно, другую внешность. Этим он и собирался озадачиться в ближайшие дни.
Имелся у него и запасной план, который должен был сработать в том случае, если надежды остаться во Франции и выжить у Аньес не останется, но даже думать о подобном он сейчас не мог. Он был сосредоточен на дороге. Выбраться из Парижа представлялось первостепенной задачей.
— Я больше никогда его не увижу, — побелевшими губами вдруг сказала она, вызывая в нем волну негодования. Он вздрогнул и повернулся к ней. Ее вид был ужасен, и Лионец сейчас очень ясно сознавал — в этой борьбе участвует только он. Она уже не борется за себя.
— Увидишь, — с нажимом ответил Юбер. — Я это сделаю, чего бы мне это ни стоило.
Она мотнула головой и замолчала. После сцены у его дома, когда они ссорились в ее Ситроене, она выглядела тихой и странной, будто бы растратила всю себя на тот последний их разговор. А ведь тогда они еще не знали, что самое страшное уже происходит. Оно шло за ними по пятам, подступая все ближе и дыша в затылок. Оно и сейчас поселилось в салоне, устроилось на заднем сидении, а Юбер все еще пребывал в неведении, надеясь, что можно что-то исправить.
Они проезжали коммуну за коммуной бессчетное число километров, далеко-далеко на запад, понимая каждый по-своему, что эти километры на сей раз отмеривают время, которое им оставалось. Чем ближе они к концу пути, тем меньше у них мгновений друг для друга. И Анри вновь был дорогой. Ее дорогой, пусть Аньес и не сознавала того.
Утром она его не застала — он ушел. Проснулась — в кресле пусто. И на мгновение ей почудилось, что он ушел насовсем. Стоило представить себе такой его поступок, как ее обуял страх, похожий на тот, что она испытывала в свою первую ночь в джунглях. Желание забиться куда-нибудь и не выходить. Она сжалась на самом краю постели, подтянула к себе коленки и ждала того, что случится потом. Впрочем, разве возможно для нее хотя бы какое-нибудь потом? Все застыло. В отсутствие Анри Юбера застыло все.
И она сама как кусок мертвого мрамора.
В комнату иногда заглядывала маленькая девочка, подолгу смотрела на нее, сунувшись носом в щель в дверном проеме, но ничего не говорила, а после убегала в другую комнату и там уже весело спрашивала у матери по-немецки, кто же их гостья, будет ли она с ней играть, чем ее накормить и откуда она взялась. Хозяйка отвечала ей негромко и монотонно, ее голоса она почти что не слышала. Ей хватило того, что ребенок говорит бесконечно много. Аньес сунула голову под подушку, надеясь, что это поможет заглушить звуки, но ничего не действовало. Если бы она ни слова не понимала по-немецки, было бы проще. Но каждое предложение врывалось ей под череп и не оставляло места покою.
Потом принесли завтрак и снова оставили е одну.
За это одиночество Аньес была благодарна. Так, во всяком случае, у нее было время подумать, и думалось ей о разном, большей частью — о том, что ее отъезд должен стать отъездом в один конец. Она замучила всех, и в первую очередь — самых близких. Есть на свете такие люди, которые одним фактом своего существования мучат других. Этот ход мыслей был очень опасным и, наверное, потому манил сильнее прочих — среди всех возможных дверей толкнуть именно ту, что уводит в никуда.
Нет, она потом послушно делала все, что говорил Юбер. Она собиралась, причесывалась, позволила сделать собственную фотографию для документов. Где, как, каким образом этот невозможный человек собирался добывать ей новые бумаги, она не представляла себе, может быть, потому что в тот момент уже не особенно вникала в происходившее вокруг, самоуглубившись и дистанцировавшись. Лишь единожды она оживилась — когда ей сказали, что они едут в Дуарнене.
«Меня там знает даже нищий в подворотне. Я не уверена, что это лучшая из твоих идей», — заметила она, когда они спускались вниз, к машине.
«Один раз ты могла бы мне довериться. Я большего и не прошу, кроме единственного раза», — ответил ей Анри.
«Я это сделала еще вчера».
Такое ее состояние Юберу совсем не нравилось. Нет, не нравилось, он дергал ее, теребил, пытался растормошить. И она даже реагировала на его слова, а сама ожила только вспомнив про слоненка. И показалась ему маленькой девочкой, у которой ни одного дня жизни не было счастья.
Но ведь оно же было.
Юбер никогда не поверил бы в то, что не было.
Аньес было чем жертвовать, все на свете она посчитала меньше и ниже того, что до́лжно сделать, и, кажется, просчиталась. Иначе это все не убивало бы ее секунда за секундой. Глаза — две плошки, на дне которых вода. А он сам видел, как горели они у нее на кухне, когда на его коленях устроился ее маленький сын. Значит, счастье — было. Счастьем были и Робер, и то утро, и он сам. Будто бы у них семья, и никогда не существовало никакого Жиля Кольвена.
Аньес молчит. А в его голове долбит ее голосом: «А я ждала твоего звонка и буду ждать тебя в Париже», — отчего он лишь крепче сжимает руль и старается не глядеть сейчас на нее. Потому что иначе его и самого развезет, а этого нельзя, хотя бы один из них двоих должен оставаться в здравом рассудке. То, что Аньес до здравости далеко, было очевидно с первого взгляда.
Остин двигался вперед, нигде не останавливаясь. Юбер опасался показываться на глаза в маленьких придорожных бистро, и выпускать из машины свою спутницу тоже. Его модель автомобиля была слишком приметна, даже нарочито парадна, чтобы не обратить внимания, но и тайны он не делал из своего путешествия, потому куда лучше, чтобы считалось, что он действительно ехал один. Если не задерживаться, то вполне можно проскочить. Впрочем, Аньес никуда и не рвалась. Она вообще ничего не хотела, кроме дурацкого слоненка с тарелками, единственного, что ей было нельзя.
К позднему вечеру они добрались до Ренна. Ее мать и сын — в Ренне. Это Аньес сказала ему по пути, и он невольно вспоминал квартиру, куда приползал уставшим голодным псом со стройки в то нелепое время, когда не знал, куда девать самого себя. Квартира у нее осталась, теперь там жили мадам Прево и мальчик. Аньес сообщила это словно между делом, как будто бы это не имело значения, но он знал, как подрагивает у нее внутри от осознания близости к мальчишке. Как по живому драть.
— Какая у Робера фамилия? — медленно спросил Анри, едва ее голос стих, и она уставилась в окно, за которым было плохо видно и шел дождь.
— Как у меня.
— Стало быть, он не записан на имя своего отца?
— Да. Я его вымарала. Так лучше.
— Это несправедливо, он не виноват, что его родители…
— В том-то и дело, Анри. Он не виноват. Все я. Мой сын. Не мучь меня, пожалуйста, вопросами.
— Мне нужны ответы, Аньес.
Она повернулась к нему. Ее ноздри раздувались, как бывало всегда, когда она сердилась, но сейчас Юбер чувствовал в ней другое, безошибочно узнавая беспомощность. Ему стоило еще сильнее надавить на нее — и полетели бы в стороны черепки. В своем бессилии она совершенно безжизненным голосом сказала:
— Я никому не буду навязывать расплату за свои поступки. Робер всем обеспечен, на его имя открыт счет с некоторым состоянием. Пусть это единственное, что я оставлю ему, но его будущее будет… черт… оно будет. Довольно этого.
